Этюд в тонах Шарлотты

– Ладно. – Я глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. – Ты отдала ему то, что спрятала в карман? Ту пробирку?

– Да.

Будто клещами тянуть приходится.

– Не хочешь рассказать, что в ней было?

Шарлотта посмотрела на меня оценивающе.

– Ватсон, – сказала она, – похоже, нас подставили.

Миссис Данхэм заявила, что не выпустит нас, если мы не пообещаем первым делом обратиться в медпункт. Я до крови разбил костяшки ударом об стену, пальцы посинели и распухли. Холмс заверила, что мы так и сделаем, и терпеливо сидела рядом, пока меня осматривала медсестра.

– Ты к нам зачастил, – хмыкнула она, протягивая мне бинты и пакет со льдом.

Холмс заскочила в столовую, чтобы сделать нам по сэндвичу, а я остался ждать у дверей. Удивительно, что она вообще вспомнила о еде. Конечно, я был голоден как волк, но совершенно об этом не думал. Наверное, мы оба были слишком расстроены и погружены в себя, чтобы реагировать на происходящее снаружи. Взгляды и шепот во дворе больше меня не волновали. Еще бы. У меня были проблемы куда серьезнее. Мы дошли до кабинета 442, Холмс достала связку ключей и впустила нас внутрь.

– Как тебе вообще удалось уболтать их дать тебе лабораторию? – спросил я, найдя наконец нейтральную тему для разговора.

– Такое условие поставили мои родители, – объяснила она. За время нашего отсутствия в лаборатории ничего не изменилось: все тот же странный темный чулан. – В Шеррингфорде были согласны на все, лишь бы я здесь училась. По бумагам то, чем я здесь занимаюсь, называется независимыми исследованиями.

Я усмехнулся:

– Исследованиями чего? Убийств?

В ответ она состроила мне гримасу.

На пару минут я забыл о Добсоне, но вид того самого дивана все испортил. По моему взгляду Шарлотте все стало ясно; она резко захлопнула дверь.

– Не здесь, – сказала она будничным тоном. – Это случилось в Стивенсоне. Да, обычно я принимаю окси здесь, вместе с транквилизаторами, но не в тот раз. Да, это сильно меня расстроило; да, я тоже расстраиваюсь. Нет, в подробности вдаваться не хочу. Не хочу, чтоб ты все это знал. Я его не убивала и не нанимала никого, чтобы его убить. И вообще к его смерти отношения не имею. Как ты уже знаешь, я могу за себя постоять. Так что перестань меня жалеть.

– Я не жалею тебя, – сказал я изумленно. Она отвернулась к стене, но я все равно видел, как она закрыла глаза и принялась тихонько считать до десяти.

– Ну да, – сказала она не оборачиваясь. – Ты просто решил переживать все те чувства, какие я не могу или не хочу испытывать. С ума сойти. Мы дружим-то меньше одного дня. – Она замолчала. – Хотя, конечно, нас обоих сложно назвать вполне нормальными.

Прежде в моей нормальности никто не усомнился бы. В ее – другое дело.

После долгого молчания я опустился на этот мерзкий диван.

– Твой обед, – заметил я, подбирая сэндвичи, которые она уронила на пол. – Нормальные люди обедают, так что эти пять минут побудем нормальными. Ну а после можешь рассказать, кто пытается нас подставить.

Холмс плюхнулась рядом.

– Пока не знаю, – сказала она. – Мало данных.

– Сейчас мы – нормальные, – напомнил я. – Хотя бы попытайся.

Я с жадностью проглотил свой сэндвич, весьма скромный – белый хлеб, пастрома, листья салата. Ни соуса, ни специй. Только богатая девица с личным поваром и аппетитом колибри могла сделать такой сэндвич, так что удивляться было нечему. Холмс же откусила максимум пару раз, уставившись куда-то вдаль.

– О чем говорят нормальные люди? – спросила она.

– Футбол? – рискнул я. Шарлотта закатила глаза. – Ладно. Видела это новое кино про копов?

– Художественные фильмы – потеря времени, – заявила она, вытащив лист салата из своего сэндвича и отщипнув кусочек. Улитка. Улитки так едят. – Меня больше интересуют реальные события.

– Например?

– В Глазго на прошлой неделе произошла очень любопытная серия убийств. Три девушки, каждая задушена собственными волосами. – Холмс улыбнулась своим мыслям. – Умно. Сказать по правде, я вообще не выходила из лаборатории с этим делом, так увлеклась. Подкинула несколько идей своей знакомой в Скотленд-Ярде, так она хотела, чтобы я прилетела помочь в расследовании. Ну а потом случилось это.

– Как некстати, – заметил я.

Сарказм она, естественно, не уловила:

– Да, верно же?

– Ладно, с нормальным обедом не прошло, – сказал я, – так что просто продолжай. Почему нас подставили?

– Ты задаешь неправильные вопросы. – Она встала, уронив сэндвич на пол. Я поднял его и кинул в мусорку. – Сейчас мы не на стадии «кто» или «почему», Ватсон: мы все еще разбираемся с «как». Можно теоретизировать сколько угодно, но без фактов это бесполезно.

– Не понимаю, – честно признался я.

Клянусь, она едва не топнула ногой от досады.

– Факт первый: Ли Добсон приставал ко мне целый год до двадцать шестого сентября, когда он меня изнасиловал. Факт второй: ваше столкновение с Добсоном произошло третьего октября. Факт третий: Добсон был убит во вторник, одиннадцатого октября, достаточно быстро, чтобы можно было связать все эти события воедино. Когда придут результаты экспертизы, они подтвердят, что Добсон был отравлен мышьяком, причем травили его постепенно, начиная с того дня, когда ты его ударил, и увеличивая дозу до момента его смерти. Уверена, что и сосед по комнате, и медсестра подтвердят его жалобы на головные боли, тошноту и так далее.

– Господи. – Я вытаращился на нее. – Мышьяк? Только не говори, что у тебя есть к нему доступ.

– Ватсон, – сказала она спокойно, – мы в научном корпусе, а у меня есть ключи.

Я схватился за голову.

– В руках у него был томик рассказов твоего пра-прапрапрадеда. А еще станет известно, что вчера Добсона укусила гремучая змея, возможно даже уже после смерти, когда кровь еще не остыла. Помнишь эти чешуйки на полу? – Наклонившись, она вытащила с нижней полки своего шкафа книгу и кинула ее мне. «Приключения Шерлока Холмса». Я был ошарашен. – Нет? А стакан молока возле кровати? Или вентиляционный люк над ней? Давай, Ватсон, соображай!

Я кинул взгляд на книгу в моих руках, все еще не веря в то, что она имеет в виду.

– Ты шутишь.

– Какие уж тут шутки. Это была реконструкция «Пестрой ленты».

«Пестрая лента» – один из самых знаменитых рассказов моего прапрапрапрадеда: пожалуй, он страшнее остальных, а еще в нем больше всего фактических ошибок. Как и многие истории доктора Ватсона, «Пестрая лента» начинается с того, что в дом 221Б на Бейкер-стрит обращается за помощью до смерти напуганная женщина. Ее сестра умерла два года назад ночью, при загадочных обстоятельствах, и теперь Элен Стоунер, клиент Холмса, должна переехать в ту же спальню накануне своей свадьбы – этого требует ее ужасный отчим. Во время своего расследования Шерлок Холмс и доктор Ватсон обнаруживают, что кровать в этой комнате привинчена к полу. К ней тянется шнурок от звонка для прислуги, свисающий из вентиляционной отдушины, которая ведет прямо в комнату отчима Элен, расположенную рядом.

Там Холмс находит блюдце с молоком, плетку и запертый сейф, а позднее, устроив засаду, и индийскую болотную гадюку (ту самую пеструю ленту из названия); именно ее Злой Отчим использовал для убийства своих приемных дочерей, управляя змеей с помощью свистка и пряча ее в сейф, когда дело было сделано.

Джон Х. Ватсон был доктором, писателем и, судя по всему, хорошим человеком, но уж точно не зоологом. Не существует болотной гадюки. Объяснение, будто Холмс догадался, что в доме есть змея, увидев блюдце с молоком, – чушь, змеи абсолютно к нему равнодушны. Также они не слышат звуков, а ориентируются на вибрацию, так что свистком их не приманишь. Зато дышат они исправно, поэтому в сейфе змея просто задохнулась бы.

В детстве я любил пофантазировать вместе с отцом, что же на самом деле произошло, раз доктор Ватсон ввернул в рассказ столько небылиц. Моя любимая версия звучала так: в тот день на Бейкер-стрит он проспал, пропустил рассказ клиента и само расследование, а подробные объяснения Холмса постфактум слушал вполуха.

Во всяком случае, примерно так вел бы себя я.