– Ну, давай учиться?
– Давай.
И я учился. Почему меняется положение руки? Как это делается? На какую линию как надо влиять? Какова должна быть последовательность изменений? Через час я перестал что-нибудь понимать и взмолился о пощаде. Мы опять упали на топчаны. Немного придя в себя, стал рассказывать хозяину о вчерашних именинах. Тот попросил спеть «Новгородскую купеческую». Обернулся за домрой. Опять завалился на кушетку, от усталости. Спел.
– Интересно как меняется у тебя желтая линия! Ты поешь, а она меняет оттенки и положение. Вот сейчас не поешь, ничего не колеблется. Видно так на нее твои действия влияют. Значит и я могу воздействовать.
– А плохо не будет?
– Не знаю. Никогда такого не делал.
Еще полежав, решили попробовать. Ведун гарантировал, что при неудачном исходе вернет все назад.
– Ты пой, а я пока погляжу, как к ней лучше подойти.
Я сел и запел.
– Что-то ты какой-то другой, когда сидишь. Линия стабильна. А ну-ка, лежа опять спой.
Сразу же исполнил новую команду умельца.
– Давай подумаем.
Позанимались умственным трудом. Жертва будущего эксперимента, почему-то, безуспешно. Игорю, как обычно, повезло больше. Удивительное рядом. А ведь всего девять лет он этим занят. Пустяк, против моих непомерных умственных усилий.
– Знаешь, все твои способности можно качественно усилить. И я знаю – как.
Эх, мне бы ума побольше. А пение…Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Позанимайся, – милостиво соизволил я.
– А там, глядишь и ведунские способности подтянем.
Вот это вызвало во мне живейший интерес.
– Может, прямо сейчас и попробовать?
– Нет, мне кое-что нужно будет понять. А с пением уже все ясно.
Да, теперь стимул есть. Все мифическое усиление заняло где-то с полчаса. И здравствуй, страна талантов! Минут десять Игорь отходил от неведомых усилий. Очухался.
– Запевай!
Мне даже стало любопытно – как можно эту мелкую способностишку усилить? Петь и одновременно плясать? Я рванул. Эффект был поразительным. Голос усилился, приобрел новое звучание, брал сверхвысокие и сверхнизкие ноты. Ведун был поражен.
– Никогда такого голоса не слыхал! Мало того, что сам по себе великолепен, он еще вызывает радость и удовольствие. Таких голосов раньше не было. Думаю, девок, как молнией бить будет.
– Да наплевать мне на баб! Ты что, и голосовые связки мне усилил?
– Голос при разговоре у тебя не изменился. А усилил я только желтую линию. Она, правда, по горлу проходит. Ну что, назад?
– И не вздумай. Обкатывать буду. Я пением на жизнь зарабатываю.
– Неизвестно только, долго ли эта способность продлится. Уж больно дело-то новое. Пока линия мощная. Кстати, ты есть не хочешь?
– Голоден, как волк.
– И я тоже.
Пошли в столовую, Люба дала колбасы, сыра и сбитня. Сожрали молча. В доме был мир и порядок. Я зарекся на веки вечные воздействовать на чужих жен. Опять пошли отдыхать.
Вдруг вышло солнышко, правда ненадолго. Туч на небе было еще полно. Но чувствовалось лето. В это время года осадки обычно не утомляют. Эти летние дожди… Улетели и прошли. Потап оживился и принялся лаять. Кто-то пришел. Игорь потянулся.
– Сегодня никого принимать не буду.
Ну да: сейчас война, а я уставши. Пришла от калитки Любовь. Позвала меня. Я вышел, пройдя по деревянному настилу. За калиткой ждали кожемяка с женой. Провел их в комнату для приема, усадил. Анна сразу же начала говорить, что они согласны, и могут начать хоть завтра. Антон сидел молча. Его можно понять – будь ты хоть как против, молодой и любимой женушке не откажешь. Я, свое обещание не впутывать жен, помнил отлично.
– И теща согласна?
– Да, да.
Суду все ясно. Позвал Любу, попросил показать девушке кухню. Перед этим велел девчонке держать язык за зубами – хозяйка хочет на их место посадить зятя. А он лентяй и пьяница. И если она сболтнет чего, я жене наставника не откажу. Хозяйка увела притихшую девушку, а я повел серьезный разговор.
– Бабы вдвоем долбили?
– Да вообще покоя не давали! Теща прямо плешь проела! И день и ночь, и день и ночь!
– Я бы тоже не выдержал. А твоя мать?
– Сомневается.
– Братья?
– Предлагают хорошую, но не очень денежную работу.
– Делать ее умеешь?
– Конечно.
И начал рассказывать о своих кожевенных делах: очистке шкуры от остатков мяса, мытье, вымачивании, озолении, снятии наружного слоя, дублении, смазке жирами. На каком этапе они рвут по двенадцать шкур зараз, я так и не понял. Голова гудела от загрузки. Переспрашивать ничего не стал. Дилетанту нечего в такое сложное ремесло и вникать. Я-то думал, что все гораздо проще. Пусть идет озоляет.
– Ты грамотный?
– Нам это ни к чему.
Объяснил, что берусь за новое для себя дело: надо испытывать все, за что будем браться. Какая именно глина подходит, сколько ее надо замачивать, с чем смешивать, сколько времени обжигать и надо ли перед этим сушить, как делать формы и печи – все неведомо. И делаешь обжиг, сколько времени, сильный ли нужен огонь – не запомнишь, надо писать. Писца держать не будешь.
– Поэтому, если хочешь у меня работать, учись писать и считать. Нет – дуби кожу. Может, все будет хорошо, доживешь в кожемяках. Не понравится, приходи следующей весной, когда подсохнет, потолкуем. Анне я сейчас все понятно объясню, чтобы тебе нервы не трепала.