Ночная пуля. Остросюжетные повести и рассказы

– Вам, товарищ генерал, известно, что я майор? – вдруг совершенно трезво спросил меня Манюськин.

Мне это не было известно, и я промолчал.

– Я тогда Сергей Иванычу поставил ультиматум: или я майор и ухожу к Иван Иванычу, или остаюсь у него на вечные времена! Сергей Иваныч сначала ни в какую, ты не имеешь права! Майор только после капитана! А ты вообще никто! Горячился, орал. Ну вы же знаете Сергей Иваныча. А, говорю, после капитана, тогда гуд бай! Быстро согласился. Так что я теперь майор. Это я так, к сведению. А что, в личном деле про это ничего? – Он с хитроватым прищуром посмотрел мне в глаза.

– В личном деле сказано, что вы должны после заключения контракта перейти все к Иван Иванычу, – сказал я.

– Ну, змей! Скрыл присвоение звания. И это русский офицер?! Надо будет предупредить своих, чтоб, пока я в командировке, от Сергей Иваныча ни ногой. Ничего, еще в ногах валяться будет, умолять. Полковника предлагать, а я еще, ой как, подумаю! – угрожающе пообещал Манюськин.

Таким поворотом дела я был более чем доволен.

Взлеты и падения

Погожим летним днем из Санкт-Петербурга к берегам Швеции отплыл суперлайнер «Генералиссимус Суворов», на борту которого среди прочих туристов находился и Манюськин. «Отдых и комфорт! – заученно, как попугай, повторял он надпись на транспаранте, развевающемся на верхней палубе. – Мы познакомим вас, господа, с истинными красотами Скандинавии!» Манюськин расположился в шезлонге на верхней палубе, покуривая сигару, и напряженно вглядывался в курсирующих мимо девиц, пытаясь отделить профессионалов от любителей. Это ему не удавалось, и он слегка нервничал. Когда показался берег, Манюськин спустился в трюм и открыл несколько задраек. Хлынула вода. «Уж я вас, господа, познакомлю, так познакомлю! Вы у меня сейчас увидите истинные красоты! На всю жизнь запомните! Ишь, паразиты! Наворовали народные деньги, разграбили Родину и шикуют, гады!» Вскоре гады резво прыгали в холодную воду, ибо до берега было уже рукой подать.

Глобовы начали с мелкой торговли подержанными вещами. Посылали на родину «секонд-хенд». И вскоре открыли вместе с Манюськиным импортно-экспортную торговую фирму и двухэтажный магазин, который был отличным прикрытием. Дела пошли прекрасно. Манюськин же сделал дерзкий ход – поселился в том же доме, где жил недавно провалившийся с треском резидент. Случилось, правда, одно незапланированное событие. В Стокгольме уже ближе к вечеру он встретил Епишку, который в то время работал кочегаром и отстал от своей посудины. По халатности. Увязался за какой-то приглянувшейся юбкой и перестал замечать часы.

Манюськин сначала твердо решил не подходить к дружку, памятуя строжайшие наставления, которые ему вдалбливали не один день в разведшколе. Но в последний момент не выдержал и окликнул земляка. Тот долго тер глаза, не веря, что перед ним Манюськин.

– Ты чего здесь, земеля? – поинтересовался осторожно Епишка.

– Работаю, – уклончиво ответил Манюськин, но потом не удержался и все рассказал.

– Слушай, а мне никак нельзя подсуетиться? – попросил Епишка. – Ты же знаешь, я работы не боюсь!

– Да я-то знаю, – задумался Манюськин. Ему хотелось помочь другу и показать, каким влиятельным человеком он стал, но и нарушать секретную инструкцию тоже не было никакой возможности. – Ладно, пошли в кабак! Дернем пивка, а там авось что-нибудь и примозгуем.

После десятой кружки пиво, наконец, просветляюще подействовало на Манюськина, и он предложил:

– Эх, была не была! Семь бед – один ответ! Ну как можно своим-то не помогать? Слушай, ты вот что! Сходишь в Москве к одному генералу, он мужик нормальный, похлопочет. А заодно передашь ему от меня ценную информацию.

– Не сомневайся, Манюша! – растроганно обнял друга Епиход. – Не подведу!

Только благодаря неожиданному визиту Епихода, я узнал о вопиющем нарушении конспирации. На Мане было наложено взыскание, а Епишку после необходимого обучения пришлось использовать в качестве связного и присвоить ему агентурное имя «Ходики». Провалился же Манюськин по чистой случайности, которая была очень ловко подстроена. И вовсе не из-за Епишки. Тот, наоборот, спас его от полного провала.

Джойс же становилась все лучше и лучше… ну в плане, как бы это поточнее выразиться… в общем, в плане лубви. В ней обнаружился прямо-таки фантастический темперамент, что вскоре, признаться, стало меня несколько тяготить. Но и принесло определенные плоды.

Однажды она сделала признание.

– Не могу больше от тебя скрывать, – последовала долгая мучительная пауза, гримаса боли исказила ее лицо. – Эх, ма! – Она махнула рукой, выпила залпом стакан водки и сказала: – Знаю, ты меня бросишь после этого. Но молчать – выше моих сил! Меня к тебе подослали.

– Знаю, – ответил я, как можно спокойнее, а сам подумал: "Уж больно быстро, милая, у тебя пропал акцент!"

– Как знаешь?! – вскричала изумленно Джойс. – Ты не понял! Меня к тебе подослали! Я должна обо всем докладывать туда… и туда! – Она указала пальцем сначала на окно, а потом – на потолок. – Но я ничего им про тебя не сообщала. Не думай! Ничего! – Она заплакала.

– Верю, – подтвердил я, и это было чистой правдой.

Конечно, было немного жаль, что она ничего не передавала из той дезы, которую я ей подсовывал, ну да ничего, этот вариант тоже был мной просчитан. Я обнял ее и поцеловал.

– Меня заставили… – произнесла она, всхлипывая и понемногу успокаиваясь. – Ты мне веришь?

– Нет, – ответил я, потому что знал ее энтузиазм во всем.

– Я почувствовала себя с тобой настоящей бабой. Со мной раньше такого никогда не было. Я тебя люблю! Поэтому ничего не передавала.

Разумеется, это льстило моему мужскому самолюбию, но для дела было бы лучше – наоборот. И я довольно прикрыл глаза: «Не ты первая, милая, не ты последняя… Ну, Сергей Иваныч, ну, хренов проверяльщик!»

Джойс будто услышала мои размышления – проницательная все же девица, не зря ее вербуют со всех сторон, – и тихо произнесла:

– Сергей Иванычу купили холодильник…

– Генерал?! За холодильник?! – вскричал я с неподдельным гневом.

– Это не простой холодильник. Это очень дорогой холодильник-дом! С компьютерным управлением на расстоянии. У Сергей Иваныча стали портиться стратегические консервы…

Позор! Даже стратегические резервы не пощадил. Казнокрад, его мать! Видимо, совсем крыша поехала в связи с инфляцией… Стоп! А может, все это специально? Чтобы не только навсегда избавиться от Манюськиных, при этом подставив меня под удар, но и… Для этого и двойная вербовка Джойс? Ведь Мане мог прознать, что с майором все это чистейшая липа… С другой стороны, вряд ли Сергей Иваныч мог предположить, что Джойс во всем мне откроется… Но, как показало ближайшее будущее, Сергей Иваныч оказался более коварен, чем я мог предположить.

Вскоре Джойс неожиданно вызвали в Стокгольм ее прежние хозяева для дополнительного инструктажа. Пришлось ехать. И вот там-то будто бы совершенно случайно ее встретил Манюськин. Тонко сыграл Сергей Иваныч, тонко. Надо это признать. Джойс, молодец, и вида не подала, что его узнала. За ней велось тщательное наблюдение. А вот Мане не смог скрыть чувств. Бросился к ней, раскрыв объятия, стал ее тискать и… провалился в канализационный колодец.

Здесь произошло определенное совпадение физического и профессионального провалов. Конечно, с колодцем это был мой контрход. По моему прямому указанию Епишка открыл канализационный люк и тем самым спас резидента от полного провала. Ходики вывел Мане по канализации к порту, где их вместе с гуманитарными консервами скрытно загрузили на корабль. Тот отдал швартовы и был таков. Взяли одних Глобовых. Это была вынужденная жертва. Но власти просчитались. Был суд. Глобовы наняли первоклассных адвокатов и умудрились так всех запутать, что чуть было не отсудили кругленькую сумму за нанесение морального ущерба. Европа есть Европа. Тут уж ни убавить, ни прибавить. Короче говоря, доказать ничего не смогли и лишь выслали их из страны, правда, заморозив все их счета.

С Мане в контракте было оговорено, что в случае провала по его вине он получает только половину гонорара. Манюськин долго не соглашался, препирался до последнего, но аргумент против него был железный. Бросился к Джойс, нарушив строжайший запрет на контакты? Бросился!

– Джойка же своя! – упорно долдонил Манюськин. – Ну вы же знаете!

– Тебя подставил Сергей Иваныч, – решил открыть я ему карты.

– Ах, собака! – чуть не захлебнулся Мане в порыве законного негодования. – Сначала с майором обул, а теперь еще и с баксами прокрутил! Ну, я ему, паразиту, сделаю! Уж будьте уверены!

В этом я не сомневался. Манюськин получил в кассе половину положенных денег и, оскорбленный, удалился.

Роман

Во время пребывания Манюськина в командировке произошло совершенно непредвиденное. Я увлекся его женой. И это, прямо надо признать, было нехорошо. С морально-этической точки зрения. Супруг рискует жизнью, выполняя ответственное задание, а я соблазняю его половину. Нехорошо. С другой стороны, я – начальник? Начальник! И не просто, а генерал! Значит, имею право. Зря, что ли, столько горбатился, чтобы достичь такого завидного положения.

Правда, пока между нами ничего не было. Она очень добродетельна. Даже слишком! Потом – жилищные условия. В ухе Сергей Иваныча я чувствую себя некомфортно. А если начистоту, то мне с моей комплекцией там попросту тесновато. Вдобавок Манюськинская бабка все время крутится под ногами. Да сын Санька, хитрющий пацан, может запросто настучать папане. Дочурка иногда так заскулит, что хоть в петлю! Мне кажется, я ей тоже небезразличен. Естественно, не дочери, а Манюськиной. Один раз уже целовались. Это было упоительно! Боюсь, что Санька все видел. Придется его как-нибудь задобрить. Компрометация не в моих правилах. Она миниатюрна, лукава и очень хороша, хотя ей по всему за тридцать… а может и за тридцать пять. Думаю, что так. Никогда не доводилось в чужих ушах любить дам. Никогда! Экзотично, очень! Да и уши не чьи-нибудь там, а самого Сергей Иваныча. Мне кажется, это не в малой степени подогревает мое чувство. Мое…

Минуточку! Так-так-так, появилось… А то уплывет! Я сижу внутри. Снаружи железо. Вглядываюсь сквозь узкую щель. Ловлю цель в прорезь прицела. Передвигаю рычаги. Снова прячусь в нору. Высовываю свой чувствительный носик, который щекочут соблазнительные запахи пищи и этот особый, сводящий с ума. Забываю про все, про подстерегающие со всех сторон опасности, когда чувствую его. Это ты! Я знаю точно! Я вижу твою славную мордашку. Твои глазенки, застыв, вперились в мои. Кажется, сейчас это произойдет. Я буду ты! А ты будешь я! Мы… Мы пойдем, чувствуя локоть соседа. Вбивая пыль. Наши сандалии крепки, крепки их сыромятные ремешки. Мы вскидываем руки, как один! Мы упоены. Впереди только победа! Мы будем на вершине! Они…

Им этого не понять. Они наверху. Дряхлые. Они могут выключить горячую воду. И нам, потным, не помыться. Они повысят цену на крупу и туалетную бумагу. Их невозможно понять. Я вижу их стриженные крутые затылки… А он?..

Тьфу, черт! Опять что-то привиделось. Видимо, переработался. Он выполняет ответственное поручение. Ох уж эти угрызения совести! Приглашу-ка я ее в свой кабинет. Она не сможет устоять. Ковры, массивная кожаная мебель, портреты вождей! Все это наводит трепет и на бывалых людей. Но не на эту хулиганку Манюськину! Ее этим не возьмешь… А дома караулит Симона. Просто заколдованный круг…

От Джойс изредка приходили коротенькие записочки довольно странного содержания: «Дал слово – держи! Пока хватит сил!», «Утро вечера мудренее. Насколько?», «Старый конь борозды не портит, но и лучше не сделает». И последняя: «Гусь свинье не товарищ, а кто?» Это я уже отнес на свой счет и сделал вывод, что ее тщательно проверяют, и не ошибся.

Свято место пусто не бывает. Неожиданно появилась Симона. То, что она ничего не понимала по-нашему, было совершенным притворством. Впрочем, на это я не стал обращать ни малейшего внимания. В любви она была жестока и изобретательна. Полагаю, что она прошла специальную подготовку в одном из западных центров. Она любила ходить по комнате в высоких сапогах, недвусмысленно поигрывая хлыстом и наручниками. Часто надевала мой мундир на голое тело и еще водружала, распустив волосы, на голову фуражку, это ее сильно заводило. Ко всему прочему она обладала недюжинной физической силой. Меня выручала только моя служба в морской пехоте в младые годы. Несколько раз я пытался выставить ее за дверь, но ничего не получалось.

Она начинала плакать и жаловаться на свою горькую судьбу, что у нее никого нет, только я один в этом чужом противном городе. Она сильно поиздержалась, денег на гостиницу нет, вся надежда была на Джойс. Быть проституткой она не хочет из-за родителей. Те не переживут, если узнают. И так далее. Короче, умоляла не губить ее молодость. В общем, заколдованный круг!