Трясина

– Убеждена, – она перешла на шепот, – он занимался наркотиками. Светлана дважды находила в его в карманах пакетики – то ли с кокаином, то ли с героином. Сама я однажды видела их в ящике его письменного стола. Поэтому, думаю, и разыскивала его милиция. Света, конечно, места себе не находила, думала развестись. Тогда он прибегнул к угрозам, обещал выкрасть сына… Мы вынуждены были надежно спрятать Сережу – отправили его на дачу к моей приятельнице Эмме Парсеговне.

– Где эта дача?

– Это, сами понимаете, под строжайшим секретом.

– Мне это на всякий непредвиденный случай, – пояснил Жан. – Да и от кого теперь скрывать, если ваш зять уже никому угрожать не может.

– Логично, – согласилась Аделаида Андреевна. – Это в деревне Неча-иха, в десяти километрах отсюда. Дожидаться похорон я, между прочим, не намереваюсь, думаю завтра с утра отправиться к внуку.

Жан ограничился кивком. С минуту он Сидел молча, потом осведомился:

– Не утомил я вас расспросами?

– Знаете, напротив, – ее лицо озарила легкая улыбка. – Беседуя с вами, я даже расслабилась.

– Скажите, как мне повидаться с родителями Рэма?

–Матери он лишился давно. Когда ему шел семнадцатый год, она уехала от мужа навсегда. Рэм остался с отцом – Арсеном Давидовичем Багратовым. Это был аристократического плана человек – покладистый, внимательный, с хорошими манерами,-приятный собеседник. Но со странностями. Он преподавал философию в университете, заведовал там кафедрой. Его отношения с сыном были очень натянутыми, а позже Арсен Давидович проклял сына, отрекся от него, и их связи окончательно оборвались. Это я сейчас понимаю мотивы разрыва.

– Вот с ним мне и хотелось бы встретиться.

– Это невозможно, – нахмурив лоб, участливо отозвалась она. – После увольнения из университета Колымей, такую кличку придумали ему студенты, как отшельник ушел в себя, стал редко появляться на людях, но продолжал заниматься какими-то загадочными вещами.

– Любопытно.

– Я же говорила, что он был со странностями. Вбил себе в голову, что познал тайны мироздания с помощью астрологии, спиритизма и прочего колдовства. Словом, оккультист. Вот за эти вольности и уволили его из университета. Что только не плели вокруг него: мол, психопат, сумасброд, колдун. А ведь это был Милейший человек… Ну, а потом пришла весть, что он утонул в реке.

–Утонул?

Она встала, нашла на висячей полке газетную бумагу и подала Жану.

– Вот поглядите… Я как раз Арсена Давидовича сегодня вспоминала-Думала, как у такого умного и интеллигентного во всех отношениях человека мог быть такой никудышный сын? Эту газетную вырезку двенадцатилетней давности с некрологом о гибели профессора я нашла сегодня. Хотите, могу подарить – у меня где-то завалялись еще две-три такие заметки- Благодарю, – Жан принял старую публикацию. – Скажите, Аделаида Андреевна, сколько детей было у профессора?

– Только Рэм…

Склонность собеседника к откровению – сущий дар для следователя. Жан, черпая информацию из уст Аделаиды Андреевны, записывал в своей памяти все подробности так тщательно, как записывают на магнитофон хорошую музыку. Сердечно поблагодарив за содействие следствию, он неожиданно спросил:

– Вы не испытываете беспокойства от случившегося?

– Для меня нет ничего более грустного и удручающего, чем процедура похорон.

Жан явно хотел допытываться дальше, но тут в дверях возникла Светлана – высокая, стройная брюнетка лет тридцати. Она была бледна, возле рта пролегла горькая складка, в глазах скрывалось глухое раздражение.

– Как ты себя чувствуешь? – ледяным голосом обратилась она к матери.

– Жан Игоревич смог меня разговорить, я даже расслабилась, – Аделаида Андреевна перекинула взгляд от Жана на Светлану. – Это и есть моя дочь. Как на духу раскрылась перед следователем и, кажется, дикие ощущения покинули меня.

– Дикие ощущения? – переспросил Жан. – Что вы имеете в виду?

– Наверное дочь права – то ли галлюцинация меня посетила, то ли бред какой-то.

– В чем это проявилось?

– Сегодня рано утром мне почудилось, что гроб чуть сдвинулся. Так, сам по себе. Он стоял не прямо, как его поставили, а чуть наискосок краям стола. Я выбежала вот в эту комнату. Света за мной и спрашивает: «Что с тобой?» А я: «Света, гроб сдвинулся!» Она посмеялась надо мной. Когда мы вернулись, гроб стоял совершенно прямо…

. -Хватит! – Светлана бросила на Жана испепеляющий взгляд. – Вы выбрали неподходящий момент для допроса. – Потом глянула на мать. – А тебе не мешало бы полежать и отдохнуть после кошмаров, а то Бог знает, что еще причудится.

Жан встал, достал из нагрудного кармана сорочки визитную карточку, подал ее Аделаиде Андреевне.

– Если вдруг припомните какие-нибудь новые подробности, прошу сообщить мне по телефону.

Поклонившись, он направился к двери, прекрасно сознавая, что особых зацепок для дальнейшего расследования у него мало прибавилось. Поэтому он неожиданно остановился и глянул на Светлану:

– Извините… Может быть какие-то вещи сохранились, всякие там бумаги… Словом, личные вещи Рэма.      ;

Светлана, выдержав на себе вопросительный взгляд, смягчилась, пре

жняя враждебность отступила.

– Ничего нет. Он за последний год почти не бывал дома. Впрочем, вот его письменный стол, копайтесь в нем сколько угодно, только не утомляй те маму.

Она выдвинула два верхних ящика, доверху забитых бумагами, взяла в руки толстую тетрадь. Это оказался личный дневник Рэма. Полистав его, она оставила на страницах следы своих вспотевших пальцев.

– Удивительно, вырваны все записи, – она пожала плечами.

– Разрешите мне забрать тетрадь с собой?

Она посмотрела на него пытливо и произнесла бесцветным голосом: – Ради Бога, только оставьте нас в покое.

Жан попытался открыть нижний ящик, но тот был заперт. Он попросил ключ. Светлана порылась во встроенном в стену шкафчике, нашла связку ключей и, сняв один из них, протянула Жану.

–Вот вам запасной, а мы покидаем вас, – и мать и дочь вышли из комнаты.

Минут десять Жан рылся в верхних ящиках, но там ничего существенного не было: проекты зданий, схемы; прочая чепуха. Он открыл ключом нижний ящик, надеясь, что закрывали его не для хранения хлама. Выдвинул его, стал обследовать нишу. Нижняя доска скользнула. С помощью ножниц, лежащих на. столе, он поднял доску и обнаружил что-то вроде тайника. Там лежали конверт и фотографии Рэма, Светланы, их сына, какие-то справки и листочек бумаги с. графическим изображением дерева и земного шарика, обтянутого черным поясом.

Жан вложил конверт с его содержимым в общую тетрадь и выглянул в комнату. Вадим продолжал стоять с поникшей головой, будто в гробу лежал не беглый преступник, а родной брат. Светлана, увидев Жана, поднялась и, подойдя поближе, пропустила его в комнату и прикрыла дверь.

– Вы удовлетворены?

– Вполне, – держа-в руке общую тетрадь, ответил Жан. – Вы не скажите, худа могли подеваться отсюда записи?

– Понятия не имею.

– Никто из посторонних не заходил в эту комнату вчера или сегодня?

– Комната всегда открыта, – она растерянно развела руками. – Но кому теперь нужен его личный дневник?

Жан пропустил вопрос мимо ушей.