Кончина. Киноповесть о тюрьме без вымысла

Коля. Кури.

Протягивает ему сигарету и зажигалку.

Человек. Душа.

Коля. За что сидишь?

Человек. Да всё к одному.

Коля. Сильно?

Человек. Ну поломал там, малёк. Ну он, вроде, уже оклемался.

Коля. А за что всёк-то?

Человек. Да хэ-зэ, не помню. Бухие были, бутылок 5 опрокинули.

Коля. А он кто такой?

Человек. Терпила? Да сосед мой. Да я еще всёк, а потом сам «скорую» вызвал. Его еще, помню, долго принимать не хотели. Ну хуле – ни паспорта, ничего.

Коля. А что с паспортом?

Человек. А он его отродясь не получал.

Коля. Несовершеннолетний, что ли?

Человек. Прям. Он старше меня, ему уже под сорокет.

Коля. А почему не получал?

Человек. А нахрена он ему нужен, когда он ни читать, ни писать не умеет.

Коля. Нифига себе. Такое бывает?

Человек. По всей видимости (подчеркнуто интеллигентно) … И вызвал я ему вместе со «скорой» и приговор себе – врачи ментам стуканули, меня на пятерик оформили.

Коля. И сколько уже сидишь?

Человек. Двушку уже отпердел.

Пауза.

Коля. Ясно. А звать тебя как?

Человек. Женек.

Жмут руки.

Коля. А у меня…

Договорить не успевает – возле шлагбаума появляется высокий и толстый человек с бешеным красным лицом и с журналом подмышкой, в том же синем камуфляже.

Женек. О, Иваныч пришел, ща орать будет как резаный.

Красномордый приближается к стройке и, согласно предсказанию, начинает громко орать.

Красномордый. Хуле встали, вылупились, мать вашу?! А-ну давай вон ту херню (показывает на сложенные в одном из углов свалки старые трубы отопления) вон туда таскаем (показывает в другой угол. Толпа молча смотрит на него. Он начинает орать еще громче). Хуле стоим, а?! давай бегом, б***дь, жрать не пойдете, пока не перетаскаете!

Толпа нехотя начинает таскать трубы из угла в угол под одобрительные возгласы красномордого.

Иваныч. Во-во, давай, давай. Ништяк!

В обзоре камеры появляется дверь каморки, за которой несколько минут назад скрылся Кулаков. Она открывается, и подполковник вновь появляется на стройке. Шатаясь, он бредет по ней, все еще бросая привычные «Перезвони!» в трубки своих многочисленных телефонов. Внезапно он наталкивается на толпу, таскающую трубы. Останавливается в недоумении. Иваныч подбегает к нему и берет под козырек.

Кулаков (толпе). И че вы тут делаете?

Женек. Трубы таскаем, Федор Кузьмич.

Кулаков. А нахрена они здесь нужны? (Тишина) А-ну, давай назад (громче). Давай назад неси, какого хрена стоите?! Бегом, сукины дети! Совсем офуели! Я за вас возьмусь за всех, мало не покажется!

Толпа было принимается выполнять его указание, когда кто-то кричит «Обед принесли!», и все как один срываются со своих мест и убегают.

Сцена 3

Крик «Обед принесли!» зритель слышит и когда перед ним появляется дверь в виде решетки, из-за которой смотрит молодой казах в синей униформе. Он открывает дверь, в нее входят молодые парни лет двадцати в грязной зеленой робе, напоминающей санитарную, и белых приплюснутых на головах фесках. За собой они тащат низкую телегу с бачками цвета хаки. Казах обыскивает их, бормоча:

Казах. Эх мля, баландеры… Работенка у вас конечно… Стремней, чем наша, а? Ха-ха, вы на воле все братва, а на зоне – повара, да?!

Громко смеется. Разносчики пищи нехотя поддерживают его.

Казах. Что там сегодня? (Приоткрывает один из бачков, вдыхает запах и, скривясь, сразу закрывает его) Фу, ну и параша. Ладно, погнали!

Он открывает еще одну решетчатую дверь. Зритель видит длинный мрачный коридор, по обе стороны которого – двери камер. Окон здесь нет – все освещают тусклые лампы. На весь коридор играет итальянская поп-музыка, раздающаяся из хриплых динамиков радиоприемников, навешанных здесь повсюду. Стоя в проеме решетчатой двери, один из пищеносов кричит:

Пищенос. Ну что, жрать будете, педерасты? Ха-ха!

Рука с ключом открывает форточку в двери одной из камер. Оттуда летит плевок, попадающий на форменные брюки казаха.

Казах. Вы че, попутали?!

Пищенос. Щас, Ержан, погоди.

С этими словами он берет с телеги пятилитровую бутыль с киселем, открывает ее и выплескивает содержимое в форточку.

Пищенос. На, киселя попей!

Из камеры слышатся крики возмущения. Казах смеется и закрывает форточку. Движение кортежа продолжается – зритель видит открывающиеся дверные форточки, появляющиеся на них алюминиевые тарелки, наполняющих их пищеносов. Все это под звуки песни Riccie e Poveri «Sara parche ti amo». В конце песни зритель вновь видит коридор и пищеносов, водружающих бачки на телегу. Один говорит другому: