Целинный разлом. Повесть

– Ну и куда ты собрался? Вон сколько мест на карте! Даже я растерялся.

– А я уже придумав! Помнишь я тоби рассказывал, шо у мэнэ свояк в Казахстане живе? Так тож как раз в Уральской области. Вин писав, шо казаки там живуть. А казаки народ трудолюбивый, в обиду не дадуть.

– Там ещё казахи живут! Ты не забывай, что это Казахская ССР. Придется привыкать.

– Свояк же привык. Вин там уже седьмой год живе, и ничого. Пише казахи народ добрый, у них есть чему поучиться нашему брату.

– А, наверное, ты Ваня прав! И не тащить семьи за тысячи километров. Ну, что друг? На Целину! Дадим стране больше продовольствия?

– Дадим! Пишлы писать заявление, пока вин не ушёл.

Дома, Феня с Валей, выслушав, перебивающих друг друга мужей, переглянулись, и не сговариваясь побежали за горилкой…

Дату отъезда сообщили через три дня. Отправление поезда с переселенцами – 12 мая 1960 года. И началась суета. За три месяца нужно собрать документы, уволиться, продать вещи, разобраться со школой. В апреле появилась возможность у Фени съездить, навестить мать. Любочку забрала Валя. Борька с Валеркой ночевали у тёти Нади. Радис напросился ехать с матерью. Гриша заканчивал дела с документами…

…Попившина встретила Феню тишиной. С Ромны запустили автобус через Бобрик на Анастасьевку. Знакомые места волновали сердце. «Пять лет! – Феня встречала глазами каждое дерево, каждый бугорок, – вот и ставок! Даже то бревно на месте, только дерево наклонилось ближе к земле» Калитка к хате была открыта. Дверь в хату тоже открыта. Феня с Радиской тихо вошли в дом. Пахло теплом и блинами!

– Мама! Ты куды поховалась? Бач, хто приихав? Принимай гостив!

– Яких гостив? Доця! Як же так? – баба Анна попыталась встать навстречу, но бессильно опустилась опять на скамейку, – що ты не написала? Данила бы встретил. Ой, радость, то какая! А это чей хлопец гарный? Не Радиска ли? Внучек мой перший.

– Здравствуйте баба Аня. Куда чемодан поставить? – Радис деловито поставил чемодан, подошёл к бабушке и «по взрослому» чмокнул в щёки.

– Видишь, доченька, не хожу я своими ногами. Тильки палка мене веде. Куды вона, туды и ноги мии. Да вы заходьте в светлинку, а я вослед доковыляю.

– Мама, не спеши. У нас есть четыре дня, буде время погутарить. Давай я лучше борща сварю, тут нам Гриша мьясо положив. Казав: приидешь сразу борща навари. Мы с Радиской тоже проголодались с дороги.

– Глашу трэба позвать, вона кажин день спрашивает, как у вас там, на Донбассе. Когда Радиску привезут? Небось, соскучился за бабушкой родной? Тоже плоха, Ковальчиха. Мы с ней соревнуемся, хто уперёд богу душу отдаст? Да уступать не хотим, две коряги.

– Буде, мама, бога гневить. Живите, пока вин даёть. А Бабушку Глашу Радис сам приведёт. Не забыл ещё, где бабушка живёт? Как борщ поспеет, так и сходишь. И гостинцы для бабушки сам отдашь. Вот бабушка обрадуется…

Четыре дня пролетели, как один миг. Всё обговорили, всех вспомнили. Порадовались, поплакали. Феня рассказала о переезде на целину, о болезни Гриши. Радиска бегал, то к одной бабушке, то к другой. Данила заскочил. Повзрослел, поседел, но остался таким же молчаливым. Фенька не решалась расспросить мать о его семье, но мама сама рассказала.

– Вони, як ты уехала, дом поставили в центре. Двухэтажный, чи с мансардой. Данила звал менэ, в тот дом переихать, но невестка казала «Или мать или вона!» Так вин её выбрал. С той поры невестка сюда не приезжае. Данила прииде, дров нарубэ и назад, у тёплую постель. Сам вин ничого не скаже. Вийна так искалечила, що вин до сих пор ходе, як дитя.

– Гриша не против, що бы я тоби с собой забрала. Може поедешь к нам? В Казахстане кажуть тепло.

– Спасибо доченька! Но я от порога не ходок. Здесь, мий Митрофан, первый гвоздок забив, здесь и последний хай Данила забье. А твоя доля, за мужем держаться, да детей растить. Порадовала ты меня, дочка, внуками. Борьку с Валериком я помню. Жалею, що Любочку не побачу. А може и свидимся ещё? Приидете на место, напиши, що, да как. И адрес пропиши.

Прощаясь, мама не проронила ни слезинки, только руки дрожали на Фенькином плече…

– Как там мать? – Гриша, заметив грустные глаза Феньки, когда они вернулись домой, – ты предлагала с нами поехать?

– Не хоче. Може и правильно, не выдержит она дороги. Казала, у своей хате доживать буду. Вы, тут здесь как без нас? Не оголодали?

– Всё хорошо. Документы я оформил. Борькины документы из школы забрал. Порадовал он нас. В табеле одни пятёрки! Умный парень растёт. Иван тоже всё сделал. На шахте машину дают до поезда. Только одна проблема. Не разрешают мебель с собой брать. Только постель и посуду. И мелочь всякую. Говорят, на месте другую мебель возьмёте.

– Да яка у нас та мебель? Два шкафа, да кровати. Тронь – рассыплются. Стол жалко, що осенью купили. Да стулья ещё новые.

– Тут соседи по старому бараку приходили. Сказали, всё заберем, если торговаться будете. Я сказал, что Феня будет командовать. Скажи им, когда можно прийти.

Провожать пришли все соседи. Ребята со смены вручили пакет:

– Здесь шахтёры насобирали немного на первое время, вы уж возьмите, не обижайте. Какая она, дорога, ещё будет?

Когда вещи были уже на машине подъехал Алексей Терентьевич Назаренко, начальник участка. На груди красовалась звезда Героя Социалистического труда.

– Еле успел, прямо с совещания, – Алексей Терентьевич, зачем – то прикрывал рукой, сверкающую на солнце звезду, – вот, не успел переодеться.

– Ну, что вы, Алексей Терентьевич! Вам очень идёт звезда на груди. Вот и торжественность моменту она придаёт.

– Красивых слов я говорить не буду, знаю, ты этого не любишь, но большое, сердечное спасибо от имени шахтёров, и от себя лично, я сказать обязан. Спасибо за трудолюбие, за профессионализм, за доброе отношение к своей смене, к своим товарищам. О себе ты оставляешь добрую память и, к сожалению, часть своего здоровья. Надеемся, свежий ветер целины, будет тебе хорошим доктором. Лёгкой тебе, и твоей семье, дороги!

И уже через два часа, пять зелённых вагонов – теплушек, с белыми надписями на боку, «н а ц е л и н у!», тронулись со Сталинского вокзала на восток. Прощай Донбасс! Прощай Украина! Прощай шахта 20—20 бис! Здравствуй КАЗАХСТАН!

Глава вторая. Целинный разлом

– Мама! Папа! Радис! Смотрите, море! – Борька прилип к широкой щели деревянного щита, закрывавшего вход в вагон, – и пароход! Вона, вона, белый!

– Це не море, сынок. Це рика великая! Волга – матушка! Я в сорок втором уже бачила цю Волгу. Два рази, – Феня с гордостью оглянулась на мужчин.

– Нужно монетки бросить. На счастье. Феня, принеси. – Гриша с Иваном выглянули из-за щита, придерживая мальчишек, – Да быстрей. Они в правом кармане серого пиджака. Давай!

– Валерка! Держи две копейки. И давай по команде, – Борька вытащил из коротких брюк монетки и одну отдал Валерке, – давай. Раз! Два! Три! Кидай!

Все, по команде, бросили монетки навстречу освежающему ветру. Как красиво! Поднимающийся рассвет красными бликами мигал по бесконечному водному полю. Только изредка проплывали верхушки затопленных деревьев на небольших островках.

– Пап, а в Волге рыба есть? Большая? – Борька заметил маленькие лодки, прилипшие к одному из островков, – Есть! Вон рыбаки на лодках сидят. Сейчас поймают большущую рыбу! И нам бросят.

– Лыба! Лыба, – донеслось снизу у щита – на Любочку никто не обращал внимания. Не до неё сейчас!

– Да, большая река! А у нас будет река? – Валерка дёрнул Радиску за рукав.

– А я, знаю? Вон у Борьки спроси. Он у нас всё знает.

– Всё, дети, отходим от дверей, бо занозы позагоняете. Вон, бачьте як девочки тихо сидять. И Любочка, умница, тихо грае. А где её игрушки? Борька! Я що казала? Поглядайте!

Борька с Валеркой кинулись собирать игрушки, а их нет! Нет, ни возле сестрёнки, нет ни возле кроватки. Нет нигде! Нет ни пупсиков, ни медвежонка, ни рыбки. Нет ни кружков с пирамидки, ни раскладок с картинками. Нет даже сандалика на одной ноге!

– Вот у кого счастья будет целый чемодан! – Иван прыснул от смеха, – Валюха! Хай, Леночка с Оксанкой, тоже по монетке бросят. Може женихов в Казахстане снайдут.

– Сейчас снайдут! Так тебе женихи в Казахстане табунами и пасутся, в той степи. Давайте завтракать, каша уже готова! – Валя приподняла крышку с кастрюли на «буржуйке». Вагон наполнился ароматным паром.

– Опять пшонка! – Радис сдвинул стол в середину вагона.

– Если мы щё недилю будемо ехати, то и пшонка закончится и детей порастеряем.

И действительно. Уже неделю в дороге. Трижды перецепляли на другой состав. Две ночи вообще стояли. Вагон не зря «теплушкой» прозвали. Посередине печка «буржуйка» с запасом дров и угля в ящике. По противоположным стенкам полати, сбитые из толстых досок. Посередине вагона крепкий стол со сбитыми накрест ножками. Для двух семей вполне уютный домик на колёсах.