– Ислам! – крикнул он. – Ужин готов!
Во время ужина, Андрей все пытался заговорить с Исламом, но никак не мог найти, с чего начать.
– Светает часа в четыре, в пять. Так что, Ислам, можешь, если так хочешь, до рассвета посидеть у костра, а утром поспишь, сколько захочешь. Ну, ночью ты наш сон постережешь, а потом уже… ну, ты…
– Ты мне не веришь, друг, – бросил Ислам.
– Ты о чем?
– О том, что я видел в яме. О том, что жду своего шайтана, моего дядю, который всю мою жизнь держал меня в яме и приказывал привязывать к столбу и избивать, который издевался и унижал меня. И который, став шайтаном там, во тьме, удерживает меня на цепи.
– Ислам… – начала Оксана.
– Я должен сразиться с ним, я должен его победить! Только так я избавлюсь от цепи, от ямы, от столба! Только сразившись с ним, только победив его, я смогу вернуться и сказать всем, что я больше не раб!
– Ты не раб, Ислам! – возразил Андрей.
– Нет, то, что я вырвался из аула, вы меня вырвали и увезли оттуда, то, что мы убили всех негодяев, тех, что меня угнетали, еще не значит, что я перестал быть рабом. Я… это у меня еще здесь. – Ислам ударил себя в грудь. – Я должен изгнать его оттуда. Сделать я это могу, только убив своего шайтана.
– Ислам, мы… – начала Оксана.
– Это мой черный пес, – грустно улыбнувшись, произнес Ислам. – Ложитесь спать. Я буду на страже.
Андрей извлек из рюкзака автомат.
– Господи, пора от этого избавляться, – заметил он, – такая тяжесть. Это, если медведь заглянет. Вообще, я слышал, что к трассам звери не любят близко подходить, но, это тайга, как говорил Степан.
– Я не упущу его, – твердо произнес Ислам.
– В этом мы не сомневаемся, – мягко проговорила Оксана.
– Если начнет морить – буди, не стесняйся, я сменю, – сказал Андрей.
– Ничего, – ответил Ислам.
Оксана подошла к нему и нежно поцеловала в щеку.
– Ты справишься со своим шайтаном, мы тебе поможем, – сказала она. – Ты хороший, Ислам, настоящий горец.
– И ты должна справиться, – ответил он, – не сдавайся! И… – Ислам запнулся.
– Что, Ислам?
– Ты красивая…
– Спасибо! Спокойной ночи.
Андрей с Оксаной устроились в палатке. Андрей укутал Оксану, обнял ее и тут же провалился в сон. Пеший переход дал о себе знать.
Всю ночь Ислам просидел, не смыкая глаз и почти не двигаясь, лишь изредка он поднимался со своего места и подбрасывал хворост в костер. Раз он расслышал, как железнодорожный состав прошел где-то совсем рядом, за лесом.
Тайга молчала. Молчала напряженно и загадочно. Под утро стало совсем холодно. Ислам не шевелился. Костер догорал. Начало светать. Небо было затянуто тучами, пришедшими с востока, и спрятавшими восходящее солнце в своих серых лапах.
Ислам подбросил хвороста и пошевелил угли. Было светло. Тишина.
Ислам сидел, глядя перед собой. Он замер. Он ждал…
Вдруг он ощутил порыв слабого ветра, коснувшегося его правой щеки. Ветер уколол его холодом. Ислам медленно повернул голову в ту сторону, откуда подул ветер. Невдалеке что-то хрустнуло. Послышался звук хлопающих крыльев. Тишина. Опять хруст, уже дальше. Ислам медленно поднялся со своего места, выпрямился, кинул взгляд на палатку, где спали Андрей с Оксаной, и сделал шаг в ту сторону, откуда послышался хруст.
Ислам шел, неслышно ступая, аккуратно раздвигая перед собой ветви кустарника. Он почувствовал, как участилось его дыхание, как заколотилось его сердце. Он был напуган, и в то же время, решителен. Шаг за шагом он расчищал себя тропу от зарослей, встававших перед ним сплошной стеной. Вот он заметил просвет. Видимо, это была небольшая поляна, или опушка леса. Еще несколько шагов, еще немного.
Шаг, другой. Вот последняя завеса из ветвей. Он раздвинул ее и сделал шаг вперед. Он вышел на поляну, со всех сторон окруженную зарослями.
Он сделал шаг. Он смотрел на поляну. Смотрел на этот чистый от тайги круг.
Он смотрел в центр круга.
Он видел того, кто стоял в центре круга.
Это был огромный сибирский лесной волк. Волк был черного цвета.
Ислам почувствовал, как кровь врезалась ему в лицо, налив глаза, но не дрогнул.
– Черный пес, – еле слышно прошептал он, – шайтан… вот я тебя и дождался…
Волк стоял, не двигаясь с места, на широко расставленных лапах, высоко задрав морду, и сверля Ислама своими большими пронзительными желтыми глазами.
Ислам сделал шаг в его сторону, заведя руку за пояс. Волк не шевельнулся. Ислам сделал еще шаг. Волк стоял, беспристрастно наблюдая за ним. Ислам немного пригнулся, сделав еще один шаг. Его глаза впились в глаза волка, словно стараясь разглядеть за ними зло, преследовавшее Ислама всю жизнь, проведенную у своего дяди. В яме, у столба. И в цепях…
Ислам замер, не доходя до волка нескольких шагов. Он впился в глаза волка, волк впился в его глаза. Их взгляды слились. Их взгляды пытались проникнуть в души друг друга, в жизни друг друга, в сознания, в миры.
Воздух вокруг поляны побагровел.
Ислам не выдержал. Выхватив из-за пояса кинжал, он бросился на врага…
Все мгновенно закружилось в сумасшедшем вихре! Обнявшись, словно братья, враги катались по поляне, передавая друг другу импульс напряженных до отказа мышц. То волк навалится своей огромной тушей на тело Ислама и придавит его к земле, стараясь вцепиться тому в горло, то Ислам, проскользнув по черной шерсти, окажется сверху, пытаясь вонзить в сердце волка кинжал.
Это был танец! Жуткий танец на выживание. Исламу чудилось, будто вокруг него звенят цепи, его цепи, цепи, которыми он до сих пор был прикован к этому волку, этому шайтану, олицетворяющему собой все его позорное рабство.
Они кружились, как в танце, в сумасшедшем, немыслимом танце.
Силы сдавали. Силы кончались. Танец заканчивался…
Танец закончился…
Ислам одолел своего врага.
Ислам порвал свои цепи.