Миллион долларов, или Особенности национальной свободы

Мужик, не оборачиваясь, протянул Матвееву, четвертинку обычного листка из школьной тетради, посредине которого стояла размашистая роспись. – До Смоленска. – сказал он.

– Знаю. – убрал листок Валя в карман куртки. – Удачи. «Бандит» молча кивнул в ответ.

– «Ну все». – поворачивая ключ в замке зажигания, подумал Матвеев. – «Все формальности соблюдены, можно ехать домой». Клочок бумаги с росписью, местного «рэкетира» Богдана, вручённого Вале его поручными, собирающих дань с покупателей машин в Гродно, гарантировал беспрепятственное передвижение до границы Белоруссии с Россией. После Смоленска своеобразный пропуск можно было выбросить, проблемы с Российскими бандитами, владельцы автомобилей должны были решать сами. Воткнув в магнитолу кассету, группы «Бригада С» и перемотав на песню «дорожная», Валентин с удовольствием нажал на педаль газа, до родного Урала, было почти три тысячи километров пути. Набрав скорость и включив пятую передачу, Матвеев, наслаждаясь дорогой, задумался о своей жизни. В памяти всплыли сначала счастливые года беззаботного детства, затем по очереди, школа, ПТУ, завод. Мысленно дойдя до службы в армии, Валентин, не произвольно вздрогнув всем телом, потянулся за сигаретой. Выпустив дым в приоткрытое окно, он погрузился в воспоминания, начав с военкома, так удачно отправившего, его служить в кремль. До злополучного утра, когда в самом центре Москвы, на перекрестке около пушкинского музея, «шестьдесят шестой» опрокинувшись и перевернувшись несколько раз, разрушил собой, все подготовленное, и обдуманное будущее Матвеева.

Прошло уже почти два с половиной года, как сержант Отдельного орденов Красного Знамени и Октябрьской Революции Краснознаменного Кремлевского полка, Матвеев Валентин Борисович, демобилизовался, а точнее был комиссован. Признанным, после более чем полугодового лечения, военной врачебной комиссией, совершенно не годным, к прохождению дальнейшей службы. Выписка сержанта из военного госпиталя имени академика Николая Николаевича Бурденко, куда после автомобильной катастрофы, привезли переломанного Валентина, произошла через неделю, после демобилизации всех его друзей в запас. Оформление документов заняло еще пару дней, в течение которых, Валя бродил по арсеналу, прощаясь с ним навсегда. Все его стройные планы о дальнейшей службе в комитете государственной безопасности, так тщательно им продуманные, рухнули в то самое мгновение, когда он, схватив за ворот гимнастёрки, уснувшего за рулем Слепова, тряхнул его, пытаясь разбудить. После чего в памяти сержанта остался калейдоскоп, из коротких мгновений и кадров, состоящий из чередующихся в водовороте переворотов, асфальта, неба и разбивающихся стекл. Темнота, наступившая одновременно с потерей сознания, длившаяся по ощущениям Валентина несколько секунд, на самом деле растянулась почти на месяц, во время которого, врачи госпиталя боролись за жизнь сержанта, боясь делать какие- то либо прогнозы. Слепова, сломавшегося чуть меньше, врачи госпиталя, за что им огромное спасибо, выходили. И комиссовав, отправили домой еще в сентябре. Матвеев же, со слов докторов, родившейся в рубашке, провел в больничной койке, четыре долгих месяца, и еще два ушло на то, чтобы научиться заново, пользоваться собранным по кусочкам телом, учась заново ходить, сидеть, бегать, и даже чистить зубы. В госпиталь к Вале, почти каждый день, приходил, кто ни будь из полковых друзей, рассказывая ему новости, и желая скорейшего выздоровления. Эти визиты хоть и радовали Матвеева, но все равно не могли отвлечь его от одной единственной мысли. – «Что теперь, делать дальше, после армии»? Так долго и мучительно найденный в свое время, ответ на этот вопрос, теперь исчез, словно туман над речкой, про которую, вспоминая свою деревню, так осязаемо рассказывал Слепов, за сутки до аварии. О службе в комитете гос. безопасности, теперь мечтать не приходилось, и все время после того, как Валя пришел в сознание, и понял, что будет жить, он судорожно пытался придумать себе новое занятие.

В день увольнения в запас, все друзья, прежде чем, разъехаться по домам, навестили Матвеева. Наговорив ему теплых слов, и на желав, богатырского здоровья они, веселые и шумные, направились в ресторан, праздновать дембель. Задержавшийся Андрей Карасев, сунув Валентину под подушку, два конверта, подмигнул ему. – Все в целости и сохранности.

– Спасибо. – улыбнулся в ответ Валя.

– И вот еще. – достал Карасев из внутреннего кармана парадной формы еще два конверта. – Друг твой из пожарной роты, Сергей вроде. – протянул, теперь уже бывший писарь, один из конвертов. – Передал. А это. – протянул он второй конверт. – Ребята передали. Так сказать, на витамины. Всей ротой скинулись, даже офицеры поучаствовали.

Тронутый таким вниманием Валя, едва не расплакался. – Спасибо всем передай огромное, и пошумите хорошенько, за меня тоже. – сказал он Карасеву на прощание.

Когда Андрей убежал догонять друзей, Валентин, не заглядывая в конверты, убрал их в тумбочку, и посмотрев в окно, за которым на улице, уже несколько дней, шел снег, грустно подумал. – «Не так я собирался встретить эту зиму, ох, не так».

Со временем он успокоился, и вспоминая рассудительного и мудрого «Большого», решил. – «Будь что будет. Приеду домой осмотрюсь, а там разберемся. В любом случае на первое время деньги есть, с голоду не помру».

Приехав домой под самый Новый год, Валентин сразу же попал в круговерть предпраздничной суеты, что, несомненно, скрасило, горечь о рухнувших планах и одновременно отвлекло от мыслей, про будущее. Все окружавшие в те дни Валентина, родные, близкие, и друзья, были искренне рады его возвращению. Поэтому первые два месяца его, во всех отношениях, новой жизни, в новой стране, пролетели быстро и беззаботно. Заранее собрав все доллары в один конверт, Валя, опасаясь бездумно потратить их, в непрекращающихся пьянках, отдал конверт, на сохранение матери, строго настрого запретив ей, давать ему деньги, особенно пьяному. Оставшиеся рубли, не смотря на внушительную сумму Матвеев, как ни старался сэкономить, но все- таки истратил, за три месяца, свободной от забот жизни.

В начале апреля, Валентин вновь начал задумываться о будущем, а так как заняться, кроме пьянства, в маленьком городе было решительно не чем, Валя, наконец -то, решил съездить в Екатеринбург, и навестить «Большого», о котором в постоянном празднике свободы, он к своему стыду, совершенно забыл. Созвонившись с Сергеем, благо на всех фотографиях воинов – кремлевцев, были указаны номера домашних телефонов. Матвеев на следующий день отправился на встречу к другу.

Грязный и неухоженный, новый город страны Екатеринбург, совсем недавно, переименованный из Сведловска, очень не понравился Валентину. Застроенный совсем старыми домами частного сектора, не только по окраинам, но и в центре, Екатеринбург совсем не был похож на столицу области. Серые «хрушевки», «брежневки», и панельки семидесятых годов, не добавляли ему, красоты мегаполиса. Единственная улица Екатеринбурга, аккуратно, застроенная Сталинским ампиром, вопреки, здравому смыслу, носила после переименования города название, улица «Свердлова». Не убранный за целую зиму снег, грязными кучами лежал на дорогах и тротуарах. Под стать цвету этих куч, жители большого города, ходили в одежде исключительно серого и черного цвета, а единственное, что хоть как то, добавляло ярких красок в этот мрачный пейзаж, были ярко оранжевого цвета автобусы «Икарус», смотрящиеся, на сером фоне города и его жителей, через – чур, сюрреалистично. Впрочем, и это зрелище было не долгим, стоило «Икарусу» тронуться, как все пространство вокруг, тут же заволакивало черным дымом выхлопных газов. Глядя на Екатеринбург, сквозь грязное окно рейсового автобуса, Валентин невольно сравнивал, его с маленьким городом, своего детства, который спрятавшись в лесу на берегу чистого озера, выглядел в разы лучше Уральской столицы. Однако на этом плюсы исторической Родины Валентина и заканчивались. С развалом страны, единственный завод города, практически закрылся, и работать, оставаясь в уютном городишке, было решительно негде. Все, кто был, более и менее подвижным, либо старающимся построиться под новые реалии, давно уехали на большую землю, так называли в городке, всю оставшуюся страну, начиная с близ лежащих, Челябинска и Екатеринбурга и заканчивая Калининградом и Владивостоком. Оставшиеся в городе жители, боясь всего на свете, и больше всего, разгулявшихся в последнее время, на полную катушку «бандитов», оставались в окружённом со всех сторон, колючей проволокой, и охраняемым солдатами городке. Надеясь под их охраной, пересидеть лихие времена перемен и свободы, потихонечку спиваясь. Садясь на автовокзале, с которого он когда-то уезжал служить в Кремль, в автобус, направляющийся в Екатеринбург, Валентин, после почти трех месяцев безделья и пьянства, твердо решил, бежать из «заколюченного рая». Понимание чем заниматься в жизни, еще не пришло, но чувство самосохранения уже подсказывало Матвееву. – «Оставаться в городе губительно опасно». В первую очередь губительно, в плане медленного умирания от безделья. Мрачная столица Урала, не блистающая чистотой и ухоженностью, наводнённая всеми пороками, начиная с алкоголя, наркотиков, казино, «бандитов» и «рэкетиров». Заканчивая, бомжами, нищими, и детьми – попрошайками, не смотря ни что выглядела, в плане реализации личных, пока еще не понятных планов, лучше, Валиного города.

-«Минск 70 км» Промелькнул на обочине, указатель. – «Уже». – удивленно отметил про себя, погруженный в воспоминания Валя, совершенно не заметив, что уже проехал, сто пятьдесят километров. Бросив взгляд на приборную панель, Валентин мысленно посчитал, хватит ли ему бензина до Орши, изначально, заправившись в Гродно, Матвеев планировал следующую заправку сделать именно в этом городе. Приблизительные расчеты, если верить стрелке, показывающей уровень топлива, говорили о том, что, бензина хватит, но в самый раз, как говориться, «тютелька в тютельку». Но Валентин, вспомнив, что после заправки в Гродно, он еще ездил по городу, и заезжал на свалку, решил напрасно не рисковать, и на всякий случай заправиться в Минске. Порадовавшись, что «лада» едет хорошо, и мотор с подвеской работают идеально, Валя, прибавив скорости, вновь принялся вспоминать события двух летней давности, приведших его в результате на большую дорогу.

«Большой», встретил Матвеева, на «Северном автовокзале», и отогнав, от друга, облепивших его, со всех сторон кричащих цыганок, Сергей обнял Валю.

– Молодец! Какой же ты молодец, что приехал! – радостно произнес он.

– Обещал же. – смущенно улыбнулся Матвеев, вспомнив про то, что забыл о друге, в пьяном угаре, празднования дембеля.

– Пойдем. – потянул Валю в сторону автостоянки Юнязов.

– Как сам то? – успел задать вопрос, Валя.

– Все расскажу. – улыбнувшись, ответил Сергей. – Сейчас домой приедем, сядем, выпьем, поговорим. – обернулся «Большой» на друга, обходя стороной вокзального барыгу, громкой скороговоркой предложившего. – Золото. Доллары.Часы. Продаю, покупаю!

Шагая за Сергеем, Валентин выработанной до автоматизма в армии привычкой, бегло осмотрел привокзальную площадь. Даже мимолетного взгляда хватило Матвееву, чтобы понять какой разгул «свободы» твориться тут. Вся площадь не зримо, но четко была поделена на зоны «ответственности» кормящихся на ней маргиналов. Возле выхода с поездов и автобусов, приезжих ждали цыганки с грязными детьми, держащимися, перепачканными ручонками, за пышные цветные юбки гадалок. Чуть дальше от входа, на тротуарах сидели нищие с картонными табличками в руках, на которых кривым почерком были описаны, их горести и требования одновременно. Затем, не стройными рядами, стояли разномастные ларьки и киоски, в которых тетки в грязных и засаленных халатах, не стесняясь грубить, отважившимся купить у них подозрительного вида беляш, покупателям, ловко обсчитывали приезжих. Таксисты на убитых и списанных, из закрывшихся таксомоторных парков, желтых «Волгах», громко зазывали клиентов, успевая при этом посылать по матери конкурентов и коллег. Дальше всех от здания вокзала, но ближе всех к входам в подземные переходы, расположились многочисленные «барыги» и скупщики, у которых можно было купить все, и соответственно продать им тоже все. Остальные, постоянные, обитали вокзальной площади, шлялись между зарабатывающими, на приезжих, собирая с них дань, или же, просто отбирая деньги, пропивая выручку тут же на площади.

– «Вот она демократичная свобода». – подумал Валя, поспешая за другом, который, ловко лавируя в людском потоке, совершено не обращал внимания, на «вокзальных прилипал».

– Карманы проверь? – обернувшись на друга, посоветовал Сергей Вале. – Тут кошелек дернуть, желающих много. Поэтому по внимательнее.

Валя сунул руки в карман и больше не вынимал их до самой стоянки. Раздолбанный «Москвич» с будкой, в народе прозванный «пирожковоз», на котором «Большой» приехал встречать друга, громыхая всеми частями своей конструкции, и барахлом в кузове, бодренько доставил друзей до Серегиного дома. Вернее, до дома доставшемуся «Большому» по наследству от деда, и расположенного в небольшом поселке Екатеринбурга, между Уктуским горами и дорогой в аэропорт. Завяжи Валентину глаза и привези его в тихий переулок, в котором жил Юнязов, а после этого скажи, что он находиться в городе областного значения, Валя ни за, что на свете не поверил бы этому. Дедушкин дом, «большого» стоял в самом центре поселка, куда не долетали звуки мегаполиса, а по дорогам вдоль заборов гуляли кошки и куры. Словно в деревне, каждую проезжавшую по узкой улочке машину, облаивали собаки, стараясь вылезти из дворов, в щели под калитками.

– Ну как тебе? – остановив «пирожковоз» напротив высоких деревянных ворот, своего домовладения, спросил Сергей, Валентина.

– Че это за колхоз? – удивленно спросил Матвеев, оглядываясь по сторонам.

– Родовое поместье! – вместо ответа рассмеялся «Большой», открывая одну из воротин.

Пройдя вовнутрь, Валя увидел, стоявший по средине небольшого участка, добротный, одноэтажный, на четыре окна с каждой стороны дом, занимающий большую часть двора.

– Вот тут я живу. – загнав «москвич» на небольшую площадку между домом и забором, обвел рукой вокруг, показывая свое поместье Сергей. – Пойдем в дом, я уже все приготовил. – пригласил он друга, озиравшегося по сторонам.

Внутри «наследство» выглядело больше чем снаружи. В доме была просторная кухня и три практически одинаковые по площади комнаты, выходящие дверями в общий коридор.

– Проходи. – разуваясь, и показывая, куда поставить обувь сказал, «Большой». – Кухня на право, а тебе туда. – махнул он, рукой указав на вторую слева комнату, и скрылся в первой, плотно притворив за собой дверь.

В комнате, куда прошел Валя, стоял обеденный стол, с приставленными к нему, старыми, витыми стульями. В дальнем от входа углу, на старинном комоде, громоздился большой телевизор. Разложенный диван расположился у левой стенки, к правой от двери стене, был прислонен очень красивый и очень старый шкаф, с резными дверцами, и вставками на них, из не прозрачного стекла. Оглядев комнату, Валя сразу же определил, что «Большой» проживает здесь холостяком. Несмотря на относительную чистоту, следов присутствия женщин в доме, Матвееву разглядеть не удалось. Вернее сказать, наоборот, удалось разглядеть полное отсутствие следов, присутствия женщин. Выражалось это в следующем, в первых, на широких подоконниках четырех окон комнаты, не было ни одного цветочного горшка, обязательного атрибута хозяйки помещения. Во-вторых, разложенный диван – книжка, был на скорою руку прикрыт одеялом, без всякого покрывала сверху, ни одна уважающая себя, владелица помещения, ни допустит такой вольности. В-третьих, стоявший в комнате стол, не был укрыт скатертью, и его поцарапанная, и потрескавшаяся столешника, прямо-таки, кричала. – «Прикройте меня, пожалуйста». Будь у Сергея девушка, она бы первым делом, спрятала с глаз долой, это зрелище. В-четвертых, на красивом и старом шкафу, только в одном месте, возле ручки правой двери, судя по всему той, которой и пользовался «Большой», блестела поверхность. Оставшаяся площадь резного шкафа, была покрыта ровным слоем пыли, что придавало мебели, еще более винтажный вид.

– Один живешь? – спросил Валя, усаживаясь за стол, и не произвольно смахивая пыль со стола.

– Ага. Один. – входя в комнату, держа в левой руке бутылку водки, а в правой большой заварочный чайник, ответил Сергей.

– Не скучно? – принимая из рук «Большого» бутылку, продолжил расспрашивать Валя.

– Не когда скучать. Работы выше крыши. – направляясь в кухню, ответил хозяин.

В ожидании его возвращения, Матвеев, принялся рассматривать принесенную Сергеем бутылку, которая, хоть и была похожа на настоящую, но все- таки вызывала, некоторые подозрения.

– Что за водка? Не отравимся? – задал он вопрос, «Большому» когда тот вернулся.

– Этой? – зачем-то переспросил Сергей в ответ. – Этой, никогда? Как показалось Вале, с гордостью произнес гостеприимный хозяин, ставя на стол тарелки с не хитрой закуской.

Опасения Валентина не были напрасными, в последнее время вся страна, пила много, и исключительно сплошной денатурат, наводнивший в огромных количествах, свободную страну, и продававшуюся круглые сутки, в ларьках и киосках. Отдельной строкой в списке алкогольной продукции стоял спирт «Рояль», разбавив который, можно было получить четыре, а то и пять бутылок, якобы водки. Названия же, импортного алкоголя, так вообще открыто говорили о своем предназначении. Чего стоило только одно из них «Черная смерть», которое было написано на литровой бутылке с изображением человеческого черепа в джентельменском цилиндре. Скорее всего, производитель, не скрывая своих планов, таким образом, говорил, свободным и демократичным Россиянам. – «Упейтесь до смерти суки». Страна же, совсем недавно пережившая «сухой» закон, и ошалев от ощущения свободы, и такого разнообразия водки, помноженным на отсутствие работы, в ответ на этот «вызов», запила. Запила страшно и сильно, запила так, как только может запить страна, в миг потерявшая все, но помнящая о своем былом величии. Запила подойдя, со всей присущей ей ответственностью к поставленной перед ней задачей, уничтожить весь алкоголь на планете. Запила, с пьяной гордостью, улыбаясь миру, беззубым ртом, развалившейся армии. Запила, успокаивая, саму себя, придуманным лозунгом. – «Россию, водкой не испугаешь». Запила что бы, не было стыдно за прошедший, пьяный день. Запила, что бы, не было страшно, за день грядущий. В этой ежедневной борьбе с водкой, не взирая, на потери бойцов, слепоту и глухоту, от употребляемой отравы, своих сыновей, разбитые семьи, и брошенных детей, страна, некогда свергнувшая царизм, пережившая гражданскую войну, и разгромившая фашизм, с упорством фанатика продолжала пить, доказывая неизвестно кому, что русских перепить невозможно. Каждый день, на улицах всех сразу, без исключения городов, пьющей страны, умирали, отравившись «сувухой», освобожденные от тоталитарного режима Советского Союза, россияне. Страна, оплакивая сгинувших от водки сыновей, пила еще больше, поминая безвременно погибших, еще дальше уходя в запой, длившийся уже второй год.

На подъезде к Минску, Валентин свернул налево, в направлении объездной автодороги, не собираясь ночью, колесить по улицам Белорусской столицы. Вскоре, с правой стороны, промелькнул стоявший на обочине знак, сообщавший водителям, что через девять километров, будет заправочная станция.

– «Лишь бы на ней был бензин» – подумал Валя, прижав педаль газа. Появившаяся через три минуты в зоне видимости, заправка, мало напоминала работающую. Свет в домике оператора не горел, ни один из стоявших вокруг станции, осветительный столбов, также не был включен.

«Может протянуть до следующей». – в первую секунду мелькнула мысль в голове Вали, но заметив в несколько метрах от будки оператора, вспыхнувший огонек сигареты, Матвеев резко свернул с трассы.

Остановившись возле колонки, предварительно оглянувшись по сторонам, и не заметив ни чего подозрительного, Валя вышел из автомобиля. Потянувшись, разминая затекшую поясницу, он закрыл двери «лады» на замок, и направился в сторону курившего в сторонке оператора.

– Доброй ночи. – издалека поздоровался «перекуп» с заправщиком.

Работник заправки, не ответил. Молча продолжая курить, он, разглядывал, машину Валентина.

– Бензин есть? – подходя ближе, спросил Валя.

Вместо ответа оператор, по-прежнему, не глядя на Матвеева, спросил. – Новая?

– Была бы новая, из Самары бы ехал. – ответил Валя. – Бензин есть? – еще раз спросил он.

– Понятно. – пропустив вопрос Матвеева, мимо ушей, произнес заправщик, и щелчком отбросил, далеко в сторону окурок. – Какой тебе? – плюнул он себе под ноги, и наконец- то, посмотрел на покупателя.