Преследование

– Теперь у нас есть сестра. У нее еще нет имени.

– Это вполне объяснимо. – Амелия погладила мальчика по голове; волосы Уильяма были шелковисто-мягкими, совсем как у его отца. Вспомнив о Гренвилле, она вздрогнула и поспешила отдернуть руку. – Я – здесь, чтобы помочь вам всем, чем только смогу. Я живу неподалеку, отсюда менее часа езды на карете.

– Это очень любезно с вашей стороны, – совсем по-взрослому произнес Уильям.

Амелия в который раз улыбнулась ему, потрепала Джона по плечу и повернулась к гувернантке. Пожилая женщина, грузная и седовласая, тут же заплакала, слезы так и покатились по ее румяным щекам. Амелия всей душой надеялась, что гувернантка сможет взять себя в руки, – дети теперь сильно нуждались в ее поддержке.

– А как поживает малышка?

Миссис Мердок судорожно глотнула воздух ртом.

– Она никак не может успокоиться, капризничает с тех пор… с тех самых пор… Мне никак не удается накормить ее, мисс Грейстоун. Я просто не знаю, что делать! – всхлипнула гувернантка.

Амелия подошла ближе, чтобы посмотреть на спящее дитя. Миссис Мердок отогнула край одеяла, и Амелия увидела крошку со светлыми волосами, которая очень походила на свою белокурую мать.

– Какая красивая!

– Ну разве она – не точная копия леди Гренвилл? Упокой, Господи, ее душу. Боже мой, какое горе! Меня приняли на работу совсем недавно, мисс Грейстоун. Я еще не успела здесь освоиться! Мы все в полнейшей растерянности – и у нас нет экономки.

Амелия удивленно взглянула на нее:

– Что?

– Миссис Делейни была с леди Гренвилл долгие годы, но заболела и умерла вскоре после того, как меня приняли на работу, во время святок. С тех пор леди Гренвилл сама управляла домашним хозяйством, мисс Грейстоун. Она собиралась нанять новую экономку, но ни одна из кандидатур ее не устроила. И теперь этим домом никто не управляет!

Амелия осознала, что в доме Саймона Гренвилла действительно царит сущий хаос.

– Я уверена, что его светлость немедленно наймет новую экономку, – сказала она.

– Но его даже нет здесь! – в отчаянии вскричала миссис Мердок, и слезы ручьями заструились по ее лицу.

– Он никогда не бывает в имении, – заметил синьор Барелли с некоторым неодобрением, и его голос дрогнул. – Последний раз мы видели его в ноябре – совсем недолго. Он вообще-то собирается приехать? Почему его до сих пор здесь нет? И где он может находиться?

Амелия встревожилась. Ей оставалось лишь повторить то, что раньше сказал Лукас:

– Он может появиться тут в любую минуту. Дороги в это время года здесь просто ужасны. Он едет сюда из Лондона?

– Мы не знаем, откуда он едет. Он находится на севере, в одном из своих расположенных там огромных поместий.

– Отец приезжал домой на мой день рождения, – угрюмо, но с явной гордостью произнес Уильям. – Он приезжал, несмотря на то что сильно занят, управляя своими поместьями.

Амелия не сомневалась в том, что мальчик неосознанно повторил слова отца. Она никак не могла постичь столь удивительное положение дел. В семье не было экономки; Сент-Джаст никогда не приезжал в поместье; и никто в точности не знал, где он сейчас находится. Что же все это значило?

Джон снова заплакал. Уильям взял его за руку.

– Он вот-вот вернется домой, – с чувством, настойчиво сказал Уильям. Но тут же смахнул слезы со своих ресниц. Амелия посмотрела на старшего сына графа и подумала, что он станет таким же, как и его отец, – Уильям, определенно, уже и сейчас был серьезным и ответственным. Не успела Амелия заверить мальчика в том, что Сент-Джаст появится в поместье в самое ближайшее время и тут же приведет в порядок все домашнее хозяйство, как до нее донесся шум приближающейся кареты.

И еще до того, как Уильям вскрикнул, Амелия уже не сомневалась в том, кто прибыл в этом экипаже. Она медленно обернулась.

Огромная черная карета, запряженная шестеркой великолепных вороных коней, с грохотом неслась по дороге. На кучере красовалась типичная для служащих Сент-Джаста ярко-синяя с золотом ливрея, точно такая же, как и на двух лакеях, стоявших на запятках кареты. Амелия поймала себя на том, что, затаив дыхание, во все глаза смотрит на экипаж. Итак, Сент-Джаст все же вернулся.

Шестерка вороных чуть ли не галопом пронеслась по круговой подъездной дороге. Проскочив мимо часовни, кучер затормозил с криком «тпру!». Лошади, разбрасывая гравий, остановились недалеко от того места, где стояли Амелия и ее собеседники.

Сердце Амелии яростно заколотилось. Ее щеки пылали, будто объятые огнем. Саймон Гренвилл был дома!

Оба лакея спрыгнули на землю и бросились открывать дверцу кареты. В следующее мгновение из экипажа показался граф Сент-Джастский и направился к их компании.

Все мысли разом вылетели у Амелии из головы.

Граф был одет в украшенный вышивкой темно-коричневый бархатный сюртук, черные бриджи, белые чулки и черные туфли. Гренвилл был высоким – возможно, на дюйм-другой выше шести футов – и широкоплечим, с узкими бедрами. Амелия бросила взгляд на его высокие скулы, сильный подбородок и точеный рот. Ее сердце гулко стукнуло.

Гренвилл нисколько не изменился.

Он был так же красив, каким помнила его Амелия. Возможно, граф и поседел, Амелия не поняла этого, – под двуугольной шляпой был надет темный парик, чуть более рыжего оттенка, чем его естественный цвет волос.

Амелию будто парализовало. Во все глаза, не в силах оторваться, она смотрела на Гренвилла, который глядел только на своих сыновей.

В сущности, он, похоже, даже не заметил ее. Так что она могла открыто, без утайки, изучать его. Саймон казался даже более привлекательным, чем десять лет назад, просто потрясающе красивым теперь, когда ему было тридцать. В его облике появилось больше властности.

Воспоминания снова стали рваться на волю. Амелия из последних сил боролась, пытаясь сдержать их.

Гренвилл мгновенно одолел разделявшее их расстояние, шагая размашисто и твердо. Взгляд графа не дрогнул, когда он бросился к сыновьям и притянул их в свои объятия. Джон плакал. Уильям цеплялся за отца.

Амелия задрожала, осознавая, что мешает встрече родных. Гренвилл даже не посмотрел на нее. Казалось, Амелия должна бы была чувствовать облегчение – именно этот сценарий она нарисовала в своем воображении, – но на душе стало тревожно.

Гренвилл некоторое время стоял не шелохнувшись, обнимая сыновей. Он наклонил голову к мальчикам, так что Амелия не могла видеть его лицо. Она хотела уйти, не желая мешать воссоединению семьи, но боялась невольно привлечь внимание графа.

И тут Амелия услышала, как Гренвилл вдохнул всей грудью, судорожно, жадно. Он выпрямился и выпустил мальчиков, взяв их за руки. У Амелии вдруг возникло странное чувство, будто он боится их отпустить.

Наконец, граф кивнул няне и учителю. Оба склонили перед ним головы, пробормотав:

– Милорд.

Амелии хотелось исчезнуть. Сердце ее по-прежнему оглушительно колотилось. Оставалось только рассчитывать на то, что граф этого не услышит. А еще Амелия отчаянно надеялась, что он ее не заметит.

Но Гренвилл обернулся и посмотрел прямо на нее.

Амелия замерла.

Темные глаза Саймона, казалось, широко распахнулись, и их взгляды встретились. Время словно остановилось. Все окружающие звуки будто смолкли. Осталось лишь ее оглушительное сердцебиение.

Амелия увидела в его глазах удивление и в этот момент поняла, что он все-таки узнал ее.

Гренвилл не произнес ни слова. Впрочем, ему и не нужно было это делать. Каким-то внутренним чутьем Амелия тонко улавливала боль и страдания, терзавшие его душу. Его горе казалось необъятным. В это самое мгновение Амелия осознала, что нужна Саймону, как никогда прежде.

Она вскинула руку в приветствии.

Гренвилл быстро взглянул на сыновей.