Журнал «Парус» №87, 2021 г.

Европа и Америка по радио интервьюируют тот адов синклит, что называется “рабоче-крестьянской властью”, рассуждают с ним о его “политике”, то есть о том непрекращающемся, гнуснейшем и свирепейшем злодеянии, которое совершается среди бела дня в двадцатом столетии, в христианской Европе, при кликах “социалистического пролетариата” Европы, будто бы несущего в мир новую религию братства, равенства, человечности — и требующего “невмешательства” в эти самые “внутренние дела” России!

“Вот, по слову писания, темнота покроет землю и мрак народы… И лицо поколения будет собачье…”

Но лицо Авеля русской земли не уподобится лицу брата его, Каина. Издревле был на Руси Авель рядом с Каином — и спасал ее своим воскресением. Спасение в нас самих, в возврате к Божьему образу и подобию, надежда — на тех, которые этого образа и подобия не утрачивали даже в самые черные дни, — которые, испив до дна весь ужас и всю горечь крестных путей, среди океана человеческой низости, среди звериного рева: “Распни Его и дай нам Варраву!” — перед лицом неслыханного разврата родной земли, встали и пошли жизнью и кровью своей спасать ее, и повели за собой лучших ее сынов, лучший цвет русской молодости, дабы звезда, впервые блеснувшая над темнотой и скорбью Ледяного похода, разгоралась все ярче и ярче — светом незакатным, путеводным и искупляющим несчастную, грешную Русь!»

В марте 1919 года, когда Добровольческая армия терпела поражения и банды атамана Григорьева готовились войти в Одессу, И.А. Бунин говорил Вере Николаевне: «Мои предки Казань брали, русское государство созидали, а теперь на моих глазах его разрушают — и кто же? Свердловы? Во мне отрыгнулась кровь моих предков, и я чувствую, что я не должен быть писателем, а должен принимать участие в правительстве». «Он сидел в своем желтом халате и шапочке, воротник сильно отставал, — продолжает Вера Николаевна, — и я вдруг увидела, что он похож на боярина. — Я все больше и больше думаю, чтобы поступить в армию добровольческую и вступить в правительство. Ведь читать газеты и сидеть на месте — это пытка, ты и представить не можешь, как я страдаю…» (Устами Буниных… Т. 1. 1977. С. 215–216). В августе 1920 года П.Б. Струве, от имени правительства Вооруженных сил Юга России, пригласил И.А. Бунина в белый Крым: «Переговорив с А.В. Кривошеиным, мы решили, что такая сила, как Вы гораздо нужнее сейчас здесь у нас на Юге, чем заграницей. Поэтому я послал Вам телеграмму о Вашем вызове. Пишу спешно» (Из истории русской зарубежной литературы: Переписка И.А. Бунина и П.Б. Струве // Записки Русской академической группы в США. Т. 2. Нью-Йорк, 1968. С. 64). Однако последний в России белый анклав был к тому времени обречен и должен был пасть. 15 ноября 1920 года Вера Николаевна занесла в дневник: «Армия Врангеля разбита. Чувство, похожее на то, когда теряешь близкого человека» (Устами Буниных… Т. 2. С. 18).

В статье «Заметки (о еврейских погромах)» И.А. Бунин вспоминал: «в дни для нас очень горькие и все же обещавшие возвратить нас хоть к минимальной человечности, когда Одесса встречала французов, я писал:

И боль, и стыд — и радость…

Да будет так. Привет тебе, Варяг.

Во имя человечности и Бога

Сорви с кровавой бойни наглый стяг,

Смири скота, низвергни демагога!»

Как известно, в советской пропаганде был создан лживый миф о так называемых «интервентах», помогавшим белым. В действительности это были не «интервенты», а союзники России по Антанте, обязанные оказывать ей военную помощь по договору. Однако они этого фактически не делали — помощь их была мизерной и давалась только до тех пор, пока белые не начинали одерживать победы. «Союзники» не хотели победы белых, чтобы не пришлось делиться с ними плодами победы в Мировой войне, в которой Россия сыграла решающую роль. На самом деле «мировая закулиса», стоявшая за Антантой, хотела победы большевиков — для этого она и завезла их в Россию в 1917 году — зная, что никто лучше большевиков не разрушит Россию изнутри без всякой войны. Настоящими, подлинными интервентами были большевики: сначала, подобно «власовцам», они добились поражения своей страны, разложив ее армию, а затем по Брестской капитуляции отдали врагу почти половину европейской части страны. «Союзники» же во время Гражданской войны в боевых действиях не участвовали — они всего лишь стояли в портах и за спиной белых армий занимались грабежом страны. Стоило бы британскому флоту пару раз поддержать огнем армию Юденича, и белые взяли бы Петроград, даже несмотря на троекратное превосходство красных. Но британцам это было не нужно. Зато у красных были самые ценные интервенты-помощники в лице садистов-латышей и диких китайцев, общая численность которых почти равнялась численности белых армий.

В речи в честь А.И. Деникина И.А. Бунин сказал: «…незримо пишутся новые славные страницы русской летописи, на коих уже неизгладимо начертано Ваше славное имя и коим предстоит такая долгая, долгая историческая жизнь. Позвольте мне только земно поклониться Вам ото всего моего сердца». О А.В. Колчаке он писал: «Настанет время, когда золотыми письменами, на вечную славу и память, будет начертано Его имя в летописи Русской Земли» (статья 1921 года «Его вечной памяти»). 1(14) апреля 1921 года заносит в дневник: «Вчера панихида по Корнилове. Как всегда, ужасно волновали молитвы, пение, плакал о России» (Там же. Т. 2. С. 32); через год: «Панихида по Колчаке. Служил Евлогий. Лиловая мантия, на ней белые с красными полосы. При пении я все время плакал» (Там же. С. 78–79).

В речи «Миссия русской эмиграции» И.А. Бунин сказал самые важные слова о Белой армии: «В дикой и ныне мертвой русской степи, где почиет белый ратник, тьма и пустота. Но знает Господь, что творит. Где те врата, где то пламя, что были бы достойны этой могилы? Ибо там гроб Христовой России. И только ей одной поклонюсь я, в день, когда Ангел отвалит камень от гроба ее. Будем же ждать этого дня. А до того да будет нашей миссией не сдаваться ни соблазнам, ни окрикам. Это глубоко важно и вообще для неправедного времени сего, и для будущих праведных путей самой же России. А кроме того, есть еще нечто, что гораздо больше даже и России, и особенно ее материальных интересов. Это — мой Бог и моя душа». Именно Бога и душу защищали белые воины от страшных лап Сатаны.

В эмиграции тогда господствовала либерально-левая пресса — прямые наследники главных виновников русской Катастрофы. Эти подонки и здесь пытались манипулировать сознанием несчастных русских изгнанников. Только в 1925 году эмиграция получила периодическое издание, выражавшее интересы ее монархического большинства — газету «Возрождение» (Париж), во главе которой встал П.Б. Струве и на страницах которой И.А. Бунин регулярно выступал в пору его редакторства. Когда 16 февраля 1924 года Бунин выступил на собрании «Миссия русской эмиграции» с одноименной речью, затем опубликованной в газете «Руль», на него и на других участников обрушилась едва ли не вся «левая» периодика и прежде всего «Последние новости». Даже сотрудники кадетской газеты «Руль» отмечали, что выступления против «правых» в «Последних новостях» велись с большим раздражением, чем даже против Ленина и большевиков.

В пору Второй мировой войны Бунин-публицист замолкает. Живя в Грассе, он отвергает все предложения печататься в прогерманских изданиях (хотя ряд писателей, и в их числе И. Шмелев, публикуются на страницах «Парижского вестника»). 2 декабря 1941 года в своём дневнике Бунин писал о большевиках: «Хотят, чтобы я любил Россию, столица которой — Ленинград, Нижний — Горький, Тверь — Калинин — по имени ничтожеств, типа метранпажа захолустной типографии! Балаган». А в другом месте о нацистах в записи Веры Николаевны Муромцевой от 29 августа 1944 года: «Ян [Так его называла жена. — Авт. ] сказал — “Все же, если бы немцы заняли Москву и Петербург, и мне предложили бы туда ехать, дав самые лучшие условия, — я отказался бы. Я не мог бы видеть Москву под владычеством немцев, как они там командуют. Я могу многое ненавидеть и в России, и в русском народе, но и многое любить, чтить ее святость. Но чтобы иностранцы там командовали — нет, этого не потерпел бы!». Однако в 1940-е годы возникает миф о якобы «полевении» Бунина. Он дал интервью газете «Советский патриот» и посетил посла СССР во Франции А.Е. Богомолова. Через старого приятеля по литературным «Средам» Н.Д. Телешова он узнал, что в московском издательстве готовится том его избранных произведений. И.А. Бунина навещает в Париже и подолгу беседует наедине с ним К. Симонов. Насколько далеко зашло это сближение с советской властью, свидетельствует тот факт, о котором сообщает в дневнике В.Н. Муромцева-Бунина: «Предлагают Яну полет в Москву, туда и обратно, на две недели, с обратной визой» (Устами Буниных… Т. 3. 1982. С. 181. Запись от 27 мая 1946 г.). Однако интервью в «Советском патриоте» оказалось грубо сфальсифицированным: «Меня просто на удивление дико оболгали», — сообщал Бунин М.А. Алданову (Бунин И. Письмо М.А. Алданову от 27 июля 1946 г. // Новый журнал. 1983, № 152. С. 166–167). «Был приглашен в посольство позапрошлой осенью, — возмущался Бунин в письме Андрею Седых, — и поехал — как раз в это время получил две телеграммы от Государственного Издательства в Москве — просьба немедля выслать сборник моих последних рассказов и еще несколько старых моих книг для переиздания. Увы, посол не завел об этом разговора, не завел и я — пробыл 20 минут в “светской” (а не советской) беседе, ничего иного не коснулся — и уехал. Ужели это тоже аморальные, преступные действия?» (Бунин И. Письмо А. Седых от 18 августа 1947 г. // Седых А. Далекие, близкие. Нью-Йорк, 1962. С. 217–218). «Избранное» в Советском Союзе тогда не увидело света из-за четко обозначенной позиции писателя. В «просоветских симпатиях» подозревать И.А. Бунина нет никаких оснований.

Стоит привести слова, которыми откликнулся главный послевоенный журнал правой эмиграции «Возрождение» на 80-летие Бунина: «Нам приходилось уже не раз говорить, что автор “Окаянных дней” по существу, конечно, не изменился и не примирился с насильствующим Россию политическим режимом, против которого он так ярко выступал в прежние годы. Недаром “Фигаро”, помещая приветствие юбиляру, написанное нобелевским лауреатом Андре Жидом и отмечая неоднократные попытки правительства СССР “соблазнить писателя”, напечатало строки: “Бунин вправе думать: что <…> благородством своего изгнанничества он, так же, как и своим творчеством, спас душу своей Родины и русского народа”» (80-летие И. А. Бунина // Возрождение. Париж, 1950. № 12. С. 198). «Благородством своего изгнанничества он, так же, как и своим творчеством, спас душу своей Родины и русского народа». Эти слова французского нобелевского лауреата стоило бы написать на могиле Ивана Алексеевича.

А.С. Пушкин для Бунина был мерилом всего — и смысла исторических событий, и глубин падения: «Как дик культ Пушкина у поэтов новых и новейших, у этих плебеев, дураков, бестактных, лживых — в каждой черте своей диаметрально противоположных Пушкину. И что они могли сказать о нем, кроме “солнечный” и тому подобных пошлостей!». В 150-летнюю годовщину со дня рождения А.С. Пушкина, 21 июня 1949 года Иван Алексеевич Бунин произнес краткую речь. Он сказал: «До самых священных недр своих поколеблена Россия. Не поколеблено одно: наша твердая вера, что Россия, породившая Пушкина, все же не может погибнуть, измениться в вечных основах своих и что воистину не одолеют ее до конца силы адовы».

Нина ИЩЕНКО. Война и единство русской земли в творчестве Александра Пономарева

Современная литература Донбасса создается в условиях войны с Украиной. Эта война вызвана самоопределением Донбасса как русской земли, а народа Донбасса — как русского народа. Стремление Донбасса отстоять свой выбор обосновано ощущением культурного единства с Россией. В последние годы в литературе Донбасса и России происходят интеграционные процессы, в ходе которых писатели Донбасса включаются в русское литературное пространство. Это возможно благодаря очень мощному ответному движению из России. Одним из тех, кто непосредственно участвует во включении донбасской литературы в российский контекст, является автор военной прозы Александр Пономарев.

Александр Пономарев — писатель из Липецка, член Союза писателей России. Вся жизнь и деятельность Александра в той или иной форме связана с военными силами. В советское время он проходил службу в рядах Советской Армии на территории ГДР. С 1994 году служил в МВД России, в том числе в отряде милиции особого назначения при УВД Липецкой области. На переломе тысячелетия принимал активное участие в контртеррористических операциях на территории Северо-Кавказского региона. За плечами Пономарева семь командировок, ранение и контузия. За свою службу награждён государственными, ведомственными и общественными наградами.

В литературном багаже Пономарева шесть книг, а его пьесы неоднократно ставились на сцене и участвовали в театральных фестивалях. Произведения писателя публикуются в литературных журналах и интернет-изданиях России, Украины, Белоруссии, Германии, Финляндии, США, Греции.

Основная тема, которой посвящены произведения писателя, это тема войны. Используя свой личный опыт службы, автор рассказывает о самом сложном — о человеке на войне. В первую очередь Александр пишет о двух важных войнах, оставивших след в народной памяти в течение ХХ века — о Великой Отечественной и о чеченской кампании в девяностых.

В произведениях Александра Пономарева присутствует чувство Родины, общности большой России, единства всех людей, говорящих на русском языке. Это чувство общности воплощается не только в книгах, но и в жизни. Александр Пономарёв и Андрей Новиков приняли участие в праздновании Дня славянской письменности и культуры в Приднестровье в 2017 году, а также в 2018 году совершили литературный автопробег «Великая Россия» по маршруту Липецк-Сахалин-Липецк в честь 10-летия липецкого литературного журнала «Петровский мост». Тема единства и общности русской земли, наряду с войной является основополагающей в творчестве Александра Пономарева.

Рассмотрим две основные темы в малой прозе Пономарева — в его рассказах. Все эти рассказы опубликованы в разных изданиях в течение последнего десятилетия, некоторые участвовали в литературных конкурсах, получали премии и призы. Малая проза Пономарева иллюстрирует положение дел в современной русской литературе и показывает, как реализованы темы войны и единства русской земли в современных литературных произведениях.

Основная тема войны раскрывается в таких произведениях как «В гости к другу», «Кара-Борз», «Кулинарный экскурс», «Наш принцип», «Родинка», «Зори Хингана».

Почти все рассказы из этой подборки посвящены чеченской войне. Автор работает в жанре так называемой окопной прозы — в фокусе его внимания самое низовое звено, те люди, которые воплощают в жизнь военные приказы своими непосредственными действиями, чувствами, решениями. Фронтовая дружба, гибель товарищей, будни в военной обстановке, столкновение с врагом и реальная опасность на каждом шагу — все эти сюжеты присутствуют в рассказах Пономарева и будут интересны не только любителям военной прозы, но и всем, кому важно понять человека как такового. Наш принцип — русские своих не бросают — выступает в одноименном рассказе как универсальный моральный императив, определяющий поведение в самой жесткой и неоднозначной ситуации. В этой подборке малой прозы особо хотелось бы остановиться на рассказе «Кара-Борз».

«Кара-Борз», безусловно, один из самых сильных рассказов Пономарева. Он опубликован в журнале «Нева» в 2016 году. Посвящен поискам мстителя-одиночки солдатами российского военного подразделения, стоящего в чеченской деревне на исходе чеченской войны. Крупные бои позади, российское правительство налаживает мирную жизнь, местные жители в целом лояльны и рады жизни без войны. В этих реалиях разворачивается детективный сюжет о противостоянии двух правд: месть за родных, погибших в войне, и стремление прекратить эту войну и жить в мире всей страной. В рассказе сталкиваются личные интересы, хоть и поднятые силой чувства на высоту подлинной трагедии, и общегосударственные идеалы, которые требуют защищать мир и порядок для всех. Столкновение в рассказе показано ярко и убедительно. Открытый финал подчеркивает четкость авторской позиции в этом конфликте.

Рассказ «Зори Хингана» стоит особняком в этой подборке. Он посвящен лету 1945-го года, и действие подается как воспоминания медсестры, участницы военной кампании в Хингане, когда шли бои с японской армией. Медсестра, хрупкая и несгибаемая, для которой подвиги давно стали буднями, вышла из горнила войны и попала в самое невероятное приключение, которое было немыслимо в те годы: дожила до старости. Бабушка-божий одуванчик живет мирной размеренной жизнью, но изредка из памяти прорываются те годы, когда она прикасалась к истории и жила на грани. Этот рассказ — возможность заглянуть в прошлое, осознать единство времен и жить дальше с учетом приобретенного опыта. Война в этом рассказе показана как испытание, которое не убивает, а делает сильнее.

Во всех рассказах на военную тему раскрывается также тема единства, понимаемая как единство русской земли в пространстве и единство русской истории в памяти. Герои Пономарева защищают это единства в Великой Отечественной и в чеченской войне.

При чтении произведений Пономарева складывается впечатление, что это человек цельный, наблюдательный, ценящий жизнь, человек, для которого понятие воинского братства и защита Родины — не пустой звук, а неизменные данности, регулирующие отбор материла и пробуждающие творческое вдохновение. У читателя возникает мысль, что такой человек не мог остаться в стороне, когда началась война в Донбассе, и это впечатление оказывается верным: Александр Пономарев два раза был в воюющем Донбассе, в Луганске и Донецке.

В январе 2017 года липецкие писатели Андрей Новиков, Александр Пономарев и журналист газеты «Липецкие известия» Андрей Марков приехали в Луганск. Несмотря на разрушения в 2014–2015 гг., блокаду и тяжелое экономическое положение, Луганск живет культурной жизнью. Липецкие литераторы встретились с руководителем Союза писателей ЛНР Глебом Бобровым, общались с представителями творческой интеллигенции в библиотеке имени М. Горького, дали большую пресс-конференцию в Доме правительства, выступили на канале Луганск-24.

Литературное сотрудничество луганских и липецких писателей особенно важно в свете новой ситуации, в которой Донбасс оказался с начала войны. Культурные и литературные связи с Украиной оборваны: украинским авторам на уровне украинского законодательства запрещено участвовать в тех мероприятиях, в которых участвуют писатели из республик. В то же время культурные связи с Россией создаются и крепнут. Так, писатели из Липецка вручили почетные дипломы луганским писателям, поэтам и работникам культуры, передали в фонд библиотеки ряд книг, литературных журналов, сборников, презентовали липецкий литературный журнал «Петровский мост» и предложили луганским авторам сотрудничать с липецкими изданиями. Призыв не остался втуне: осенью 2017 года Александр Пономарев с товарищами привезли в Луганск «Петровский мост» с произведениями авторов из Луганска.

Темы, которые затрагивает Пономарев в своем творчестве, особенно важны в воюющем Донбассе. Человек на войне, которому дает силы память и русская история, каждый день действует в городах и селах Донбасса, находящихся седьмой год под ударами украинской армии. Наш русский принцип не бросать своих воодушевляет людей России, которые пришли на помощь Донбассу, продолжают посылать гуманитарную помощь, приезжают сюда, а также по ту сторону границы делают всё, чтобы восстановить место Донбасса в исторической памяти и в современной жизни России. Творчество Александра Пономарева показывает, что эти идеи живы и действенны.

Виталий ДАРЕНСКИЙ. Итоговый труд православной историософии XX века

(о книге М.В. Назарова «Миссия русской эмиграции»)

Задача Русской эмиграции — осмыслить

происходившую в мире репетицию апокалипсиса.

М.В. Назаров

Для современного культурного сознания в России понятие «русская эмиграция» стало двойственным по смыслу. С одной стороны, сохраняется память о великой русской культуре, спасенной и продолженной русской эмиграцией «первой волны» — с ее выдающимися философами, прозаиками, поэтами, богословами, артистами, воинами и просто благородными людьми, сохранившими лик подлинной России и поэтому не способными жить в большевистском рабстве. С другой стороны, нынешняя «русская» эмиграция, возникшая после распада СССР и негласно получившая кличку «эмиграции воров», никого не интересует и вызывает лишь презрение у людей, имеющих отношение к русской культуре. Нынешняя эмиграция из России происходит по самым низменным мотивам — поиску комфортной жизни, а очень часто — и с необходимостью легализации криминальных капиталов. Эта последняя эмиграция является полной противоположностью первой. Мне приходилось слышать такую классификацию: первая эмиграция (в период Гражданской войны) — эмиграция героев и гениев; вторая (в период Второй мировой войны) — эмиграция из концлагеря; третья (в брежневский период) — эмиграция евреев; четвертая (после 1991-го) — как уже упомянуто, эмиграция воров. Естественно, в каждой из них были исключения из правил, но в целом эта классификация достаточно точна. В этой ситуации славное имя Русского Зарубежья нужно уберечь от «размывания» его современным контекстом. Это высокое имя может носить прежде всего первая — Белая эмиграция, а также вторая, поскольку и она была не только героической, но и культурно плодотворной. Из третьей же «волны» к этому высокому имени причастны лишь единицы, среди которых особо известен А. Солженицын. Но тот автор, о котором пойдет речь в нашем очерке, сыграл для русского самосознания ничуть не меньшую роль, чем всемирно известный нобелевский лауреат. Однако эта роль не так заметна, ибо лежит в более сложных сферах духа, чем изящная словесность — в сфере понимания Божиего замысла о России.

В 2020 году произошло давно чаемое событие — публикация в двух томах труда выдающегося православного мыслителя и публициста Михаила Викторовича Назарова «Миссия русской эмиграции. (На фоне катаклизмов ХХ века)». Издание осуществлено совместно издательством «Русская Идея», в свое время созданным подвижническими усилиями самого автора, а также петербургским издательством «Русская Лира». В этих томах собраны работы, написанные с 1980-х годов по настоящее время. Большинство из них уже публиковались раньше и оказали мощное влияние на современную русскую мысль в сфере национального самосознания, основанного на православном понимании истории. Эпиграфом к двухтомному собранию трудов автор взял слова выдающегося мыслителя Русского Зарубежья архим. Константина (Зайцева) из его книги «Чудо русской истории»: «Мы, эмигранты, предельно осведомлены о том, что происходит в мiре. Мы знаем всё, что доступно знанию человека. Нам открыто Откровение Божие, насколько оно вообще открыто человеку. Мы знаем, что мiр имел и что он потерял. Мы знаем, что мiр идет к своему концу. Мы знаем, в чем спасение мiра. Знаем то, что кроме нас в полной мере никто знать не может. В этом наша помазанность, возлагающая на нас “подвиг Русскости”…». Сам архим. Константин, а также целый ряд других великих мыслителей Русского Зарубежья уже дали миру ценнейшие прозрения о сути катастрофических событий, происходящих в мире и в ХХ веке обернувших Историю лицом к Апокалипсису. И такие прозрения мог дать только русский православный народ, и особенно та его часть, которая увидела прообраз и сам лик грядущего Зверя в большевизме. «Мы не в изгнании — мы в послании», — сказал об эмиграции великий Бунин. В послании для чего? Как оказалось, не только для спасения высших традиций русской культуры и открытия их перед взором изумленного мира, но и для миссии еще более высокого порядка, не видимой миру, но самой важной для него в предапокалиптические времена. С высоты православного духовного разума мыслители Русского Зарубежья постигли смысл последних времен Истории глубже, чем кто бы то ни было. Такое высшее знание даровала им страшная судьба России в ХХ веке, явно повторившая судьбу Вавилонского пленения ветхозаветного народа.

Революции происходили во многих странах, но только для России Революция стала фактом не просто историческим, но метафизическим — то есть таким, который ставит под вопрос само ее бытие и приобретает эсхатологический смысл для всего мира. Только «русская» (хотя на самом деле и эмпирически, и метафизически она антирусская) Революция — это не просто сокрушение государства и даже целой цивилизации, это — событие, несущее в себе явный символ и прообраз апокалипсиса и Страшного Суда. Ибо здесь сокрушается не просто государство и цивилизация, но сам богоустановленный порядок всего земного человеческого бытия, причем сокрушается сознательно богоборческими силами, столь же сознательно служащими и врагу рода человеческого в различных его обличьях.

Из всех других «национальных» (а на самом деле антинациональных) революций одна лишь Французская революция 1789 года несла в себе столь же явный метафизический смысл сокрушения богоустановленного порядка, и это сразу было ясно понято ее действующими противниками. Но даже и этот богоборческий бунт не идет в сравнение с тем образом конца мiра сего, который являет 1917 год. И дело не только в несопоставимости жертв, но в первую очередь в том, что в отличие от папистской Франции, без которой большая История еще, по сути, не изменилась бы, здесь было сокрушено Православное Царство — катехон, «удерживающий», отнятие которого, как говорит Св. Писание, открывает уже прямой и бесповоротный путь к этому концу. Поэтому говоря о Революции 1917 года, в какие бы исторические детали мы ни углублялись, мы всегда говорим библейским языком, мы говорим о катастрофе всемирно-исторического масштаба, из которой уже нет возврата. Теперь 1917 год — это всегда наше неизбывное «настоящее время», то «последнее время», о котором говорит апостол, но уже явленное наглядно и страшно, во всей его немыслимой лжи, подлости и самовосхвалении. Необходимо понять Революцию православным разумом — как событие библейского масштаба, связанное с грядущим приходом антихриста, как явленный прообраз этого прихода и страшного Суда над мiром, в эпоху явной апостасии отпавшим от Христа. Только такой библейский взгляд на Революцию очами духовного разума является единственно метафизически адекватным, любые другие построения по сравнению с ним будут лишь произвольными наукообразными идеологическими спекуляциями.

Убийство Святой Царской Семьи, совершенное мiровыми сатанинскими силами в 1918 году, разделило историю человечества христианской эры на две части. Если до этого года человечество имело благодатную помощь Божию, хранившую его от падения в бездну грехов, вырождения и гибели, то теперь эту помощь оно само отвергло и все быстрее движется по пути к концу мiра сего, к Апокалипсису. До 1918 года Господь действовал в истории через Своего Помазанника Православного Царя, ныне же человечество, впадая в безумие, само выпустило на волю «князя мiра сего», ранее скованного «на тысячу лет», а теперь уже свободно действующего, неся духовную смерть. Как это ни прискорбно, но и закономерно, что первым под удар сил антихриста попал сам русский народ в наказание за то, что допустил убийство данного ему Самим Богом святого Помазанника. И за это страшное преступление, ставшее главной катастрофой мiровой истории, наш народ сразу же понес тягчайшие наказания в виде нескольких войн и геноцида лучшей части народа, устроенного захватившими Россию новыми бесами — большевиками. После этого наш народ так ослаблен и физически, но в первую очередь духовно, что давно уже стоит на грани своей исторической гибели.

В свою очередь, СССР распался в 1991 году из-за внутренних причин — из-за формирования здесь «потребительского общества» людей, ориентированных на «западные ценности» и поэтому ненавидевших собственную страну. Но и это саморазрушение СССР, как ни парадоксально, было также самым прямым следствием 1917 года, когда были уничтожены религиозно-нравственные основы жизни русского народа. Материалистическая идеология, пришедшая к власти в результате событий 1917 года, сделала уже неизбежным крах СССР вследствие завистливого преклонения перед Западом основной массы его населения. Тем самым, фактически только сто лет спустя, к 2017 году Россия и весь Русский мир получил шанс преодоления катастрофических последствий революции 1917 года, став на путь возрождения традиционных духовных и культурных ценностей русской цивилизации. Если же этого не произойдет, если Россия останется экономической колонией Запада, ее неизбежно ждет новый социальный взрыв и распад, которые уже будут необратимыми.

Что действительно принес именно 1917 год и чего можно было бы избежать без революции — это, во-первых, колоссальные людские потери в не менее чем 20 миллионов человек в результате гражданской войны, голода и репрессий; во-вторых, колоссальная экономическая и техническая разруха; но главным преступлением 1917 года было даже не колоссальное количество жертв советского террора, но духовное убийство народа, совершавшееся атеистическим режимом. Души людей, лишенных Православной веры, обрекались на посмертные страшные муки. Остается лишь надежда, что Господь будет милостив к ним как к новым мученикам, которых сделали атеистами путем обмана и насилия, а не по собственному выбору. Поэтому революцию 1917 года следует рассматривать как центральное событие всей тысячелетней русской истории, которое обнажило сущностные основы существования России как государства и цивилизации, их хрупкость и необходимость постоянного усилия воссоздания самим народом. От того, насколько будут поняты уроки 1917 года, отныне всегда будет зависеть уровень русского национального самосознания и жизнеспособность России.

Книга М.В. Назарова стала не только исследованием, но и достойным продолжением духовного труда его учителей. Он пишет: «Посвящаю эту книгу всем моим наставникам в Русском Зарубежье, которые личным примером, опытом и своими трудами сделали меня русским». Цель ее, как пишет автор, — «передать на родину опыт познания России и мiра той частью русского народа, которую катаклизмом революции — причем революции Мiровой (в этом была суть Первой Мiровой войны) — выбросило из русского эпицентра этого взрыва в окружающий чужой мiр, и эта часть нашего народа смогла лучше других людей и народов осознать причины этой катастрофы, ее действующие силы, ее цели и следствия, а также участвовать в попытках ее преодоления в новой (Второй) Мiровой войне и в итоге — выработать идеологию возрождения России после падения коммунистической власти». Как пишет сам автор, такая идеология чужда власти в постсоветской России. Но означает ли это, что она не нужна и весь мыслительный труд Зарубежья оказался ненужным? Очевидно, что никакая власть не вечна, а Россия сейчас продолжает идти по тому гибельному пути безбожия и слепого подражания Западу, на который ее повернули большевики сто лет назад. Этот путь не может быть бесконечным и очень скоро опять поставит страну на грань катастрофы, несмотря на официозное «вставание с колен» и вполне реальное усиление обороноспособности. Материальная сила не решает ничего, если страна порабощена духовно — как это показал 1917 год. М.В. Назаров так оценивает современную ситуацию: «прошедшая разрушительная четверть века в РФ с безуспешными попытками патриотического сопротивления, как и усугубившееся апокалипсическое развитие мiра — не могли не внести свои уточнения и в окончательные выводы, предлагаемые в конце книги. Кому-то они покажутся “пессимистическими”… Но это не так». По-прежнему, пишет он, «в нынешних условиях государственно-идеологический опыт русской эмиграции может быть полезен тем здоровым силам, которые, хочется надеяться, прорастут сквозь обломки навязанных западнических схем хотя бы в целях национальной обороны от усиливающейся глобальной агрессии строителей Нового мiрового порядка». Мы в этом не сомневаемся, однако отметим, что ценность многолетнего труда М.В. Назарова отнюдь не только в ее будущей практической программе действий, но в первую очередь — в ее историософской глубине. Осмелимся утверждать, что в настоящее время это единственный опыт русской православной философии истории, который может стоять в одном ряду с классиками русской философии XIX–XX веков.

Особую роль в появлении первого тома сыграл П.Г. Паламарчук (1955–1998), выдающийся, но сейчас очень незаслуженно почти забытый русский писатель, историк Церкви и мыслитель. Он приехал в 1991 году в Мюнхен к М.В. Назарову и выбрал 14 глав для первого тома. Но его издательство в Москве закрылось и пришлось издать этот том в 1992 г. в ставропольском издательстве, а затем в 1994 г. этот первый том был переиздан в московском издательстве «Родник». Именно это второе издание стало известным и повлияло на русскую мысль последних десятилетий. Автор вернулся в Россию в 1994 г., где тогда «бушевала “Великая криминальная революция”, устроенная перекрасившейся партийной номенклатурой», здесь он создал издательство «Русская идея», участвовал в руководящих органах различных организаций и жестко полемизировал с теми, кто здесь привык считать себя единственными «настоящими патриотами». Своих оппонентов М.В. Назаров определяет так: это «красные патриоты», язычники, патриархийные паписты, жидовствующие, неонацисты-гитлеристы, жидонацисты-талмудисты, а также православные «ревнители не по разуму». Само перечисление этой публики дает понять, насколько сложно восстанавливать в современной России православное патриотическое сознание после векового его уничтожения.

Как отмечает автор, его работа об опыте Русского Зарубежья стала первой — и надеется, что она будет полезна его дальнейшим исследователям. К сожалению, пишет он, нынешним исследователям этой темы кажется, что «главное — дать побольше ссылок на “архивы” с использованием “научных” терминов — при полной концептуальной беспомощности и непонимании самого историософского явления русской эмиграции». Самого же М.В. Назарова часто причисляют к так называемому «черносотенному антисемитизму» — «таковым “страшилищем” принято называть откровенный православный анализ смысла истории и противоборствующих в ней сил. Но игнорировать эту схему эмигрантской историографии, мне кажется, уже трудно серьезным исследователям. В сущности, это схема духовно-исторического развития человечества в ХХ веке, выявленная русской эмиграцией, на фоне которого и сама миссия эмиграции только и становится понятной», — пишет он. Как бы ни называли православную историософию наивные «рупожатные» историки, она открывает людям истинный смысл ХХ века, и никто не сможет этому помешать. Как пишет автор, «задача Русской эмиграции — осмыслить происходившую в мире репетицию апокалипсиса», — этими словами заканчивается первый том книги, а «во втором томе наш долг — постараться осмыслить и сделать доступным этот опыт». Второй том готовился к публикации с 2014 г. по предложению журнала «Парус», а роль редактора и помощника теперь выполнил Ренат Аймалетдинов.

Двухтомное исследование М.В. Назарова многопланово и по своему жанру и стилю соответствует трудам классической русской историографии. Первый его уровень — эмпирический: автор собрал достаточное и богатое документальное подтверждение своей историософской концепции, которая в корне противоречит нынешней «рукопожатной» (либерально-западнической и неосоветской) историографии, обсуживающей своих известных заказчиков. Второй уровень — концептуальный, третий — богословский, определяемый православным пониманием смысла мiровой и русской истории. Основная часть текста написана хорошим научным и философским языком — школа русской классической философии — и есть фрагменты личностного плана, которые относятся к образцам современной русской прозы. Можно сказать, что в два тома автору удалось вместить энциклопедию русской эмиграции, изложенную историческим методом с выделением ключевых тем и проблем. При такой многоплановости нет смысла пытаться в небольшом очерке дать полный обзор всей проблематики этой фундаментальной работы. Поэтому мы ограничимся только темами мировоззренческими и философскими — то есть тем, что делает эту книгу фактором современных мировоззренческих поисков, взывающих к духовному и интеллектуальному наследию «отцов».

Общий контекст рассмотрения предмета исследования — глобальный, всемирно-исторический: «русская эмиграция — плод не только российских, но и мiровых катаклизмов XX века, которые имеют свой внутренний смысл. Лежащие в их основе духовные причины определили и сущность Русского Зарубежья — как духовной реакции на эти катаклизмы. Осознанный эмиграцией смысл собственного существования и превращается для нее в миссию», — пишет автор. При этом, хотя непосредственным голосом эмиграции был достаточно ограниченный круг творческих людей, говорили они от лица миллионов — лучшей части народа, не примирившейся с тем рабством и террором, с помощью которых удержались у власти большевики: «миллионы русских людей проявили непримиримость к большевицкому режиму, к его идеологии, показав мiру, что он противоречит подлинным русским ценностям, традициям, русскому самосознанию. Это были 1) миссия спасения русской чести и 2) миссия непримиримости к силам разрушения и зла. В этом же содержалась и 3) миссия свидетельства мiру о сути этого зла».