– Правда? – скептически переспросил Каден, поглядывая на оставшиеся связки.
Он снова взглянул во двор. Для отлынивающих от работы у хин имелись суровые наказания, хотя Акйил, похоже, так и не выучил этот урок, да и Патер понемногу перенимал дурные привычки у старшего товарища.
– Кончай ты все время оглядываться, – укоризненно заметил Акйил, растягиваясь на черепице. – Никто не собирается нас здесь выслеживать.
– Ты в этом так уверен, что готов рискнуть получить порку?
– Конечно, уверен! – лениво отозвался тот, кладя голову на сплетенные пальцы и закрывая глаза. – Это была одна из первых вещей, которым я научился в Квартале: люди никогда не смотрят вверх.
Патер ссыпался к ним с верхушки крыши, позабыв про неуложенную связку черепицы.
– Это воровская мудрость, да? – жадно спросил он. – Правда, Акйил?
Каден простонал.
– Патер, сколько раз тебе говорить: нет никакой «воровской мудрости»! Это просто название, которое Акйил придумал для изобретенных им правил – кстати, они обычно не работают.
Акйил, приоткрыв один глаз, пронзил Кадена гневным взглядом.
– Не верь ему, Патер! Это действительно воровская мудрость, Каден просто никогда о ней не слышал, потому что провел свои молодые годы во дворце, где с ним носились как с писаной торбой. Скажи спасибо, что хоть здесь нашелся кто-то, способный позаботиться о твоем образовании… А кстати, Каден! – Он поспешил поменять тему, прежде чем тот успел обидеться на «писаную торбу». – Тан задает тебе столько работы, что мы так и не поговорили об этой козе, которую ты потерял.
При словах Акйила в мозгу Кадена всплыло непрошеное воспоминание – сама-ан, картинка зарезанной козы, – а вместе с ним пришел холодный, ползучий страх, встопорщивший кожу между лопатками. Это, конечно, была небрежность мышления – позволить словам другого диктовать содержание своих мыслей; поэтому он сразу же отбросил и образ, и эмоцию. Впрочем, вечернее солнце было теплым, ветерок доносил до крыши смолистый аромат можжевельника, и не было большой беды в том, чтобы позволить себе отдохнуть пару минут, прежде чем снова идти разыскивать умиала. Бросив еще один взгляд в сторону монастыря, Каден устроился на черепице рядом со своими друзьями.
– Что ты хочешь знать? – спросил он.
– Это ты мне скажи, – отозвался Акйил, поворачиваясь и опираясь на локоть. – Я знаю только, что коза была растерзана. И что ты не нашел никаких следов…
– И еще мозги! – вклинился Патер. – Кто-то съел ее мозги!
Каден кивнул. Он воссоздавал в памяти эти события чаще, чем признавался, однако так и не смог ничего добавить к прежнему воспоминанию.
– Да, примерно так.
– Это был лич! – объявил Патер, протискиваясь между двумя старшими товарищами и возбужденно жестикулируя. – Это мог сделать лич!
Акйил ленивым взмахом руки отмел нелепое предположение.
– Патер, что может понадобиться личу в Костистых горах, да еще посреди зимы?
– А может, он скрывается! Может, его соседи узнали, что он лич, и ему пришлось бежать посреди ночи. Или нет, – продолжал вдохновенно придумывать мальчишка. – Он, наверное, наложил на кого-нибудь кеннинг! Что-то жуткое, и…
– …и потом пришел к нам, чтобы резать наших коз? – хохотнул Акйил.
– Ну а что? Они действительно так делают, – возразил Патер. – Едят мозги и пьют кровь, и все такое.
Каден покачал головой.
– Ничего подобного, Патер. Они такие же люди, как и мы, просто… извращенные.
– Они плохие! – убежденно воскликнул мальчик. – Поэтому их всех надо повесить или обезглавить!
– Они действительно плохие, – согласился Каден. – И мы действительно должны их казнить. Но не потому, что они пьют кровь.
– Вообще-то они могут пить кровь, – некстати заметил Акйил, тыча Патера под ребра, чтобы подзадорить его.
Каден снова покачал головой.
– Мы должны казнить личей, потому что они обладают слишком большим могуществом. Нельзя допускать, чтобы кто-то имел возможность искажать ткань реальности по своей прихоти. Только боги могут иметь такую власть.
Сотни лет назад Атмани, правители-личи, потеряли рассудок и едва не уничтожили весь мир. Каждый раз, когда Каденом овладевало сомнение в том, что личи заслуживают ту ненависть и поношения, которые их окружают, ему достаточно было вспомнить их историю.
– Слишком много власти! – воскликнул Акйил. – Слишком большое могущество! И это я слышу от человека, который, поцелуй его Кент, однажды станет аннурским императором!
– Если верить Тану, у меня в голове недостаточно мозгов даже для того, чтобы стать хорошим монахом, – фыркнул Каден.
– Тебе и необязательно становиться монахом. Ты ведь собираешься править половиной мира!
– Может, и так, – с сомнением протянул Каден.
Сейчас Рассветный дворец и Нетесаный трон казались невероятно далекими, словно смутное воспоминание о детском сне. Как знать, может быть, его отец будет править еще тридцать лет – лет, которые Каден проведет в Ашк-лане, таская воду, перекрывая крыши и получая побои от своего умиала, а как же еще.
– Я не против работы или битья, если я чувствую, что все это часть какого-то большого замысла. Но вот Тан… ему вообще нет до меня дела, я для него словно какое-то насекомое.
– Ты должен радоваться, – заметил Акйил, перекатываясь на спину и устремляя взгляд в несущиеся по небу облака. – Я всю жизнь из кожи вон лез именно для того, чтобы от меня никто ничего не ожидал. Разочарование окружающих – ключ к успеху!
Он повернулся было к Патеру, но Каден опередил его.
– И это тоже не воровская мудрость, – заверил он мальчика. Потом снова повернулся к Акйилу. – Знаешь, что Тан заставил меня делать на прошлой неделе? Считать. Он заставил меня пересчитать все камни во всех зданиях Ашк-лана.
– И тебя это огорчает? – спросил Акйил, тыча в него пальцем. – Да мне давали более трудные задания, когда мне не исполнилось и десяти лет!
Каден приподнял брови.
– Ты всегда был семи пядей во лбу, я знаю.
– И нет необходимости бросаться непонятными словами. Не все из нас выросли под руководством учителя-манджари.
– Не ты ли заявлял, что все знания, которые нужны человеку, он может получить от мясника, моряка и шлюхи?
Акйил пожал плечами.
– Без мясника с моряком можно обойтись.
Патер изо всех сил пытался поспеть за их диалогом, поворачивая голову то к одному, то к другому.
– Что такое шлюха? – заинтересованно спросил он, но тут же, вспомнив их предыдущую беседу, перешел к другому вопросу: – Если козу убил не лич, то тогда кто?
Сцена снова встала перед мысленным взором Кадена: разбитый череп, выскобленный дочиста.