Двенадцать разбитых сердец, или Донжуан поневоле
Бруно Бабушкин
Двенадцать разбитых сердец, или Донжуан поневоле
Бруно Бабушкин
Двенадцать разбитых сердец, или Донжуан поневоле
Пролог
Егор Викторович сидел в углу и тихо плакал. В последнее время это стало для него естественным состоянием. В этом случае неплохо помогал крепкий алкоголь, но после первого же раза оказалось, что бывший учитель информатики школы 1775 достаточно быстро пьянеет, а когда пьянеет, начинает буянить, и это ему очень не нравилось. Поэтому Егор Викторович грустил тихо, чинно и благородно. Ну, и конечно, иногда истерил. А кто не истерит?
Глава 1. Во тьме
«Это удивительно, да? – бормотал Егор Викторович, уткнувшись носом в колени и обхватив их руками, – Удивительно, что в мире так мало монахов. Это же так хорошо! Такая благодать в душе у них и спокойствие. Как же хорошо быть монахом! Никаких современных технологий, никаких людей! Монахи живут тихо, переживая каждый момент вместе с братией. Они очень дружные и милые, очень добрые. Они поразительные люди, удивительно, что их так мало!»
«Вообще широта человеческой души нисколько не сопоставима с масштабами человеческих деяний», – думал он.
«Человек – удивительное создание. Но монах ещё удивительнее».
«Посвящая свою душу служению Истине, он очищает её от грязи мирской».
«Путь человеческой души подобен пути верблюда по пустыне – услада верблюду – оазис с водой, человеку – Истина чистая. А Истина чистая лишь монахами держима…»
Эти мысли беспорядочно метались у мужчины в голове, они неизбежно приводили его к необходимости принять постриг. Он пытался с ними бороться, но не получалось – они буквально овладевали его головой.
В последнее время он всё время был во власти страха: страх уходил, и он снова боялся, теперь – его возвращения. Страх доводил Егора Викторовича до маразма: бывало, посреди ночи он вскакивал с кровати и бежал проверить, закрыта ли входная дверь. Потом уже не мог заснуть и, напившись валерьяной (что, впрочем, не приводило к желаемому результату), вытаскивал колоду карт и начинал гадать на них, что продолжалось до самого утра. Это сильно удивляло Розу, и в конце концов она повезла его в санаторий. Выставили мужчину оттуда после драки с официантом, последний удивительно напомнил ему Губайло Уткина!
Егор Викторович зарос щетиной: его обычно гладко выбритое лицо теперь было словно покрыто мхом. Да и вообще вся его внешность поразительно изменилась, стала какой-то звероподобной… Порой, сидя за обедом, он неожиданно вскидывал руку вверх, требуя тишины: ему казалось, что за ним погоня.
В конце концов, Роза не выдержала и заявила, что идёт в балет. В первый же ее рабочий день Егор Викторович подрался с её балетмейстером.
Он вообще стал очень драчливым. Особенно любил он драться со случайными прохожими. Бывало, идёт мужчина лет тридцати – тридцати пяти вечером по парку, а Егор Викторович тут как тут! Он почти всегда проигрывает, дерётся неловко, но азартно: кусает, щипает, царапает. Это очень на него не похоже, и почти всегда после драки ему становится стыдно…
Так было и в тот раз, когда он укусил своего соседа за руку, но тут уж не выдержала Роза. И тогда она сказала: «Ну, Егор, ты мне не медаль на шее, а иди-ка ты к Микуле!»
И пошёл Егор Викторович к Микуле…
Глава 2. Микула
Микула – это поразительный человек, и потому он заслуживает отдельного рассказа. Ему можно было бы посвятить даже и целый роман, но я лишь затрону его основные черты. Роста он около двух метров, худощав, но не скелетообразен. Волосы у него русые, но не соломенные. Нос орлиный, удивительно и необычайно аристократичный. Микула вообще очень интеллигентно выглядит в своём постоянно носимом им невзрачном, но ухоженном пиджаке. Видит он достаточно плохо, но очков не носит (и линз, кстати, тоже) – уж очень он кажется себе непредставительным в очках. Впрочем, для повседневной жизни имеющегося зрения ему хватает, и всё ограничивается лёгким прищуром при разглядывании автомобильных номеров, например. А про его интеллигентность было сказано не зря, ведь Микула – кандидат наук!
Микула с самого детства решил посвятить себя служению науке. Стать доктором физико-математических наук – такая была его мечта, необычная среди мечт его сверстников, грезящих о дальних просторах, нисколько не задумываясь о сущности бытия. Все пророчили Микуле крах, видя его чересчур экзальтированную натуру. Да и робок он был, да и есть – и эта его робость очень Микулу стесняет.
Но Микула проявил твёрдость, возможно, в первый и в последний раз в своей жизни, поступил на физфак МГУ и блестяще его закончил. Примерно в то же время он зарегистрировался на сайте знакомств. Вскоре он защитил диссертацию, и в его аккаунте на вышеозначенном сайте в графе «о себе» появилась надпись: «Кандидат наук». После этого к нему ещё чаще стали приходить письма от администрации с предложением удалить аккаунт ввиду того, что "к сожалению, Вы не внушаете интереса ни одному из пользователей". Но Микула верит, что хоть когда-нибудь ему напишут, и остаётся на сайте.
Однако Микула не остановился на достигнутом, и через несколько лет была готова его докторская диссертация. Он был счастлив несказанно, но, к сожалению, защищать ее направили в город Тмутаракань. Прибыв туда после многодневной тряски в поезде, в котором для него не удосужились найти даже сидячего места, Микула надеялся на отдых, но его сразу позвали в институт на защиту. Здание института выглядело подавляющим, и Микула весь съёжился. Словно в предчувствии чего-то ужасного, он не хотел заходить, но, вспомнив, что работа у него блестящая, всё-таки зашёл вовнутрь. К сожалению, посмотрев на Микулу, охранник просто не смог поверить, что такой нереспектабельный человек может написать докторскую, и Микула был немедленно изгнан. Это очень опечалило беднягу, и он, униженный и оскорбленный, решил больше никогда не возвращаться в этот ужасный и страшный город.
С тех пор Микула панически боится охранников и всегда открывает дверь ногой в надежде сбить случайно проходящего мимо служителя порядка. Микула решил несколько лет подождать, собраться с силами, но "несколько лет" затянулись, и он, видимо, так и не осмелится вновь прийти на защиту. Тем не менее, Микула устроился преподавателем физики в МГУ, однако тихий и депрессивный кандидат наук так и не смог стать полноценным членом коллектива.
Были у Микулы и свои взлёты. Только получив учёную степень кандидата наук, он поехал в Англию для обмена опытом с зарубежными коллегами. Вот как о нём отзывался Стивен Хокинг: «Mikula is a great physicist, but he is too shy (Микула – великий физик, но он слишком застенчив)». Работая вместе с Хокингом, Микула внёс огромный вклад в его исследования, то есть, написал за него почти все его работы.
Однако этот период закончился довольно быстро: у Микулы резко упал иммунитет, и ему срочно потребовалось лечение в термальных источниках. А как известно, самые лучшие термальные источники находятся в Кисловодске, и вскоре Микула, сидя в курортном пансионате в компании семидесятилетних старцев, только тихо вздыхал, вспоминая о своей работе с Хокингом. Последний, кстати, поступил крайне непорядочно и даже не упомянул о вкладе Микулы (почти стопроцентном) в свои исследования. Это очень огорчило Микулу, и с тех пор он безмерно обижен на Стивена Хокинга.
Между тем именно на термальных водах Кисловодска Микула познакомился с Авраамом Фёдоровичем Лёффе, проживающем в Иркутске и являющимся ректором ИНИИ (Иркутского Научно-Исследовательского Института) имени Александра II Освободителя. ИНИИ по праву считается одним из самых лучших институтов страны. Именно под влиянием этого великого ума Микула написал статью «Взгляд на оптику с целью выявления основных ошибок в видении современными учёными данного раздела физики и разъяснения причин их возникновения». Позже за эту статью ему хотели вручить Нобелевскую премию, но Микула отказался! Это вызвало воистину широкий международный резонанс. Интересна была и реакция Перельмана1. Выдающийся математик заявил, что Микула просто хотел выделиться и сделал это с целью привлечь к себе внимание общественности. Но Перельман вообще скептически относится к Микуле… В итоге после долгих уговоров и следовавших за ними отказов Нобелевский комитет был вынужден присудить премию Макдональду и Кадзите.
Тихо живёт Микула. Никто не вспоминает о скандальном происшествии с Нобелевской премией. О его работе с Хокингом. Да и вообще о нём. А он и не напоминает…
Глава 3. И распахнулась его дверь настежь…
Микула познакомился с Егором Викторовичем в те беспечные дни его молодости, когда он мог просто и без стеснения заговорить с первым встречным и поведать ему все тайны своей жизни. Микула ехал поездом в Уфу, где проживал его дальний родственник, праздновавший в тот год свой очередной юбилей, Егор Викторович возвращался со стажировки в столице домой, и каким-то немыслимым образом эти два совершенно разных человека оказались в одном купе. Микула от нечего делать завёл разговор с тихим и скромным жителем российской глубинки, и выходили из поезда они, уже зная друг о друге всё. Так началась их многолетняя дружба.
Однако последние несколько лет они связи не поддерживали, и Егор Викторович предвкушал, как удивится его старый друг, увидев его на пороге своего дома. Собственно, он там уже и стоял. Мужчина долго искал дверной звонок где-то на уровне своих глаз, но, вспомнив про высокий рост Микулы и посмотрев наверх, он понял, что до дверного звонка ему не дотянуться, и по старинке просто постучал в дверь. Егор Викторович выдержал паузу. Криков «иду-иду», однако, не последовало, и Ковалёв постучал в дверь снова. Подождав некоторое время, он опять постучал в дверь, на этот раз несколько энергичнее. «Микула!» – позвал он. Ответа не последовало и на этот раз, и Егор Викторович решил воспользоваться телефонным аппаратом для установления связи с интересующим его абонентом. Однако и этот способ достучаться до Микулы оказался безуспешным, и Егор Викторович подумал: «Странно, в это время он обычно находится дома». «Микула, я же знаю, что ты здесь, открывай!» – уже без особой надежды крикнул Ковалёв. Но Микула не открыл. Тогда Егор Викторович вздохнул, развернулся и ушёл.
Глава 4. У лекаря
Не добившись моральной помощи от Микулы, Егор Викторович решил найти её в районной больнице. Раньше это была психиатрическая клиника, но ее главврача ввиду его замечательных организаторских способностей назначили на почётную должность губернатора города Альпийск, которая, впрочем, всегда вызывала множество проблем. Пациентов распределили по другим психиатрическим клиникам России, здание решили перепрофилировать, и вскоре о его прошлом остались напоминать лишь приветливые решётки на окнах и жизнерадостная раскраска стен в кроваво-красные цвета.
Первым, что увидел в больнице Егор Викторович, был больной, бившийся в конвульсиях. Его везли в операционную двое молодых врачей, оба раздражённые. В конце концов один из них не выдержал, ударил больного по голове и сказал: «Не дёргайся!» Тогда они скрылись из виду.
Не зная, где можно найти психолога, он спросил об этом у мимо проходящей старушки в медицинском халате, на ходу вытирающей бумажным полотенцем свои руки от крови. «Прямо и направо, кабинет 104!» – сказала, как отрезала, она. Пройдя в указанном направлении, Ковалёв действительно обнаружил там такой кабинет. Более того, на его сероватой двери даже красовалась покосившаяся табличка: «Психолог, Левчук Валентин Анатольевич».
Но не успел Егор Викторович даже постучать, как дверь распахнулась, и из неё вышли двое рослых мужчин, оба небритые, ведущие человека в смирительной рубашке. Сердце Егора Викторовича болезненно сжалось от сочувствия к этому бедняге, и Ковалёв пролепетал: «За что Вы его так?» Неожиданно мужчины пнули больного, и тот упал. Он не отреагировал на их приказ подняться, и тогда сопровождающие принялись бить его ногами в живот. Больной застонал, и Егор Викторович хотел было ему помочь, но в этот момент послышался голос психолога: «Чего же Вы ждёте, проходите!»
Егор Викторович поспешил войти, а психолог, очаровательно улыбнувшись ему, сказал: «Немного ошибся дверью гражданин, ему бы в другое отделение нашей больницы…» Замялся. Через пару секунд собрался и уже совершенно другим тоном начал:
– Итак, что Вас беспокоит?
– Мне кажется, я становлюсь душевнобольным.
– Какой ужас! – воскликнул психолог.
– Это так необычно для меня, я всегда был таким спокойным человеком…
«Все так говорят» – подумал про себя психолог.
– Продолжайте-продолжайте, чего же Вы молчите?
Тогда Егор Викторович вздохнул и рассказал всё как на духу…
– Как это ужасно, – произнёс давно заученную фразу психолог.
– Доктор, мне нужна Ваша помощь. Я стараюсь себя контролировать, но это так меня пугает… Что со мной?
Валентин Анатольевич помолчал минуту, а потом сказал:
– Егор Викторович, Вы не волнуйтесь, пожалуйста. У Вас раздвоение личности. Мне придётся отрезать Вам палец. Без обезболивания. Простите.
– Как… – Егор Викторович чуть ли не плакал, – Неужели у меня нет выбора!
– Выбор у Вас есть. Вы можете выбрать палец, который Вам нужен менее всего.
– А как связаны раздвоение личности и отрезанный палец? – вяло протянул Ковалёв.
– Очень даже тесно. Впрочем, Вам этого не понять. Скальпель!
Из шкафа выскочили двое мужчин, насильно усадили Егора Викторовича в кресло, а третий, появившийся неизвестно откуда, подал доктору Левчуку наточенный скальпель.
– Так какой палец? – спросил доктор с пренеприятной улыбкой.
Однако Егор Викторович улучил момент, вырвался из железных объятий своих мучителей и пулей выскочил из кабинета. Вслед ему неслись крики, но что именно старались донести до него врачи, Ковалёв не разобрал.
Неожиданно Егор Викторович почувствовал резкий удар в лоб и упал. Одного взгляда наверх оказалось достаточно, чтобы понять, что перед ним стоит Элеонора Фёдоровна.
Глава 5. Тихий стон глубоко несчастного человека
Послышался тихий стон. Они оба были в шоке. Егор Викторович резко вскочил и сделал несколько шагов назад…
– Егор Викторович, дорогой, где же Вас носило! Как долго я Вас не видела! – опомнилась Элеонора Фёдоровна.
– Нет, ни о каком общении с Вами речи и быть не может!
– Я же не говорю ни о чём таком страшном, я же только предлагаю Вам работу. Разве так важно, что я также иногда посещаю это место?
– Какая работа?! Нет, нет! Я ухожу. Вы меня не найдёте. Я улечу на Доминикану!
В этот момент Элеонора Фёдоровна вытащила из кармана тёмно-бурую книжицу и сказала:
– Никуда Вы не уедете, ведь это Ваш паспорт!
Егор Викторович начал щупать карманы и вскоре пришёл к мучительному осознанию того факта, что паспорт действительно исчез.
– Как он мог у Вас оказаться! Его могли взять только врачи…
– Я – главврач этой больницы! – торжественно произнесла Элеонора Фёдоровна.
Послышался тихий стон.
– Приходите завтра по адресу: Альпийск, улица Строителей нашего светлого будущего, 43.
– Позвольте, Альпийск – это же Сибирь…
– Именно для этого я даю Вам времени до завтра! – отрезала Элеонора Фёдоровна.
Егор Викторович тихо и обречённо вздохнул. В этом вздохе было ощутимо такое отчаяние, что ему стало жалко самого себя. Слёзы наворачивались на глаза, но Ковалёв смахнул их, развернулся и пошёл домой…
Роза была весьма удивлена его столь скорому возвращению и готова была наброситься на него с обвинениями и укором, но увидев его несчастное лицо, только тихо крякнула.
– Что случилось? – только спросила она.
– Роза, похоже, мы едем в Сибирь, – протянул он.
Послышался тихий стон.
Глава 6. Крик душераздирающий
Поезд Москва-Альпийск бесшумно нёсся по бескрайним просторам России (паспорт Егора Викторовича показал кондуктору при посадке неизвестный мужчина в солнцезащитных очках, видимо, подосланный Элеонорой Фёдоровной). Рядом тихо лежала Роза, но Егору Викторовичу не спалось. Думалось ему, что весь тот ужас, который ещё недавно закончился, теперь опять повторится: от этого бросало в дрожь. Отсутствие всякого звука, кроме чуть слышного постукивания колёс о рельсы, наводило уныние.
Неожиданно послышался душераздирающий крик. Роза проснулась. Она собиралась перевернуться на другой бок и заснуть снова, но громкая ругань и крики «Остановите поезд!» сделать ей этого не дали. Поезд действительно остановился, а из радио, стоявшего на небольшой тумбочке, послышался голос машиниста: «Уважаемые пассажиры, просим всех вас срочно пройти в вагон-ресторан».
Удивлённые супруги немедленно исполнили требование машиниста и сразу прошли в указанный вагон. Там уже можно было наблюдать несколько человек, чинно сидевших за столиками, но действительно приковывал к себе внимание мужчина лет сорока пяти, активно ругающийся с кондуктором.
– Вы точно уверены, что он не мог просто сойти с поезда?
– Да-да, конечно! Или я сумасшедший и не могу запомнить, сходил человек или нет! Нет, Ричард не сходил с поезда!
– Не волнуйтесь, мы всё обязательно решим!
– Не волнуйтесь? Ричарда убили. На нём уже неделю лица нет, он ждал этого. Он говорил мне, что едет в Альпийск, а теперь его нет! Ричарда убили.
– Давайте без таких резких суждений. Мы уверены в добропорядочности абсолютно каждого пассажира.
Игнорируя кондуктора, сорокапятилетний мужчина сказал собравшимся:
– Небольшое объяснение. Кажется, здесь все? Меня зовут Михаил Плетнёв. Когда я зашел в этот поезд, заметил моего бизнес-партнёра и лучшего друга, как ни странно, Ричарда. Он сообщил мне, что собирается в Альпийск. До Альпийска поезд ещё не доехал, а Ричарда уже нет. Совершенно очевидно, что его убили. И убийца среди нас.
Я предлагаю ему раскрыть карты сейчас (смотрит на часы), в два часа тридцать семь минут ночи. Если он не захочет раскрыться, я буду рад содействию со стороны заинтересованных пассажиров. В противном случае в семь часов утра абсолютно случайным образом, с помощью жребия, будет избран один человек и сброшен со скалы (показывает на скалу). Если кто-то захочет признаться, приходите ко мне в купе №5. У меня всё.
И мужчина покинул вагон-ресторан. Повисло гробовое молчание. Егор Викторович оглянулся. Зря, впрочем, увидел он только враждебно-напуганные лица окружающих его людей.
Неожиданно с места поднялся мужчина лет сорока с козлиной бородкой и в очках в тонкой оправе.
– Меня зовут Яков Логинов. У меня жена и трое детей. И я им нужен. Я этого не делал. Друзья, пожалуйста, признайтесь, кто это сделал… сделал это!
– Да врёт он всё, – послышался голос молодого человека, сидевшего в углу вагона, – Нет у него жены и троих детей, он влюблён в жену Ричарда ещё со школьной скамьи.
– Позвольте, откуда у Вас основания обвинять меня в таком? На школьной скамье Вы меня видеть явно не могли, судя по Вашему возрасту! – возмутился Логинов.
– Мой сын знает об этом из моих рассказов о школе, – встал во весь рост широкоплечий мужчина с гладко выбритым черепом, – А ты узнаёшь меня, Яков?
Яков удивлённо дёрнул бровями.
Начался довольно напряжённый разговор. А тем временем к Егору Викторовичу подошёл другой молодой человек с сильно перекошенным лицом и с заячьей губой.
– Вы знаете, Вы единственный человек, лицо которого мне незнакомо. Все эти люди, и в том числе я, так или иначе связаны с Ричардом. Я их всех знаю. Всем им выгодно было бы убить его… И мне тоже! Но я его не убивал, поверьте. Эта, например, – указал молодой человек на женщину, держащуюся поодаль от всех, – Эта женщина была его первой женой. Ричард бросил её, а судиться она отказалась. Ей только смерть его нужна была. А этот…
Но «этот», оказавшийся довольно хорошо слышащим человеком, а ещё рослым и спортивного вида, развернулся и с размаха ударил молодого человека в нос. Из носа ручьём потекла кровь. Молодой человек бросил взгляд на свою белую рубашку, стремительно краснеющую, и упал в обморок. Но на это внимания не обратил никто, ведь началась довольно активная драка. Испуганный Егор Викторович с супругой быстро ретировался в другой вагон, а затем – и в своё купе.
Но не успели они даже и сесть, как из радио снова послышался голос машиниста:
«Дамы и господа, к сожалению, никто не признался в убийстве господина Ричарда. Просим вас всех пройти к скале для определения виновного случайным образом».
И вот, снова в крайне недружелюбной толпе, каждый написал своё имя на листочке и опустил этот листочек в широкополую соломенную шляпу, принадлежащую Плетнёву (бизнес-партнёру Ричарда). Плетнёв, видимо, несколько смирился со смертью своего лучшего друга и поэтому дружелюбно сказал Егору Викторовичу:
– Вы знаете, Вы внушаете мне доверие. Тяните Вы.
Дрожащими руками Егор Викторович вытащил из шляпы маленькую бумажку, прочитал про себя и вздрогнул.
– Ну что же Вы? Читайте вслух.
– Егор Ковалёв, – обречённо произнёс Егор Викторович.
– Отлично! – радостно воскликнул Плетнёв, – Если никто не захочет признаться в последний момент, то Егору придётся прыгнуть. Ну?
Роза попробовала вступиться за супруга, но её увели.
Егор Викторович подошёл к краю скалы.
– Давайте на счёт «10», – сказал Плетнёв, – Один, два, три…
Егор Викторович вспомнил всю свою жизнь. Как мало же он прожил…
– Прыгайте Вы уже! Я до двенадцати дошёл, чёрт возьми!
– Я не могу!
– Чёрт возьми, Вы не можете! Хотите, я за Вас прыгну?! Молчите?! А я и прыгну!
– Ну так прыгайте… – протянул Егор Викторович.
– Чёрта с два! Я Вас сейчас просто толкну, что с Вами церемониться?
Ковалёв вдруг почувствовал себя очень маленьким, ничтожным.
– Вы трус, Ковалёв, – продолжал Плетнёв, – Вы слишком трясётесь за Вашу жалкую душонку! А тут и трястись нечего. Я раньше считал Вас достойным человеком, теперь вижу, как ошибался. Тысяча чертей, прыгайте Вы уже! Мало я Вас уговаривал!
– Я не очень понимаю, как Ваши крики и оскорбления должны воодушевить меня на прыжок со скалы, – робко заметил Егор Викторович.
– Что ты сказал? Что ты сказал, повтори! Как ты смеешь! Прыгай уже, ничтожество, ты всех уже давно раздражаешь!
– Позвольте, я прошу прощения, но я же его не убивал! Почему я тогда должен прыгать?
– А Вы знаете, да, Вы не должны прыгать. Я вспомнил, Ричард вышел на «Январской». Извините за беспокойство… – Плетнёв был несколько смущён.
Пассажиры вернулись в поезд.
Глава 7. Двери закрываются
«Станция «Улица двенадцатого августа», пять минут. Следующая остановка – город Альпийск», – объявил кондуктор. Егор Викторович и Роза сидели в вагоне-ресторане, в котором, как нарочно, не было урны. А, между тем, супруги заканчивали трапезу и скопившийся мусор собирались выкинуть, выйдя на ближайшей станции. Поэтому вполне естественно было, что при этом объявлении, а, если быть точным, несколько спустя (что было роковой ошибкой), Роза вышла на перрон в поисках урны. Но, как назло, урны всё не было и не было. Увлечённая поиском, она даже не услышала, что кондуктор объявил о закрытии дверей, в то время как её супруг убирал со стола, тоже чрезвычайно увлечённый этим процессом. Когда они оба заметили, что Роза осталась на станции «Улица двенадцатого августа», было уже слишком поздно…
Подъезжая к Альпийску, Егор Викторович решил первым же поездом вернуться к Розе. Но, среди толпы встречающих, он неожиданно разглядел лицо Элеоноры Фёдоровны. Однако даже это не показалось ему преградой, и он смело вышел из поезда.
– Садитесь! – показала рукой на чёрную машину с тонированными стёклами Элеонора Фёдоровна.
– Извините, я не смогу поехать прямо сейчас. Моя жена осталась на станции «Улица двенадцатого августа», я должен за ней вернуться…
Лицо Элеоноры Фёдоровны покраснело, а глаза налились кровью:
– Жена? Жена! Хорошо, возвращайтесь!
С этими словами она вытащила из кармана паспорт Егора Викторовича и со злостью разорвала его в клочья:
– И как теперь Вы поедете, а?!
– Поймите, смиритесь, я Вас не люблю! – в отчаянье протянул Ковалёв.
– Садитесь в машину, иначе я прыгну под поезд! – подошла к краю перрона Элеонора Фёдоровна.
– Это неправильно, – посетовал, но всё-таки сел на заднее сидение Егор Викторович.
Элеонора Фёдоровна заняла место рядом с шофёром, и автомобиль тронулся. Они ехали около трёх часов, хотя могли бы доехать и за полчаса: шофёр петлял и заметал следы как заяц.
Местом назначения оказалось здание, названное Элеонорой Фёдоровной школой, впрочем, не сильно похожее на подобное заведение.
– Это новое место Вашей работы, – произнесла Элеонора Фёдоровна.
