Привет, мистер Шляпа!

Кари с трудом разлепила один глаз.

– Пять минут?.. – с надеждой попросила она. Мариус замотал головой, и Кариль надулась, точь-в-точь как делают дети.

Микроволновка запищала, возвещая о том, что пончики нагреты, а ее работа выполнена.

– Видишь, микроволновка уже работает, – сквозь улыбку сообщил Мариус, вставая. – И тебе тоже надо бы.

– Пытки какие, люди добрые… – пробурчала Кариль в одеяло. – Сам спать зовет, а с утра пораньше будит еще… Изверг какой-то.

– Давай-давай, – подгонял ее Мариус тем временем.

Голос его доносился уже из коридора. Кариль присела на кровати и посмотрела в дверной проем, удивившись, что ее мучения так неожиданно прервались.

– Кофе на столе, а пончики я пока не вынимал из микроволновки, чтобы они не остыли. Не забудь достать их. Я буду в машине – надо ее завести. У тебя пятнадцать минут.

Улыбнувшись ей, парень исчез в дверях, оставив Кариль наедине с собой, к тому же – в полной прострации.

Да, дела… Пятнадцать минут. И это на то, чтобы одеться, умыться и поесть…

Если женщину поставить перед фактом, она в большинстве случаев немного поспорит, но так или иначе примет его как должное, в конечном итоге подстроившись под него. Вот если бы Мариус не сказал: «у тебя пятнадцать минут» тоном, не претерпевающим никаких возражений, то на вряд ли Кариль вообще бы встала сегодня утром. Скажи ей: «за пятнадцать минут управишься?», и она бы так и лежала бы до вечера в уютной постельке, никем не тревожимая. Кроме директора школы. Которого, впрочем, можно легко игнорировать, легким движением пальца выключив телефон.

Но нет – нет иного пути.

Чувствуя себя солдатом на службе, одевающемся, пока горит спичка, Кариль кое-как собралась и уже через восемь минут вытаскивала пончики из микроволновой печи, весьма ловко перемещая их в ротовую полость и стискивая своими только что почищенными зубами.

Проверив, все ли она выключила и закрыла, все ли тетради забрала, она наконец вышла из квартиры, не забыв (что удивительно в таком состоянии) закрыть за собою дверь.

Голова сама по себе клонилась вниз – было очевидно, что желание спать, возникшее уже с утра, с течением дня будет только лишь усиливаться. Ну вот как все-таки повезло богатеям, которые могут спать себе и спать, сколько душе угодно, а ей – умной и самостоятельной, ни от кого не зависящей – приходится вставать ни свет ни заря и ехать на работу, чтоб только провести последующие несколько часов в компании довольно неприглядных личностей. Тут тебе и полнота, и худоба, и вонь, и гонор, и смех, и слезы – прямо не школа, а мыльная опера с примесями хоррора и намеками на многосерийность и тотальную бессюжетность.

Какого черта она вообще туда ходит?

Додумывать мысли пришлось уже в машине, хотя как она там очутилась, Кариль не поняла совершенно. Оно и не мудрено – сколько вчера она выпила? Куда тут на утро быть огурчиком? Тем более в такую-то рань? Благо еще, Мариус молчит себе и тихо-мирно рулит. Не хватало еще разговоров, утреннего – достаточно. Еще – увольте.

Случайно вспомнилось письмо этого злосчастного Оэджи. Почему-то оно словно застряло под корочкой мозга. Словно заноза под ногтем, обломавшаяся прямо у основания – никак не вытащишь, а забыть не получается, ибо болит и ноет. Наверное, все дело было в том, что она перечитывала одно и то же чуть ли не с десяток раз. Неудивительно поэтому, что информация на клочке бумаги буквально впечаталась в мозг.

Тетради были запиханы в сумку, а сумка покоилась на коленях – Кариль никогда не оставляла ее ни сзади, ни где-то еще. Это была не вещь, это была часть ее тела – полноценная третья рука, и поэтому она постоянно была рядом.

Кинув взгляд в нутро своего всегдашнего спутника, Кариль, заметив тот самый листочек, о котором только минуту назад вспомнила, выудила его и принялась перечитывать. В который уже раз.

Мариус, стрельнув глазами в сторону зашевелившейся подруги, поинтересовался:

– Опять тот листок?

Девушка промолчала, дочитывая до конца. Брови были сдвинуты, что показывало, как сильно Кариль напрягает свой мозг и заставляет мысль течь в правильном направлении, хотя той так и хотелось завернуть куда-то или исчезнуть вовсе. Слишком уж ныла голова, чтобы еще заставлять ее работать. Но, подумав, что раз от боли в мышцах помогают физические упражнения, то от головной боли вполне излечит умственная активность, девушка перестала мучиться и вместо этого принялась думать и разбирать по частям то, что вновь взяла в руки.

– Ты не забыла, что мне обещала?

Девушка быстро посмотрела в сторону Мариуса и тут же отвернулась, уставившись на дорогу и прикидывая, сколько оставалось еще до школы. Оказывается, они уже подъезжали, так что был смысл готовиться к новым тяготам и мукам, а также – настраиваться на работу, хоть это и казалось сейчас крайне трудным и чуть ли не невозможным.

– Что-то я не припоминаю, что я тебе именно обещала, – с нажимом ответила она. Сейчас ее раздражало все. И это понятно – когда человек не высыпается, его легко выводит из себя абсолютно любая мелочь. Вот и сейчас то же происходило: Мариус был под прицелом, и, сделай он шаг влево-вправо, Кариль могла его пришибить на раз.

Но парень, очевидно, был не таким идиотом, как все остальные. Казалось, он знает, где можно подорваться при прогулке на этом минном поле, и поэтому так мастерски обходит все опасные места.

Не зря же Мариус работает психотерапевтом. Надо отдать ему должное – в отличие от множества «профессионалов» в данной области в наше время, он был действительно хорош в плане понимания людей. Он не просто сидел на своем кресле и, слушая очередного пациента, кивал в такт льющимся словам, смотря при этом на часы и время от времени предлагая всякие разные тестики. Нет, Мариус на самом деле мог слушать. Он вслушивался, интересовался деталями и через какое-то время полностью окутывал себя тем, что ему говорили. Он не нагружал себя сыпавшимися на него проблемами, но он умел вообразить их в качестве табличек перед собой. Пока пациент говорил, Мариус мысленно проводил линии от одной дилеммы к другой, что-то подмечал, что-то подчеркивал, делал выводы и проводил параллели. Он работал. Он на самом деле работал, а не просто так просиживал сиденье кресла.

Ему не стоило труда разобраться в человеке. Нет ничего удивительного в том, что он давно раскусил, что из себя представляет душа Кариль. Он давно разгадал все ее секреты, принял все ее минусы и увидел ее с разных сторон. Можно сказать, что он съел изюминку. Он знал ее от и до. И их отношения были идеальными, потому что Мариус всегда знал, что нужно делать в той или иной ситуации. Вот и сейчас он прекрасно справился с нависшей неприятностью.

– Приехали, – сказал он спустя некоторое время, за которое Кариль успела остыть и отдохнуть, убрать палец с курка воображаемого пистолета и дать своей жертве время уверенность в своей безопасности.

Девушка повернулась в сторону Мариуса и поймала его взгляд.

– Я не знаю, из какого он класса, – начала она. Теперь уже она сама хотела говорить об этом. – Оэджи, я имею в виду… Но я думаю, можно пойти к директору и запросить списки учеников разных классов. Оэджи – это все-таки не такое уж частое имя. Я даже и не думала, что кто-то еще называет своих детей так, – краешком рта Кариль улыбнулась. Мариус молчал, внимательно слушая и не спуская глаз с лица собеседницы. – Сколько сейчас времени?

Парень быстро глянул на наручные часы и ответил:

– Восемь.

– Хм. Хорошо. Тогда я успею зайти прямо сейчас. Не знаю только, в школе мистер Гринтон или нет. Поищу его…

Кариль взялась правой рукой за ручку двери и слегка приоткрыла ее.

– До вечера, – улыбнувшись, промолвила она и, потянувшись к Мариусу, легко поцеловала его в губы. – Обязательно поговорю с этим мальчиком и сделаю все возможное, чтобы ваша встреча с ним состоялась как можно скорее.

Кариль снова улыбнулась. Мариус улыбнулся ей в ответ.

5

– Есть кто? – приоткрыв дверь и заглянув в кабинет, спросила Кариль. На секунду она замерла, прислушиваясь, но, так ничего и не услышав, раскрыла дверь шире и протиснулась в помещение.

Кабинет был пуст. Это было ясно уже даже по тому, что никто не отвечал. А если никто не отвечает – понятно, что никого нет. Мистер Гринтон не будет играть в молчанку – он все-таки не ребенок. Далеко не ребенок. Ему уже давным-давно за пятьдесят.

Почему вот только дверь открыта?

Да все по той же причине – мистеру Гринтону давно перевалило за полвека, так что нет ничего удивительного в том, что он забыл закрыть дверь. Старики склонны забывать всякие разности – имя внуков, свой адрес и прочую мелочевку. Вообще, в старости единственное, что нужно постоянно помнить, – это как дышать, как есть, как пить, как перемещаться в пространстве. Без первых трех умений ни один человек не выживет, а без последнего не сможет нормально передвигаться. Просто необходимо, чтобы каждый старикан знал, что тело должно быть точно перпендикулярно полу, но никак не параллельно.

«Вот, наверное, как умирают пенсионеры», – невольно подумала Кариль, прикрывая дверь тихо, словно боясь спугнуть кого-то. «Они просто однажды забывают, как надо наполнять кислородом легкие, и вместо воздуха в их организмы влетает смерть».

Чтобы удостовериться в том, что в кабинете действительно нет никого (а то мало ли – вдруг директора сковал приступ ничегонепонимания и он сидит теперь, боясь пошевелиться?), Кариль обвела взглядом прямоугольную комнату. Почему-то она хоть убей не хотела называть ее кабинетом, хотя в отличие от их с Мариусом спальни место работы Гринтона выглядело именно так, как и должно выглядеть нормальное рабочее место.

Сев на один из двух стульев около стола, Кариль, дабы убить время, принялась пристально всматриваться в окружающее ее пространство.

Дверь в кабинет была очень похожа на те, что обычно фигурируют в фильмах о школах – из темного дерева с врезанным дымчатым стеклом, на которое прикреплена табличка с ФИО директора и указанием, что это именно директор, а не завуч или уборщица.

По правую стену – от угла до угла – располагались книжные шкафы, сделанные из более светлого и более молодого дерева, на которых которое десятилетие стояли одни и те же фолианты. Некоторые томики Гринтон время от времени куда-то уносил (то ли домой, то ли на помойку, то ли еще куда), заменяя пробелы новыми, но в основном все оставалось как есть, нетронутым.

Посередине стоял легкий белого цвета стол, со стороны больше похожий на тумбу, за ним находилось черное кожаное кресло на колесиках, а перед ним – еще два стула, уже не таких шикарных: обычные деревянные стулья с зелеными подушками, наличие которых ничуть не смягчало жесткие сидения. За столом во всю ширь стены красовалось окно, из которого можно было видеть двор и детскую площадку.

Левая стена была сплошь завешана наградами, грамотами, снимками. В углу, ближе к окну – стеклянный шкафчик с кубками.