Сон и явь. Перепутье

– Тебе не нравится жизнь? – я успеваю словить его взгляд, упавший на моё запястье, где виден один чёткий шрам, свидетельствующий о моей второй попытке убить себя.

Банальнее и быть не может, знаю, но тогда, лёжа на полу в ванной и захлёбываясь в собственных слезах, мне казалось, что это единственный верный способ.

Смутившись, я прячу руку от Майера. Он замечает это.

– Обратил на него внимание ещё на выставке.

– Казалось, что только это поможет мне избавиться от боли, – решаю оправдаться.

– А сейчас?

– Сейчас тоже так кажется, – отвечаю отчаянно с смешком. – Но теперь научилась жить со своей болью.

Отведя от Итана взгляд, вновь смотрю на мерцающий город. Закат достигает пика своей красоты. Решаю, что самое время сделать снимки.

– Постой, – хватает меня за руку, когда я хочу достать фотоаппарат из сумки.

Вздрагиваю от его прикосновения. Тело немеет.

– Прости, – он отпускает запястье, заметив мою реакцию. – Просто хотел сказать тебе, что, если однажды снова захочется повторить это, – он указывает на шрам. – Позвони мне. Я не знаю, что нужно говорить в таких случаях, но обещаю, что выслушаю и поддержу.

– Спасибо, Итан. Но, обычно, людям редко удаётся поддержать. Конечно, если речь не о специалистах.

– Тогда давай будем считать, что я специалист, – он смотрит на меня тёплым взглядом. Ни капли осуждения, которое я так часто вижу в глазах, смотрящих на меня.

Узнав про попытки самоубийства, неважно каким образом, люди всегда смотрят искоса, а после начинают считать нездоровой. Они скрывают своё отношение за натянутой улыбкой, но ты чувствуешь каждой своей клеткой, как они тебя презирают. С Итаном же наоборот, складывается впечатление, словно я нахожусь под крепкой отцовской защитой, и здесь меня всегда поймут.

Я не могу ничего ответить. До сих пор стою на месте, ощущая его прикосновение на своей руке.

– Попробуй сделать кадр отсюда, – вовремя переводит он тему, встав со своего места и уступив его мне.

Слушаюсь. Настраиваю фотоаппарат под ночную съёмку, как учила Диана, и принимаюсь за работу.

Первые десять минут я еле держу камеру в руках. Переживаю, боюсь сделать что-то не так и не оправдать ожиданий Майера. Он внимательно следит за мной, даёт советы, предлагает новые идеи для съёмки. И вскоре я забываю, что передо мной мой учитель и профессиональный фотограф, становится легко, как с другом.

– Мне нравится, – произношу я, когда заканчиваю съёмку и пересматриваю снимки. – Как тебе? – с волнением спрашиваю у него и протягиваю камеру.

Он смотрит на экран, пролистывает фотографии и поднимает взгляд на меня.

– Хорошая работа.

– Тебе, правда, нравится?

– Я бы не стал тебе врать, – возвращает мне фотоаппарат. – Ты талантлива.

Благодарю его. Чувствую себя окрылённой после его оценки. Он делает пару замечаний, но говорит ничего не исправлять.

– У меня своеобразное, иногда неверное, представление о фотографии, поэтому, лучше дождись оценки Дианы. Она в этом профессионал.

– А мне нравится твоё виденье. У тебя в кадре женщины преображаются. Я смотрю на них, и у меня складывается ощущение, что каждая рассказывает мне свою историю, непохожую ни на одну другую.

– Красивое описание моего творчества. Спасибо, ёжик, – улыбается мне.

– Ёжик? – удивлённо смотрю на него.

– Ты, как ёжик, боишься людей и закрываешься от них, – улыбается. – А ещё, такая же милая.

Мне нравится его сравнение, оно заставляет меня умилиться.

Я подхожу к парапету, облокачиваюсь на него и смотрю вниз. Если бы два года назад я знала про это место, то обязательно пришла сюда, чтобы птицей полететь вниз. Но сейчас, единственное, что хотелось сделать, стоя на краю крыши – это ещё немного насладиться закатом и городом, покрывающимся сумраком.

– Ты не голодна? – подходит сзади Итан и встаёт рядом. Следует моему примеру и облокачивается на ограждение.

– Даже не знаю, – смотрю на него. – Я редко испытаю чувства голода.

– Депрессия или всегда так было?

– Скорее, первое.

– Любишь гирос?

– Очень, – произношу с лёгкой улыбкой на лице, вспомнив папу.

Воспоминания уносят меня в прошлое. Папа редко рассказывал что-то про свою прежнюю жизнь, однако, всегда приводил нас к одному фургону, где пожилой мужчина готовил гирос. Я пробовала их во многих местах, даже в столице, но вкуснее, чем у этого мужчины, не ела нигде. Помню, мы садились за маленький деревянный стол, что стоял у фургона, кушали всей семьей, смеялись и очень часто к нам присоединялся тот самый старичок. Сейчас, когда Итан сказал про гирос, мне захотелось именно туда. С родителями, с сестрой. Смеяться до слез. Или просто сидеть, смотреть друг на друга и морально поддерживать после тяжелого дня.

– Присоединишься ко мне? Я знаю одно место, уверен, оно тебе понравится, – прерывает мои воспоминания Итан.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Но ты видел время? Это место будет работать?

– Будет, – отвечает уверенно. – Ну так что?

– Почему бы и нет?

Решаю принять его приглашение. Я так давно ни с кем не гуляла, не сидела в кафе, не общалась. Я не беру в счёт миссис Лоран, уверена, она меня жалеет, поэтому иногда заставляет выйти с ней развеяться. Но нет больше в моей жизни шумных вечеринок, танцев и прогулок с друзьями до самого утра. Всё испарилось в один миг. Ребята не выдержали моей затяжной депрессии и исчезли. Я не виню их, редко кому удаётся справится с человеком, который потерял смысл в жизни и, кроме как страдать и плакать, больше ничего не умел делать. Это я сейчас научилась снова говорить, жить, контактировать с людьми, но первый год был невыносимым не только для меня, но и для тех, кто меня окружал и пытался помочь.

Почему-то сейчас я вспомнила, как много ярких и насыщенных дней было в моей жизни. И даже стало тоскливо, что это не вернуть назад.

Поворачиваю голову в сторону Итана. Испытываю к нему безграничную благодарность, что так возится со мной. Да, с ним не устроить шумной вечеринки, но она мне больше и не нужна. С ним просто становится легче. Будто он приходит, забирает камни с души и, пока рядом, несёт их вместо меня. Даёт мне время отдышаться и только потом уходит, возвращая всё на свои места. Странно, наверное, говорить такое о человеке, которого я знаю так мало.

Мы спускаемся вниз к машине, садимся и едем в неизвестном мне направлении. Всю дорогу мы о чём-то разговариваем. О незначительном, темы сами вытекают одна за другой. Мне приятно общество Итана. Он незаносчивый, внимательный, умеет слушать и ещё более интересно умеет рассказывать.

Я не замечаю, как мы доезжаем до нужного места. Выходим из машины, и Итан ведёт меня ещё пару минут по знакомой мне улице. Когда он говорит, что мы пришли, я не верю своим глазам – передо мной стоит фургон, украшенный гирляндой с светящимися лампами. Тот самый, куда приводил нас папа. Меня окутывает лавина приятных чувств. Я смотрю на всё те же деревянные столики, на старичка, что убирает тарелки с одного из них, и мне кажется, что не было этих двух лет, что сейчас к нам присоединятся родители с сестрой, закажут по любимому блюду и будут много смеяться над шутками Лианы.

– Это любимое место моего дяди, – начинает Итан, пока мы идём в сторону фургона. – Он любил это место настолько, что водил меня только сюда.