– Тс-с-с, любимый. А теперь – главное. Музыка! – Белоснежка снова хлопнула в ладоши, и заиграли музыканты. – Давай, мама. Пляши! – закричала Белоснежка. Она хоть и казалась молодой дамой, но внутри осталась той же семилетней девочкой.
Принц в ужасе глядел на свою невесту, в ее синие глаза, сиявшие холодным светом. Железные башмаки задвигались в такт веселой музыке, и королеве пришлось двигаться вместе с ними. Она плясала и плясала, ноги ее плавились, мир исчез. Не осталось ничего, кроме боли.
Но она все плясала и плясала.
Последнее, что она услышала, пока свет в ее глазах не померк, были слова Белоснежки, звучавшие издалека:
– Перейдем к застолью.
Все, что осталось от королевы, продолжало танцевать еще долгое время.
Рука с ножом
В вольном пересказе Бенни Бёкера
Девушка лежала на берегу озера. Она даже вообразить не могла места более умиротворяющего и прекрасного, ведь кроме нее здесь никого не было.
Никого, кто бы звал ее. Никого, кто бы бранил и раздавал указания направо и налево. Кто бы кричал «пошевеливайся, негодная девчонка».
Никто не толкал ее в спину, когда она, подметая пол или готовя еду, случайно оказывалась на пути. Никто не проклинал и не говорил, что ей грош цена. Здесь у озера она была одна.
Когда девушка медленно и лениво приоткрывала глаза, то видела курган, поросший рябиной и падубом, и милее этого кургана ничего для нее не было.
Она также заметила трех серых коней, пустившихся вскачь, унося на спинах трех ее братьев. Девушка равнодушно проводила их глазами. В душе ее ничто не шевельнулось. Поодаль, на пустоши, стояла хибарка матери. Не родной дом, ведь в родном доме хорошо, как нигде. В родном доме ты всегда желанный гость, тебя все любят, и ты отвечаешь тем же. Хибарка же была всего лишь пустой оболочкой и, сколько девушка себя помнила, никогда не была для нее родной.
Так она лежала, сжимая в руках нож и любуясь его блеском в лучах солнца. Она работала им каждый день, но ни одна царапина не испортила гладкий клинок. Девушка потрогала лезвие – оно оставалось таким же острым и ровным, как в тот день, когда она впервые взяла этот нож в руки.
Но вот девушка поднялась с земли. Минуя курган, дважды стукнула по камню, и из темной дыры в кургане показалась рука, поросшая темной шерстью. Узловатые пальцы аккуратно забрали нож и девушка направилась к хибарке.
* * *
Она жила с матерью и тремя братьями. Только они впятером – вдалеке от всего и от всех. Вокруг были торфяное болото, лес и озеро, а еще, куда ни глянь, пустошь. Их хибарка была единственным жильем на мили вокруг.
Никаких соседей, никого из людей. Только девушка, ее мать да трое братьев.
Тех самых, что превращали ее жизнь в ад. Мать больше всего любила сыновей, что бы они ни сделали – все хорошо, что бы ни сделала сестра – все не так. Им все дозволялось, ей – ничего. У каждого из них было по серому коню, и братья могли скакать, куда вздумается. Захотят – на охоту, захотят – на ярмарку, обменивать мясо и меха, поговорить с народом да узнать, что в свете делается.
А у девушки были разве что стоптанные деревянные башмаки да вечная работа.
За что они с ней так?
Чем она не угодила матери? Чем не угодила братьям?
Она не понимала. Знала лишь, что обращаются с ней хуже, чем с собакой, да только, кроме них, никого у нее не было.
Каждый день ей приходилось идти на болото, нарезать торф и тащить его назад, чтобы натопить в доме и приготовить еду в кухоньке. Работа эта была тяжелой и изнурительной, на нее едва хватало сил и целого дня, ведь мать вручала дочери одну деревянную лопату, которая с трудом входила в землю.
Каждое утро девушка отправлялась на болото за торфом и каждый вечер возвращалась усталая и измученная, едва держась на ногах.
Вот такой жизнью она жила. Изо дня в день наблюдала, как братья уносились прочь верхом, а сама шла на болото. А вечером видела, как братья возвращались домой, смеясь и болтая о том, чего насмотрелись и наслушались за день.
Вот такой жизнью она жила. Тяжелой жизнью. И было б ей совсем невмоготу, не влюбись в нее однажды один подземный житель.
* * *
Знаете, подземные жители обычно ни с кем не водятся. Те самые жители, что обитают в древних курганах, разбросанных по полям и лесам по всей округе. Стоят эти курганы с незапамятных времен. Никто уж и не упомнит, кто поставил их здесь и для какой надобности. Вот в них и обитают подземные жители, и людей они недолюбливают.
Но этот подземный житель каждый день смотрел на девушку, когда она проходила мимо его кургана, чтобы залезть в болото и нарезать торфа, и потихоньку в нее влюбился.
И случилось как-то раз, что девушка присела у кургана немного передохнуть перед тем, как пуститься в обратный путь, и расплакалась.
Девушка все плакала и не могла остановиться.
Она оплакивала свою беспросветную жизнь. Плакала из-за матери и братьев, которым не было до нее дела. Плакала оттого, что ей не выбраться из этих мест, что нет тут, кроме ее семьи, других людей. Плакала из-за тяжелой работы, и оттого, что вовек ничего не изменится.
Так она сидела, оплакивая свою судьбу, и вдруг услышала, как кто-то произнес:
– Что случилось, моя милая?
Девушка обернулась, и удивленно посмотрела вокруг. Сюда никогда никто не приходил. Только она одна копалась в торфяном болоте. Голос-то она услышала, но кругом не было ни души, может, почудилось?
Неужто она помешалась?
Девушка снова заплакала, но кто-то снова задал вопрос:
– Что случилось, моя милая?
Она опять обернулась, но и на этот раз никого рядом не было. Или, может, был? Может, прятался в тени большого камня в кургане?
Пара глаз во мраке. Пара глаз, глядевших на нее.
Вместо того чтобы испугаться, девушка принялась жаловаться на свою тяжелую жизнь и изнурительную работу. Она говорила, говорила и не могла выговориться. Так бывает, если обычно тебя-долго не слушают.
Она говорила, как каждый день залезает в болото, о мокрой и липкой земле, о толстом слое травы, о том, как трудно ее отдирать, о том, как трудно тащить домой торф.
– Когда в другой раз придешь нарезать торф, сперва дважды стукни по этому камню, – произнес голос. – И тогда земля не покажется тебе такой тяжелой, а работа такой утомительной.
Голос говорил ласково и приветливо, и девушка была уверена, что, кто бы там, в тени, ни прятался, он желал ей добра. Впервые в жизни кто-то был ласков с ней.
– Взамен ты должна мне кое-что пообещать, – продолжил голос. Он больше не был ласковым. Теперь он звучал твердо и решительно, но по-прежнему приветливо. – Пообещай мне кое-что, – повторил он. – Пообещай, что вовек никому обо мне не расскажешь.
Девушка пообещала, и с тех пор каждое утро, направляясь к болоту, она дважды стучала по камню в кургане. Вслед за этим подземный житель высовывал из темной дыры руку. В узловатых пальцах он держал нож. Им – то девушка и резала торф.
Окончив работу, она снова дважды стучала по камню, появлялась рука и забирала нож Нож был волшебным, как это часто водится у подземных жителей, им можно было разрезать все что угодно.
Никогда прежде не жила она такой прекрасной жизнью.
* * *