Оценить:
 Рейтинг: 0

И дым отечества… Рассказы

Год написания книги
2019
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

При том, что городки находились на расстоянии 20 – 30 минут езды друг от друга, многие снимали жилье в одном городе, работали в другом, а отдыхать ездили в третий. Так же были разбросаны и ведомственные учреждения. Зачастую, чтобы оформить нужную бумагу приходилось целый день потратить на переезды из одного городка в другой по конторам и офисам.

Настоятельно вставал вопрос о приобретении хоть какой нибудь машинки. Денег, привезенных нами с собой, от продажи квартиры в России хватало или на приобретение нового автомобиля довольно хорошего класса, а новые репатрианты, при наличии прав на вождение, даже освобождались от уплаты высоких таможенных пошлин на приобретаемую машину. Или на оплату третьей части стоимости недорогой квартиры в маленьком городке. В Ульпане кто-то упомянул, что самые дешевые квартиры в Тверии. Примерно на половину дешевле, чем в других городах из-за того, что там очень жарко.

Лиха беда жара! В ближайший выходной, оставив жену с сынишкой дома, я сел в автобус и поехал искать квартиру в Тверию – город стоящий на озере Кинерет, по водам которого аки по суху когда-то прошелся Иисус Христос. Теперь это озеро снабжает пресной водой всю страну.

VII

Жара действительно была сумасшедшая. Выйдя из кондиционированного салона автобуса, я был буквально оглушен навалившейся духотой. Город располагался на выжженных склонах кратера, находящегося намного ниже уровня моря. Внизу синело озеро. Солнце стояло прямо над головой. Прячась в узкой тени зданий я устремился к озеру. Побережье представляло собой сплошную цепочку ресторанов и кафе. На воде у берега стоял большой старинный парусный корабль так же приспособленный под ресторан.

Кучки туристов, разинув рот внимали экскурсоводам, a по зеленоватой глади

озера co скалистым противоположным берегом, скользил парусник с надписью «Лодка Иисуса», полный распевающих религиозные гимны, американских пенсионеров. Изнывая от невыносимой жары я, не снимая джинсов и майки, распугав разноцветных рыбок, плюхнулся в прохладную воду с пирса, где, несмотря нa надпись запрещающую купание, резвились стайка мальчишек. Немного освежившись, отправился осматривать жилье. Солнце, стоящее прямо над головой, мгновенно высушило одежду и принялось поджаривать кожу. Карабкаясь по крутым улицам со скудной растительностью, я начал понимать, почему квартиры тут стоят дешево. Намучившись вволю, осмотрев несколько типовых коробок, решил, что только рожденный нa экваторе, мог бы прожить здесь какое-то время не превратившись в шашлык.

Вернувшись на автобусную станцию я, спасаясь от пекла, прыгнул в первый попавшийся отходящий автобус, лишь бы оказаться поближе к кондиционеру. Автобус ехал до Хайфы.

Надо сказать, что всю страну с юга на север можно проехать за 5—6 часов поэтому, прибыв в большой северный порт Хайфу, я обнаружил солнце почти в той же самой точке небосвода.

Правда легкий ветерок и обилие зелени смягчали зной, который не шел ни в какое сравнение с адским пеклом в Тверии.

Позвонив по телефону землякам из России живущим в Хайфе и, не застав никого дома (день был рабочим), решил прогуляться вдоль берега. Я родился и всю жизнь прожил в городе у моря и поэтому при любом удобном случае стремился к голубым просторам, скучая по свежему дыханию волн. Даже глядя с балкона снимаемого нами жилья на дальние холмы, все представлял себе, что за ними раскинулось море, напоенное соленым ветром и криками чаек.

По автостраде проносились автомобили с наглухо закрытыми черными окнами оснащенных кондиционерами салонов, оставляя за собой звуковой шлейф из орущих не невероятной громкости музыкальных систем. Слева от автострады на зеленом от деревьев склоне горы тянулись улицы с коробками домов. У подножия среди экзотических цветов тянулось кладбище с белыми обелисками непривычной восточной формы. Справа за бетонным забором какого-то заводика виднелась синь моря.

Я, задумавшись, шел вдоль забора ощущая себя затерянной песчинкой в чужом мире, которому нет до меня никакого дела. Вдруг из открывшихся в ограде ворот вырвалась толпа людей и чуть ли не бегом ринулась впереди меня по тротуару. Первой моей мыслью было – воздушная тревога! Не имея с собой радио, я вполне мог не знать о ее объявлении. Тем более, что мысль о возможной бомбежке или еще о каких-либо военных или террористических действиях со стороны враждебного арабского окружения, подспудно хранилась в глубине сознания. Не долго думая я ринулся вслед за толпой, как мне казалось к бомбоубежищу. Но, обогнув наконец закончившийся забор, мы оказались на большой автостоянке, где люди бросились к своим автомобилям и, мгновенно трогаясь, стали вливаться в поток транспорта на автостраде. Моментально образовалась приличная пробка и, добежавшие последними надолго застряли, пропуская выехавшие перед ними автомобили. От души отлегло, пробка на дороге – не война! Я зашагал дальше, посмеиваясь над своей тревогой и вспоминая, что пробки по рассказам знакомых – это бич, вынуждающий водителей отправляться на работу чуть ли не на два часа раньше и возвращаться неизвестно когда.

Средиземное море было ярко синим с белопенной кромкой прибоя вдоль песчаного пляжа. Мелкий коричневый песок казался каким-то маслянистым. Времени окунаться уже не было, постояв у воды, я поспешил к своему автобусу, испытывая угрызение совести за свою оказавшуюся долгой отлучку от семьи и поклявшись себе в ближайший же выходной вывезти жену с сыном на море, тем более что Мишка уже давно об этом просил.

VIII

Автобус, плавно покачиваясь, мчался по автостраде. Рядом со мной сидел молодой парень в военной форме. Постепенно познакомились, разговорились. Саша оказался земляком. Приехал из России три года назад по обучающей программе «Наале». Четыре месяца учил язык для поступления на подготовительные курсы в Хайфский технион. Жил в общежитии в комнате на четверых, душ и туалет в коридоре. Кормили в основном овощами. Гулять без денег особенно негде, поэтому целыми днями зубрили слова нового для себя языка. Распорядок был монотонным: утром на занятия, в обед назад в общагу, после обеда снова на занятия. Через полгода стал понимать местных, но сам говорил с трудом. Отношения между приезжими из России и израильтянами были непринужденными, дружескими. В интернате жили около 150 человек, приехавших со всех концов бывшего Союза. В других городах подобные интернаты вмещали более тысячи человек со всего мира.

Саша рассказывал охотно, посматривая в окно на проплывающий мимо пейзаж. Через год в августе поступил в технион на факультет электроники. Экзамены сдал легко, получил комнату в общежитии, но жить в ней не стал: хватило по горло таборной жизни в интернате. Вместе со знакомыми ребятами снял отдельную квартиру. Вскоре ребята ушли в армию, не взяв отсрочку на учебу. Жить стало просторней. Проучился год, во время учебы подрабатывал садовником у местного коренного жителя израиля – «сабры», учеба хоть и оплачивалась государством, на еду денег почти не оставалось. Хозяин относился очень хорошо, во многом помогал. Летом пошел работать столяром на завод. Платили по миниму – 14 шекелей в час (около 30 рублей). Работал с 6 утра до 19 часов, стараясь заработать сверхурочные. Изготовляли двери, оконные рамы.

На втором курсе решил взять академический отпуск и пошел в армию. Сначала направили в тыловые части (что-то вроде российского стройбата) автомехаником. С 8—00 до 16—00 -ремонт машин в гараже, а потом дежурство по базе на кухне или на уборке помещений. На сон отводилось лишь 6 часов. Народ был разношерстный, в основном местные, из России почти никого. Много было всякой швали, воровали у своих же ребят, дрались, когда никто из командиров не видит, но дедовщины как таковой не было. Каждый за себя, как в джунглях. «Губы» тоже не было. Провинившихся оставляли без увольнительных или отправляли в военную тюрьму.

Командиры – в основном сверхсрочники, отпахавшие по три года на передовой, к тыловикам относились с пренебрежением. Им, жившим в палатках и блиндажах под огнем противника, было неприятно слушать нытье по поводу разбитых стекол в комфортных солдатских домиках.

Кормили хорошо и платили, как одиночке, 1400 шекелей в месяц на квартиру и расходы. Через четыре месяца подал рапорт на перевод в боевые части, но получил отказ. Примерно раз в две недели на выходной отпускали домой. Однажды после увольнения решил не возвращаться к этой шушере. Приехала военная полиция. Разговаривал с офицером через закрытую дверь. Он очень удивился, что я прошусь в боевые части, тогда как многие, наоборот, стараются попасть в тыловики – «джобники», так как из боевых частей можно уйти только по окончанию срока службы или по здоровью. Офицер пообещал помочь: привез в главное управление, но не арестовал, а через знакомых оформил перевод в боевые части морской пехоты.

После недельного отпуска с новым потоком молодого пополнения прибыл в город Кциот, в пяти километрах от египетской границы. Привезли ночью. Утром, когда проснулись, были поражены открывшейся картиной: насколько хватало взгляда, простиралась песчаная пустыня с редкими чахлыми кустиками. Казалось, что это инопланетный пейзаж из фантастического фильма. Стоял январь, температура ночью падала до ноля градусов, а днем поднималась до плюс пятнадцати. Дожди то срывались на пять минут, то неделю лили, как в тропиках.

Жили в палатке на двадцать человек, спали на раскладушках, впритык друг к другу. Новобранцев было около 250 человек. Из России – человек 70. Местные «сабры» относились к россиянам очень хорошо. Зная, что многие живут без родителей, они, возвращаясь после очередного увольнения, привозили гостинцы и щедро делились ими со всеми. В отгул отпускали каждую неделю. Выдали старое, списанное оружие со спиленными бойками, чтобы не имея навыков обращения, случайно не подстрелили друг друга. Постепенно привыкали к нарядам и армейской жизни, охраняли базу. Командиры шутили: скоро начнется обучение, тренировки и кроссы, к концу службы будете шутя пробегать по 100 километров с полной выкладкой.

Две недели отдыхали, а потом начался ад. Подъем в 4 утра, кросс, отжимание. Не так дыхнул – отжимайся, что-то не так сказал – все отделение отжимается. Выдали боевое оружие, стали ездить на стрельбище. Обращение, как в американской армии. Словесное психологическое давление: вы не солдаты, а строй навозников, салаги дерьмовые… Никто не знал имени командира – обращаться можно было только – «командир». Он гонял всех, как сидоровых коз. Подкрадывался к караульному сзади и гаркал в ухо, а когда перепуганный солдат оборачивался, то никого не видел, так как командир, поворачиваясь вместе с ним, уже опять был за его спиной. Уставали так, что перестали ездить в отпуск. Некоторые срывались, пытались стрелять в ненавистного командира, но старый «волк» всегда успевал укрыться и снова, как ни в чем не бывало, гонял отделение.

Три человека составляли звено, три четыре звена – класс. Командир класса занимался проблемами воинов. С ним можно было разговаривать более менее свободно, но все равно по стойке смирно.

Каждую неделю – марш бросок от 50 километров и все дальше и дальше. Стреляли из любого оружия, знали вооружение противника. Через четыре месяца сумасшедших тренировок – экзамен на сплоченность: «40х40х40». Марш-бросок на 40 километров, на спине привязана металлическая плита в 40 кг. Бежали ночью по берегу Средиземного моря, ноги на 40 см в воде. Если отстанешь и упадешь, самому встать невозможно – захлебнешься. Бежали плечом к плечу в полной тишине, если кто-то падал, сосед хлопал по плечу рядом бегущего и они вместе помогали товарищу подняться. Рядом по берегу на джипе ехала группа страховки. Если кто-то не добежит, проваливаются все и следующий экзамен через месяц будет уже: «50х50х50». Но все добрались благополучно, хоть и наглотались воды.

Весь класс получил неделю отпуска. Дней пять лежали пластом. Когда собрались после отпуска в части, всех построили и объявили, что планка поднимается: мы теперь дерьмовые салаги, а сосунки, и это было очень приятно. Теперь можно было смотреть на грудь командира, а не на его ботинки как раньше (за взгляд на колени лишали отпуска). Дистанция между нами и бывалыми воинами чуть-чуть сократилась. Мы думали, что раньше был ад, но он только начинался…

Я завороженно слушал Александра, рассматривая фотографии, которые он достал из своей необъятной сумки.

…Утром весь класс, нагрузившись скарбом, ушел в пустыню. Шли много часов, наконец командир, оглядевшись, сказал: «Здесь будет лагерь». Разбили палатки, поставили охрану и ушли еще дальше в пустыню. Здесь жили и тренировались. Поддерживаемые вертолетами, ходили в атаку на макеты базы и танков противника. Отрабатывали атаки днем и ночью до изнеможения. Хотя технике безопасности уделялось большое внимание, появились первые ранения: отрикошетившие от камней пули достали двоих. В палатки возвращались за неделю раза два, отсыпались по десять часов, и снова уходили на тренировки. Регулярно бегали марш-броски за награду – кокарду или значок, или право на лазерный прицел.

Через два месяца продвинутых тренировок бежали марш-бросок за фиолетовые береты: 70 км плюс 5 км с носилками. Каждый час останавливались для питья. Бежали девять с половиной часов, последние два часа разрешили разговаривать и петь песни. И когда уже не оставалось никаких сил, кто-то крикнул: «Вперед, за беретами!». И пришло второе дыхание. Как оказалось, мы пробежали 82 км и еще 10 км с носилками. Каждый бежал с полным боекомплектом. У меня был пулемет – 55 кг. На месте прибытия нас ожидал огромный костер с большими горящими буквами: «Тяжело в учении – легко в бою!» Суворовский девиз.

Всех построили и командиры объявили: «Вы теперь не «сосунки», а бойцы, ваш коэффициент 0,7 (в обычных частях коэффициент – 0,5 а у тыловиков – 0,2). Вы теперь такие же нормальные люди, как и ваши командиры, и можете подойти к любому из них, хлопнуть по плечу и спросить: «Как дела?»

Оставался последний экзамен – высадка морской пехоты с катеров. В полной темноте за пятьсот метров от берега всех высадили в воду, показали рукой примерное направление куда плыть, и дали команду захватить береговую полосу.

Плыли с полным боевым комплектом по-собачьи. Берега не было видно. Долго думали, что сбились с направления и плывем в открытое море. У каждого на шлеме был датчик: если голова погружалась в воду больше, чем на пять секунд, включался радиосигнал для спасателей, которые плыли рядом на резиновых лодках. Легче всех было плыть санитару. Его сумка, полная бинтов, держалась на плаву, и многие уставшие цеплялись за санитара. Почти у каждого был прибор ночного видения или лазерный прицел.

Добрались до берега и тут же поползли в атаку на макеты танков и шарики, изображавшие террористов. При попадании из винтовки шарики лопались. Каждый старался отстрелять как можно больше патронов, чтобы потом было легче нести снаряжение.

Учеба закончилась, всех распределили по ротам, и потекла обычная служба – четыре месяца занятий и четыре месяца на границе.

– Хоть я и хотел быть пулеметчиком, – продолжал свой рассказ Саша, – меня послали на курсы медбрата. Это были очень престижные курсы, так как профессия годилась и для гражданки, а по окончании выдавался диплом международного образца (Саша достал пластиковую карточку с двумя красными звездами Давида и с фотографией на обратной стороне.)

Я был одним из первых российских ребят, попавших на эти курсы. Двое были отчислены, так как требовалось очень хорошее знание языка и способность быстро конспектировать лекции.

Учили биологию, анатомию, пригодились знания из школьной программы. Учились выносить раненых с поля боя, делать перевязки и уколы. Тренировались друг на друге, исколов все доступные и не доступные части тела. После окончания курсов вернулся в свою часть, а через месяц выехали на ливанскую границу.

Жили в бетонных бункерах без окон, спали в бронежилетах. Жара стояла до 50 градусов, воду привозили на пол часа в день. Форма на всех пропиталась потом и задубела. Казалось брось – и расколется на кусочки. Оружие носили на боевом взводе. Ездили вдоль границы на броневике, обходили колючую проволоку, сидели в засадах. Время от времени со стороны Ливана пытались прорваться террористы «Хэзбола», очень хорошо вооруженные с хорошей боевой подготовкой. На базах в Ливане с малых лет растят фанатиков, которые, обвешавшись гранатами, пытаются пробраться на территорию Израиля, чтобы взорвать как можно больше неверных и тем самым приблизить себя к Аллаху. Но до границы они не доходят. Их останавливают засады и патрули, и тогда они взрываются с большой силой и случается даже ранят кого-либо из солдат. На границе идут постоянные перестрелки. Противник, как правило, в атаку не ходит, совершая партизанские наскоки. Открывают огонь из минометов, и пока их не засекли, удирают на базу, зачастую оставив после себя гранату на взводе для спешащего к нарушителям границы патруля. Стреляют из далека по домикам базы пограничников или по машинам, подвозящим продовольствие.

Как-то, просидев в засаде 36 часов, увидел трех террористов пробиравшихся через заграждения. Командир скомандовал: «Залп!». Все восемь человек из засады открыли огонь, изрешетив нарушителей пулями. Когда вернулись на базу, все восемь человек, оказавшиеся необстрелянными бойцами, были в шоке. Руки и колени тряслись, убийство людей, даже террористов, давалось не легко.

Базы ООН, разбросанные вдоль границы, в случае перестрелки стараются прекратить столкновение, требуя отчетов по каждому случаю, а ночью вывешивают осветительные ракеты.

– Но, – добавляет Саша, – в секторе Газа служить еще труднее, потому что там жители палестинских территорий забрасывают солдат камнями и бутылками с зажигательной смесью, а стрелять во время беспорядком можно только резиновыми пулями, да и то не выше колен. На сегодняшний день я вынес 12 раненых. Осталось служить еще год и 10 месяцев. Но так как я одиночка, мне полагается отпуск на Родину раз в год и скоро поеду в Россию проведать маму.

…Автобус прибыл на центральную станцию в Тель Авив, заехал по пандусу на третий этаж и открыл двери. Мы с Сашей распрощались, обменявшись адресами. Он оставил мне на память свою фотографию. Мальчик из России, сжимая американскую винтовку, стоит среди египетских песков, защищая Государство Израиль.

IX

На море мы выбрались на целых три дня. Никого не предупредив, собрали все необходимое и в пятницу автобусом уехали в курортный городок Герцлию. Мы планировали пожить в гостинице, заранее не бронируя номер, благо их на побережье было много, но узнав, какие в них цены, решили остановиться в расположенном тут же мотеле, где за относительно умеренную плату получили в свое распоряжение спальню с кондиционером, ванну и отдельный выход через террасу. Оставив вещи в номере, помчались на пляж.

Пляж был платным. Платным было все: вход, лежаки, зонтики, напитки. На деньги за прокат зонтика я мог бы купить точно такой же дома в России. Вообще цены на все вокруг меня поражали. Я машинально пересчитывал стоимость на рубли и не уставал удивляться, все эти же товары, импортированные в Россию, стоили гораздо дешевле, чем здесь. Начиная от продуктов, пива, косметики, и заканчивая бытовой техникой, и радиоаппаратурой. Почему те же самые товары, производимые здесь, стоили намного дороже для меня оставалось загадкой. Только апельсины продавались немного дешевле, но на вид были невзрачными, не такие красивые, как те же израильские на прилавках в России. Бананы и вовсе были мелкими и зелеными. Их срубали прямо с ветвью, так и продавали потом в магазине.

Огромное Средиземное море катило свои лазурные волны от горизонта на практически ровную без изгибов песчаную береговую линию. Среди пенных гребней волн были разбросаны буйки с флажками черного цвета, обозначавшими опасные для купания места. Спасатели, загорелые качки, периодически кричали в мегафоны на заплывавших за буйки подростков.

Народу на пляже было много, но место для себя мы нашли легко. Взяли лежаки, зонтик, сбросив шорты и майки, устремились к воде. И тут, к нашему с женой великому изумлению, сынок наотрез отказался идти в воду. На все наши уговоры он начинал реветь и цеплялся за лежак. Это было необъяснимо. В России мы жили на берегу Азовского море, часто ездили отдыхать на Черное море, и наш маленький Мишка всегда очень любил купаться в море. Что его напугало в этот раз, крутые волны, или что-то другое мы так и не поняли, но не смотря ни на какие уговоры, за все время нашего пребывания он так и не намочил ноги в Средиземном море. Играл игрушками на песке и купался тут же на пляже под душем. Устав уговаривать сына окунуться, я ринулся в волны. Огромный вал накрыл меня с головой и укатил дальше, унося за собой мои дорогие солнцезащитные очки. Я тут же нырнул и вовремя успел подхватить их, увидев в прозрачной воде, но вынырнув на поверхность, чуть не заорал от боли в глазах. Морская вода, попавшая в глаза, была настолько соленой, что я еле добежал до душа и там еще долго промывал их, ставших красными, как у кролика.

По контрасту с морской, вода в душе была ледяная, что нисколько не мешала мамашам купать под струями своих горластых младенцев. На мой вопрос, не простудятся ли их дети, они, смеясь, отвечали: «Пусть закаляются!» Хотя, глядя на шмыгающих носами детишек, польза от такого закаливания мне казалась сомнительной. Измученных в жару памперсами малышей, даже в садиках подмывали прямо под краном холодной водой, и очень удивлялись, что наш ребенок с раннего возраста сам просился на горшок.

Вообще к вопросу о простуде здесь все подходили на наш взгляд легкомысленно. «Чепуха! Обыкновенный вирус!» – отмахивались врачи, когда мы привезли в поликлинику как-то захворавшего сына с температурой 38 градусов. «Это там в России, вы привыкли по поводу и без употреблять лекарства в таких количествах, что потом они вам не помогают!»

Кстати о хваленной израильской медицине. Обращаясь к врачам несколько раз по тем или иным вопросам, я был удивлен разительным контрастом между рекламой медицинского обслуживания, где предлагали заменить сердце, почки и вообще вылечить вас даже от смерти и весьма прохладным обслуживанием в реальности. Так, когда мне понадобилось сделать рентген желудка, мне в нашем городке выписали направление аж в столицу Тель-Авив, мотивируя тем, что рентген аппаратура есть только там. И пришлось рано утром, не евши, ехать час на автобусе и столько же стоять в очереди ради процедуры, которую в России могли сделать почти в любой районной поликлинике. Когда жена обратилась к гинекологу по поводу установки спирали, ту чуть не хватил обморок. И супруге пришлось выслушать долгую лекцию о том, что детей должно быть как можно больше, а если мужа это не устраивает, то мы вам найдем хорошего местного парня, а этого гоните в шею! А когда у нее случился приступ аппендицита, то скорая помощь, вызов которой весьма не дешев, так и не приехала, потому что водитель не знал дорогу к нашему городку. Кстати, получая удостоверение личности, в графе адрес нам проставили другой город, так как название нашего в компьютере почему-то не было. На мой недоуменный вопрос, служащая ответила: «Да какая вам разница какой у вас в в паспорте адрес»!
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
5 из 6