Пепел Нетесаного трона. На руинах империи
– Три.
А Талал с Кворой, наоборот, влились в суматоху, как в круг танцующих. Лич ребром стопы подсек колено ближайшему стражнику. Квора макушкой ударила в лицо другого, смяла ему нос в лепешку. Когда она отстранилась, лицо у нее казалось черным от крови на смуглой коже, но на нем светилась ухмылка.
– Два, – сказала Гвенна.
Огромные крылья взметнули порыв ветра. Кеттрал выставил вперед когти. Гвенна кинула дымовуху над головами двух кеттрал, в сторону цепи часовых перед Банями.
– «Звездочка»! – выкрикнул Талал.
– Просто дымовуха, – мотнула она головой. – Готовьтесь к…
Но Талал уже двигался: всем телом качнулся к Кворе. Руки у него были связаны, но он плечом толкнул ее в живот, отбросив в неглубокую рытвину, и накрыл собой.
Взрыв ударил Гвенну, как кирпичная стена.
Огонь расписал твердую темноту мира. Вопли и проклятия рассекли ночь. Боль вонзилась тысячью лезвий. На миг Гвенна забыла, где она; стоит, плывет или падает. Под водой? Нет, дышать можно. Снова на Островах? То-то наставник взбесится, если она завалит задание. Ветераны не знают пощады…
И тут же в ответ на первую мысль пришло мрачное понимание: «Теперь мы – ветераны. И это не учения».
Остальное вспомнилось разом, едва она забилась в поисках опоры. В руках пусто. Где мечи? Неужели выронила мечи? И тотчас поверх прежней муки пришла раскаленная добела боль – пронзила плечо, хлестнула по бедрам. Перед глазами открылась огненная труба. Гвенна скрипнула зубами, ухватила беспамятство за глотку, отшвырнула прочь.
– Не спешить! – рычала она себе. – Не спешить.
Обожженными пальцами она нащупала сбрую. Туго натянувшийся страховочный ремень на поясе уходил вверх, привязывая ее к птице. Она, щурясь, разглядела коготь и болтающуюся на своем ремне Анник – тоже вверх ногами, тоже силившуюся выправиться. Скривившись от боли, Гвенна ухватила ремень, подтянулась, сумела забросить ноги на коготь.
Король Рассвета кричал, но держался в воздухе. Гвенна сморгнула затянувший глаза туман. Да, летят, не падают.
Когда крик птицы оборвался, она услышала голос Джака: «…нас задело».
Видимо, это был конец фразы.
Ткань на спине промокла. Гвенна дотянулась рукой: так и есть, кровь.
– «Звездочка», – говорил пилот. – Нас зацепило взрывом.
– Я «звездочку» не бросала.
– Не ты, а они. Мятежники.
Понимание ударило ее под дых.
Они целый месяц снабжали верных Аннуру горожан боеприпасами. Предполагалось, что взрывчатка будет использоваться против врага, но люди попадают в плен, люди перекидываются на другую сторону, люди в панике теряют груз. Неудивительно, что в конце концов «звездочка» попала в руки зеленым рубашкам. Погано, но не удивительно.
Плечо пылало. Ощупав рану, Гвенна обнаружила застрявший в мышце горячий осколок. Снова чуть не вырубилась и снова отбросила от себя дурноту и обморок. Рука слушалась, значит мускул не перерубило, но движения скованы. Гвенна еще раз, уже осторожнее, ощупала рану. Рассмотреть не сумела, но и так было ясно: зазубренная железяка в палец длиной.
– Оставила бы ты как есть.
Анник уже взобралась на соседний коготь. Из-за черной формы и темноты не удалось рассмотреть, ранена ли лучница, но боеспособность она явно сохранила. Хорошо, потому что главный бой был впереди.
Гвенна покрепче ухватила осколок металла.
– Гвенна…
Остального она не услышала, потому что на сей раз, выдернув эту дрянь из плеча, все-таки провалилась в обморок.
Она плыла, качаясь в теплой соленой воде. Волны ласкали кожу, смывали с лица волосы. В невесомости было хорошо, лучше лучшего, будто она только теперь поняла, какое грузное, неподъемное тело день ото дня таскала по суше.
– Вот бы здесь и остаться, – пробормотала она.
Слова еще не сорвались с губ, а она уже пробудилась к ужасу этой ночи, к тяжести своего тела, вращающегося под несущейся в темноте птицей.
Гвенна судорожно вздохнула – легкие жгло огнем, – дотянулась ступней до когтя, остановила кружение, снова подтянулась на место и проверила дырку в плече. Кровь шла, но Гвенна полжизни обливалась кровью. Сознание ясное. Суставы и кости не вывернуты куда не надо. Сердце, как и следует в таком положении, отбивает сердитую дробь, а значит, нет у нее предлога отлынивать.
– Джак, – позвала она, – как Король?
– Вроде в порядке, – ответил пилот.
Судя по голосу, он остался цел, что и понятно. Он-то сидел на спине Короля Рассвета. Его укрыло от взрыва огромное тело птицы.
– Точно скажу только на земле, но движется он гладко.
И это тоже понятно. «Звездочка» и Гвенну с Анник не угробила. Нападавший запорол бросок: поторопился или промазал. Толчок, может, и разъярил птицу, но с неба не сбил. Повезло.
Конечно, то, что у зеленых рубашек вообще оказалась «звездочка», ни шиша везением не назовешь. Напортачил кто-то из Кентом драных поганцев, которым по приказу помогало ее крыло, а расплачиваться пришлось им. Гвенна на несколько ударов сердца дала волю гневу. В гневе была сила, а в силе она очень нуждалась. Потом, ощущая зубами свое горячее жадное дыхание, она заставила себя разобраться в происходящем. Король Рассвета парил над темной лагуной. Где-то позади гудели, как опрокинутый улей, Пурпурные бани: оттуда доносились приказы, вопросы, крики боли.
– Возвращаемся.
Она придержалась за птичью лапу, пока пилот закладывал крутой вираж. Впереди показались Бани – огромные, как замок, в свете сторожевых костров. Талал с Кворой должны быть на дальней, восточной стороне. Или их останки? Они-то были на земле и куда ближе к точке разрыва. Талал заметил «звездочку» и попытался укрыться, только укрытие было дерьмовое. Какой глубины та рытвина, в которую они завалились? У Гвенны загудела голова от усилия вспомнить. Она крепче ухватилась за ремни.
– Быстрее! – крикнула она наверх.
Голос ей самой показался натянутым, как слишком короткая для лука тетива.
– Как действуем? – спросил Джак.
– Второй заход по прежнему плану.
– Если у них есть еще «звездочки»…
– В этот раз будем начеку. Анник, увидишь, как кто-то поджигает запал, – стреляй. Джак, заметишь что-нибудь, уходи круто вверх, приказа не жди. В остальном все как было.
Она проверила ладони: болят, но слушаются. Если двое кеттрал ранены или без сознания, ей предстоит отстегнуться, спешиться, дотащить их до птицы и удерживать при взлете. Плечо словно кто-то полночи рубил топором. Ну и хрен с ним. После пусть рука хоть отвалится.
Быстрый Джак знал свое дело. Он заходил низко и быстро, под прикрытием Бань, и только в последний момент поднял птицу над крышей – едва-едва, чуть не задев резные золоченые статуи на карнизах. Под Гвенной мелькнули острозубые змеи и крокодилы, ягуары и рыбы с самоцветными глазами. Домбангцы расставляли таких, чтобы отгонять злых духов. Им на беду, ее крыло не было совсем уж бестелесным. Они вырвались из-за конька крыши тенью самой смерти, и Гвенне открылся хаос на площадке перед входом.
Первая атака, хоть и не удалась, разметала зеленых рубашек. Мужчины и женщины носились разом во все стороны, махали копьями и арбалетами, тыкали пальцами, вопили, припадали за хлипкие укрытия. «Звездочка» оставила в мягкой земле неровную дымящуюся яму, и над всем этим, словно разодранный флаг, развеивались последние клочья Гвенниной дымовухи.
Она мгновенно охватила место действия взглядом и нашла рытвину, где укрывались Талал с Кворой.
Пустую.
Проглотив проклятие, она стала шарить глазами по площадке. Зеленые рубашки уже заметили птицу. Кто-то поднял палец, готовый закричать. Голова у него рывком запрокинулась назад – в горле торчала стрела Анник. Какая-то женщина в отчаянной спешке вскинула арбалет. Лучница сняла и ее. Взрыв, видно, ударил по зеленым рубашкам не слабее, чем по птице, а они, в отличие от кеттрал, не приучены были выдерживать удары. Может, Талал с Кворой воспользовались суматохой и сбежали? Тут всего два-три десятка шагов до лабиринта домбангских переулков. Если они…
Нет.
Едва Гвенна позволила себе надежду, как увидела их. Не все зеленые рубашки потеряли голову. Двое тянули Квору под мышки, пробираясь среди суматошливо мечущихся соратников. Женщина обмякла: без сознания или близка к обмороку. Талал кое-как держался на ногах, но стражник тащил его за обвязанную вокруг шеи петлю, а еще двое двигались следом, пуская кровь из спины наконечниками копий. Самое страшное, что всем им осталось несколько шагов до дверей, а выйти на них под таким углом и на такой скорости никак не удавалось. Гвенна не успела рта открыть, чтобы окликнуть Джака, а птица уже впустую пронеслась мимо.
– Вверх, – сглотнув подступившую к горлу рвоту, приказала Гвенна. – Мы их потеряли!
– Где они? – спросил пилот, не видя со спины птицы, что творится внизу.
– Входят в Бани.
Тело тяжело навалилось на ремни, когда Джак резко повел Короля вверх. Земля уменьшалась, костры превращались в искорки, зеленые рубашки – в растревоженных букашек. Еще сотня футов, и они в безопасности.
Они-то в безопасности, только половину ее крыла, поцелуй его Кент, волокут в домбангскую крепость на пытки, допросы и, если они все это переживут, на корм богам дельты.
– Приказы? – спросил Джак.
Голос у него срывался. Не нужно быть ученым стратегом, чтобы понять, когда все оборачивается козьим трахом.
– По малому кругу на трехстах шагах.
Анник, не отнимая стрелы от тетивы, разглядывала суматоху внизу.
Гвенна перевела глаза с нее на Пурпурные бани. В другом месте только безумец выбрал бы их под штаб. Здание большое, но стены – попросту резные ширмочки между столбами-опорами, и построены, как почти все в Домбанге, не из камня, а из дерева. Решительно действуя топором, такие можно прорубить за минуту, только вот тысячи зеленых рубашек внутри и вокруг, пожалуй, стали бы возражать. А по большому счету Домбангу и не нужны были настоящие крепости, потому что крепостью им служила дельта – сотни квадратных миль грязной кровавой смерти для всякого, кто попытался бы ее пересечь. Строители Пурпурных бань не рассчитывали отражать нападения – не видели нужды.
Позволив себе безрадостно улыбнуться, Гвенна вытащила из кошеля на поясе «звездочку».
– Джак, пройди прямо над Банями.
Анник подняла бровь.
– Снесу крышу, – пояснила Гвенна.
– И что дальше?
– Дальше идем внутрь.
Гвенна подожгла запал, подождала, когда Джак пойдет на снижение, и поднесла огонек к фитилю. Она чувствовала на себе взгляд Анник, но встречаться с ней глазами не желала. Снайперша уже напоминала, что им велено обходить Бани стороной, но приказ был отдан до того, как захватили Талала и Квору. Бывает время таиться, выжидать, играть вдолгую. А бывает время запалить мир и любоваться, как он рванет.
Когда Король Рассвета спикировал к крыше, она швырнула снаряд.
Он попал рядом с коньком, скользнул по скату и застрял на резной статуе – вроде орла или коршуна. Со спины уходящего в темноту кеттрала Гвенна смотрела на сердитую россыпь искр. За миг до взрыва зажмурилась – ни к чему портить ночное зрение, – дождалась разорвавшего темноту грохота и снова открыла глаза.
Ей не доводилось бывать в Пурпурных банях, но лазутчик из приверженцев империи сделал грубые планы и наброски. Черепица – запеченная на солнце глина – крепилась к дощатой опалубке поверх толстых, как стволы, балок. «Звездочка» проломила все это огромным пылающим кулаком. Крыша между балок просела и, плюясь щепками и черепицей, съехала вниз, в дым. Внутри вскипели вопли – обломки наверняка кого-то убили, кого-то ранили, добавив безумия и без того безумной ночи. Едва ли повод для гордости: пробить дырку с дом величиной в такой хлипкой кровле, но цели ее тактика достигла. Первая атака всполошила зеленых рубашек. Дай им время, они бы опомнились, перестроились, удвоили и утроили охрану, перевели пленных в другое место, где Гвенне было бы до них не добраться. В каждом бою наступают минуты, когда необходимо бить. Она не успела подготовиться, как хотелось бы, но и выродки внизу тоже, а Гвенне чуть не всю жизнь приходилось драться без подготовки.
«Некрасивая победа, – писал в своей „Тактике“ Гендран, – тоже победа».
– Веди внутрь, Джак, – рыкнула она.
Ответ донесся не сразу.
– Что, птицу целиком?
– Целиком они лучше летают.
– Тесно будет.
– Нам повезло, что ты мастер по этой части.
– Плохое место для подбора, – покачала головой Анник.
– Может, попросим зеленых рубашек вывести наших друзей на открытый лужок с цветочками у журчащего ручейка?
– Император…
– Император пусть орет до хрипоты, но после. Мы вытаскиваем Талала с Кворой.
– Если захватят птицу…
– Анник… – Гвенна покачала головой. – Ты просто подстрели пару засранцев.
Король Рассвета лег на крыло, выправился, завис на миг в жарком ночном воздухе, и было еще мгновенье-другое передумать, отозвать приказ, составить другой план, получше. Мгновенье, как это свойственно мгновеньям, пролетело беззвучно и неудержимо. Кеттрал сложил крылья и канул вниз.
Гвенна крепче ухватилась за ремень, крепивший ее к птичьей лапе.
Мало кому из птиц или пилотов она доверила бы проделать такое. Отверстие в крыше было немногим больше кеттрала с полусложенными крыльями – то есть ему надо упасть камнем и подхватиться над самым полом. Хорошо хоть внизу было просторно, хватало места расправить крылья. И еще хорошо, что пилота лучше Джака Гвенна в жизни не видела.
И все равно…
Она прищурилась, ныряя в пролом, – из ночной темноты в пламенеющий хаос. Большая часть Бань представляла собой один большой зал, в который мог, не задев мачтами потолка, войти военный корабль. Вдоль стен неровными рядами тянулись лежаки, в самых больших осушенных бассейнах стояли общие столы, в разных местах дымили два десятка костров, и повсюду были люди, – похоже, в Бани набились четыре тысячи солдат, и теперь все они носились, орали, расхватывали оружие. Примерно такого и следует ожидать, если взрываешь крышу и влетаешь в дыру на визжащем коршуне-людоеде. В них пока что никто не стрелял – похоже, еще не поверили, что это не сон. Однако внезапность прокисает скорее молока в жаркий день. Даже самого хлюпкого солдата не ошеломишь навечно.
Гвенна окинула зал взглядом: там стена и там стена, значит восточная дверь, в которую заводили Талала с Кворой… вот она!
– Вижу их, – сказала она и, не дожидаясь приземления, стала отстегивать страховку.
Кеттрал в последний момент резко задержал падение, выставил вперед когти, как делают его малые собратья, обрушиваясь на зайца или белку. Гвенна спрыгнула с высоты в два своих роста, неловко приземлилась, перекатилась и вскочила уже с мечами в руках. Прямо перед ней очутился мужчина с недоеденным крылышком какой-то птицы в руке. Его черная борода блестела от жира, и с пальцев капало. Захваченный в разгар ужина, он даже не догадался взяться за оружие. Гвенна заколола его коротким ударом в живот и выдернула клинок прежде, чем человек упал.
– Анник, – приказала она, – прикрой меня с птицы. Джак, будь готов нас вытащить.
От Талала и Кворы ее отделял какой-нибудь десяток шагов. Десяток шагов и не меньше зеленых рубашек. Одних она срубила, других обошла. На каждый ее удар сердца приходился звон тетивы Анник и свистящий шепот резавшей воздух стрелы. Половина поднимавшихся навстречу зеленых рубашек падали, не дождавшись ее удара. Даже при таком соотношении сил это нельзя было назвать боем, и в голове у нее не в первый раз забормотал тихий голосок, утверждая, что неправильно запросто убивать столько людей.
– Считай свои сраные благодеяния, сука, – откликнулась она, вскрывая очередную глотку.
Талал, хоть и раненый, и связанный, оказался расторопнее зеленых рубашек. Он сумел вплотную подступить к держащему конец веревки стражнику и головой разбить ему нос. Солдат, взвыв, выпустил поводок, и тогда Талал с разворота свалил его в неглубокий пустой бассейн. Второй стражник поднял копье, а опустить не успел – стрела Анник вошла ему между зубами и выбила фонтан крови из запрокинувшейся головы.
Связанными руками Талал вырвал у убитого копье, ткнул в живот третьего зеленого и оказался свободен. Но не кинулся к птице, а обернулся.
Квора лежала без чувств там, где бросил ее охранник. Талалу было не удержать и ее, и копье, но лич встал над соратницей, заслонив ее от опомнившихся зеленых рубашек.
В нескольких шагах от него Гвенна хлестнула по лицу какую-то женщину – ошарашенные домбангцы спотыкались, как младенцы, зато им не было счета, – подрезала поджилки второй и оказалась рядом.
Вблизи Талал выглядел хуже. Он берег правую ногу, а под обгоревшей формой на темной коже просматривались безобразные багровые ожоги. Один глаз заплыл, почти закрылся, а кровь из сломанного носа окрасила красным его горькую ухмылку.
– Извини.
– Чего уж там. – Гвенна перерезала веревку на его запястьях. – Сильно тебя помяло?
– Я в порядке.
Мимо просвистела еще одна стрела – кто-то за ее плечом крякнул и повалился. Гвенна рискнула оглянуться: зеленые рубашки перестраивались. Все, кого взрыв застал спящими, болтающими над миской похлебки, похватали копья и арбалеты и стягивались в круг, обступая Талала с Кворой и Гвенной. Другие подбирались к Королю Рассвета. От всех несло ужасом. Один держал копье, как факел, торчком, словно отбивался не от врага, а от темноты. Король возмущенно взвизгнул, ухватил его клювом, перекусил пополам и отшвырнул труп. Остальные, натыкаясь друг на друга, попятились подальше от острого как бритва клюва и страшных нечеловеческих глаз, но не разбежались.
Обернувшись к Талалу, Гвенна обнаружила, что тот успел взвалить Квору на плечи. Глаза женщины были закрыты, нос сломан, губа разбита, темная кожа побагровела от ссадин. Талал удержал в одной руке копье, но много ли с него проку, когда на плечах Квора?
– Пошли, – сказала Гвенна.
Махнув одной рукой на птицу, другой Гвенна отбила удар меча и проткнула мечнику горло.
Талал, кивнув, сделал шаг.
Они одолели полпути до Короля Рассвета, когда земля под ногами дрогнула, и Гвенна застыла на месте.
Перед лицом мелькнула черепица с крыши, разбилась вдребезги под ногами. За ней еще и еще. Гвенна вложила в ножны один меч, заслонила локтем голову, и вовремя: следующая черепица рубанула ее по раненому плечу и сбила на одно колено. С усилием поднявшись, Гвенна огляделась и ужаснулась: толстая балка перекрытия треснула и медленно складывалась вдвое, увлекая за собой потолок. Дерево скрипело, не выдерживая нагрузки. Черепица сыпалась градом, разбивалась, валила на пол людей.
– Скорее, Талал, – процедила она, бросаясь вперед.
Крыша грозила раздавить всех, зато давала шанс прорваться на свободу. Гвенна как раз подняла меч, когда черепица рубанула по лбу зеленую рубашку, проломив ему голову от глазницы до подбородка. Раненый нелепо попытался пристроить на место сорванный клок кожи, потом завалился навзничь в яму сухого бассейна. Теснившая их толпа солдат поредела; мужчины и женщины забивались под столы или просто сжимались в комок, защищая головы руками. Дорога к птице расчистилась. Если доберутся – они свободны: дыра в крыше стала шире. Эта проклятая ночь вела с ними азартную игру на слепую удачу.
Гвенна ненавидела расчет на удачу.
На островах, еще кадетом, она знавала старую, всю в морщинах, кеттрал, давно не летавшую на задания. Звали ее Максан, и славилась она тем, что при какой-то осаде полувековой давности одна, без оружия прошла сквозь ливень стрел, чтобы подложить заряд под крепостные ворота. Гвенна сто раз слышала ее рассказ – все его слышали, – и каждый раз у нее потели ладони.
– Но почему не бегом? – с недоуменным смешком спрашивали слушатели.
Максан каждый раз качала головой, кисло морщилась и вглядывалась куда-то молочными бельмами.
– Без толку бегать. Самый дерьмовый лучник снимет бегущего не хуже, чем шагающего.
Гвенна помнила, как покачала головой Анник: «У бегущего шансов больше».
– Шансы! – фыркала Максан. – Девочка, шансы – это про кости и карты, а не про жизнь и смерть. Лучший солдат, какого я знала, захлебнулся кровью в Антере, когда сопливый мальчишка ткнул его в грудь вилами. Какие у него были шансы? А сколько я видела болванов, выживших после глупостей, которые должны были десять раз их убить? Слушай меня, девочка, и слушай хорошенько: что будет, то будет. Двух смертей не бывать. Стрела либо попадет в тебя, либо нет. Либо ты умрешь, либо нет. Только и всего.
Подростком Гвенна считала, что с такой нелепостью даже спорить не стоит. Но с годами начинала понимать если не мудрость, то резон старухи. От всего на свете не убережешься. Даже от «почти всего» не убережешься. Когда дерьмо льет особенно густо, ты, как сказала Максан, либо гибнешь, либо нет. Эта мысль принесла с собой странное успокоение, испарившееся, едва Гвенна снова подняла глаза.
Не только крыша – проседать начала вся западная стена. Огромные опоры, словно больные, заваливались внутрь. Их повредила не «звездочка» – взрыв недотянул до толстых стволов. Но если подумать, Пурпурные бани простояли сотни лет. Сотни лет пара, жара, гнили. Кто знает, какие жучки и термиты пировали в этих столбах, да и что толку знать. Стена проминалась, как подмокшая бумага, балки трескались, преграждая им выход в небо.
Талал рядом с Гвенной споткнулся, подхватился, одной рукой попытался прикрыть Кворе голову, унося ее к птице. Со спины Короля Рассвета что-то кричал Джак. Слов Гвенна не разбирала, но и так было ясно, что он требует заканчивать с посадкой. Либо он не видел, что происходит, либо плохо соображал. Покосившаяся стена еще не обрушилась, но большая ее часть, не подпертая настилами, нависала над залом зубастой челюстью огромного зверя – сплошь щепки и острые углы шириной в целую ночь. Огонь лизал дерево, добирался до масла разбитых светильников и вспыхивал пламенными полосами. Сквозь такое птице не взлететь.
«Либо ты умрешь, – сказала, глядя на нее сквозь туман своих бельм, Максан, – либо нет».
И без того гнусное положение только ухудшил приказ Гвенны влететь в Бани на птице.
Из века в век кеттралы были главной военной тайной империи, самой опасной и самой важной. Птицы позволяли аннурцам передвигаться быстрее всех, с неба атаковать стены и крепости, вести войну средствами, недоступными малым государствам, полагавшимся только на коней, пехоту и корабли. Птицы стали тяжелейшей из потерь в гражданской войне. Схлестнувшись в самой ожесточенной за всю человеческую историю трехдневной схватке, орден кеттрал лишился своих птиц. Едва ли полдесятка спаслись и затерялись вместе с хозяевами. Аннуру остался один – Король Рассвета.
За пять лет Гвенна со своим крылом вылетала на многие десятки заданий, моталась через материки – Вашш и Эридрою, от Антеры до Анказских гор. Одна птица не шла ни в какое сравнение с сотнями кеттралов времен расцвета ордена, но и одна могла иногда повернуть течение вспять, предупредить командиров о грядущей атаке, перенести лучших военачальников на те фронты, где они были нужнее, оповестить императора о событиях в самых дальних краях ее рассыпающихся владений. Можно было без преувеличения сказать, что без Короля Аннур лишился бы городов, армий, даже целых атрепий.
«Тупая ты сука, – шипел злобный голосок в голове у Гвенны. – Тупая, тупая сука».
Она отшвырнула этот голос, растоптала его, сосредоточилась на насущном. Ненавидеть себя еще хватит времени.
– Джак! – крикнула Гвенна. – Анник! Слезайте. Королю не выбраться. Уходим пешими.
Она оглядела зал. Сотни и сотни зеленых рубашек кишели, как черви в навозе, как муравьи, как пчелы в улье. Многие в страхе перед падающими обломками и пожаром пробивались в восточный и северный концы зала, подальше от угрозы. А значит, проход на запад хоть на минуту освобождался. По крайней мере, от людей – горящие балки и обугленная черепица сыпались пуще прежнего.
Зеленые рубашки – кажется, последние двое, кому еще было дело до кеттрал, – кинулись на Талала.
Пока он неловко разворачивался им навстречу, Анник убила одного стрелой. Поясной нож Гвенны вошел в горло другому.
– Уходим, – сказала она, тесня лича перед собой. – Шагай!
Анник успела отстегнуть сбрую, а Джак так и остался в седле на спине Короля Рассвета. Он зачем-то обнажил меч, хотя сражаться ему было не с кем. Гнев исказил его черты.
– Я его не брошу.
Гвенна проглотила ругательство. Она так и знала. Птица – не домашний любимчик. Король – такой же солдат, как они, а солдатам случается попасть в ловушку. Иногда и погибнуть. Она это понимала, каждый в крыле понимал, но Короля Джак вырастил из неоперившегося птенца, превратив его в величайшую птицу в истории кеттрал. Ему пилот доверял так, как не доверял никому из крыла, а это о многом говорило.
– Это приказ, Джак. Прыгай. Мы его вытащим.
Она сама не знала, правда ли это. Ясное дело, она бы вывернулась наизнанку, чтобы отбить птицу, только надежды было мало. Бани пылали, все разваливалось на хрен, и Король Рассвета застрял посреди пожара. Такая мелочь, как падающая черепица, не могла его серьезно ранить, но если рухнет Шаэлем клятая стена…
