Так и живём

смех и говор юного люда.
И горят,
как твои ордена,
звёзды праздничного салюта.

В День Победы

Во дворе под старушкой-вишней,
шибко важен и в меру пьян,
над столом, над роднёй,
как Всевышний,
возвышается дед Иван.
А застолье –
дружки да поросль
сыновей, племяшей да снох –
то согласно,
а то вдруг порознь
вяжет песни упругий сноп.
И колосьями,
пышно и гордо,
то согласно, а то не в лад,
не слова, не звуки, а годы
в голове у деда шумят.
Снова дед
разбитной и тёртый,
не считает ни ран, ни кручин.
Чуть подрезана гимнастёрка,
вдрызг надраены керзачи.
И судьба проста и понятна,
командиру взаймы вручена…
Эх, изруганные,
эх, проклятые,
эх, отчаянные времена!
Как сражалось,
как пелось,
как топалось!
Как любилось –
только держись!..
Боль – и молодость,
гнев – и молодость,
кровь – и молодость,
смерть – и жизнь…
Песня выстрадана, допета.
Дед, ладонью пристукнув смех,
– За Победу! – гремит. –
За Победу!.. –
и, помедлив, скорбит:
– За тех,
кто не дожил…
И горло скрутило –
то ли водка жжёт,
то ли стон…
А хозяйственная баба Тина
знай подкладывает на стол.
Баба Тина сегодня ласкова
и послушна, как никогда.
На груди у деда приплясывают
завоёванные города.
И на тихих или зубастых,
на работников и солдат,
жёны с гордостью и с опаской
на своих мужиков глядят.

Бездна

Ни залпов, ни слов, ни мелодий
уже не слыхать в тех краях,
где души подводников бродят
на мёртвых своих кораблях.
Уже ни чинуши, ни грозы
не властны над бездною той,
где горькие женские слёзы
с забортной смешались водой.
Ни песен там, ни разговоров.
Реакторы глухо молчат.
и вахтенные у приборов,
как тени немые, стоят.
Их жизнь не разбудит с рассветом,
им ветров земных не вдохнуть.
Их курс только Господу ведом,
и вечен их гибельный путь.

Память

Шагая в смертоносной круговерти,
теряя и друзей, и города,
они почти не думали о смерти
и битв не вспоминали никогда.
А кто-то шёл и кто-то падал рядом,
санпоезда везли кого-то в тыл.
И каждый день, как срубленный снарядом,
кровоточа, в былое уходил.
Но даже ночью, где бы можно кануть
в кошмары неизбывные свои,
их сон, как мать, оберегала память
о доме, о покое, о любви.
И лишь теперь, уже сподобясь чуда
быть прикомандированным к живым,
они войну несут в себе повсюду
и правнукам передают своим.