Конь бледный

Она смеется:

– Вот видишь: я раба, а ты господин… А если я не хочу выбирать?… Скажи, зачем выбирать?

За окном шумит дождь. В полутьме я вижу ее силуэт, ее большие, черные ночью глаза. Я говорю, бледнея:

– Я хочу так, Елена.

Она грустно молчит.

– Выбирай.

– Милый, я не могу…

– Я сказал: выбирай.

Она быстро встает. Говорит решительно и спокойно:

– Я люблю тебя, Жорж. Ты это знаешь. Но я не буду твоею женой никогда.

Она ушла. Я один. Только жемчуг ее со мною.

17 сентября.

Елена любит свое прекрасное тело, свою молодую жизнь. Говорят, в этой любви свобода. Мне смешно: пусть Елена раба, а я господин, пусть я раб, а она свободна… Я твердо знаю одно: я не могу делиться любовью. Я не могу целовать, если целует другой.

Ваня искал Христа, Елена ищет свободы. Мне все равно: пусть Христос, пусть Антихрист, пусть Дионис. Я не ищу ничего. Я ее желаю. И в моем желании мое право.

Вот опять багровый цветок опьяняет меня. Опять свершается тайное колдовство. Я как камень в пустыне, но в руке моей – острый серп.

18 сентября.

Вчера было то, чего я ждал и во что тайно не верил. День скорби и поругания. Я шел по главной улице. Ползал молочный туман, таял волнистою мглою.

Я шел без цели, без мыслей, как корабль в волнах без руля.

Вдруг в тумане сгустилось пятно, колыхнулась неясная тень. Прямо навстречу мне быстро шел офицер. Он взглянул на меня и сразу остановился. Я узнал: муж Елены. Я впился глазами в глаза и в темных зрачках прочел гнев.

Тогда я мягко взял его под руку и сказал:

– Я ждал вас давно.

Мы молча пошли по улице. Мы шли долго во мгле, и оба знали свой путь. И были близки, как братья. Так вышли мы в парк.

В парке осень. Ветви голые – решетка тюрьмы. Тает туман, в тумане мокнет трава. Пахнет гнилью и мхом.

Далеко, в заросшей чаще, я выбираю тропинку. Я сажусь на срубленный пень и холодно говорю:

– Вы узнали меня?

Он молча кивает мне головою.

– Вы знаете, зачем я здесь?

Он кивает опять.

– Ну, вы знаете: я не уеду.

Он с усмешкою говорит:

– Вы уверены в этом?

Уверен ли я? Я не знаю. Кто поймет, кого любит Елена? Но я говорю только:

– А вы?

Пауза.

– Вот что: вы уедете. Поняли? Вы.

Он вспыхнул гневным румянцем. Но говорит хладнокровно:

– Вы – сумасшедший.

Тогда я молча вынимаю оружие. Я меряю восемь шагов по траве и кладу на концах их мокрые прутья: барьер. Он следит со вниманием. Я кончаю. Он говорит улыбаясь:

– Что ж, вы хотите драться?

– Я требую: уезжайте.

Белокурый и стройный, он смотрит мне прямо в глаза. И насмешливо повторяет:

– Вы – сумасшедший.

Я говорю, помолчав:

– Вы будете драться?

Он отстегнул кобуру, нехотя вынул револьвер. Потом подумал минуту и говорит:

– Хорошо… Я к вашим услугам.

Вот он уже у барьера. Знаю: я бью в туза на десять шагов. Промаха быть не может.

Я поднял револьвер. На черной мушке пуговица пальто. Жду. Тишина. Я говорю очень громко:

– Раз…

Он молчит.