Инквизитор. Божьим промыслом

Волков вышел на улицу. В шатре было много людей, горело много ламп, там было душно, а тут… Он стоял и вдыхал холодный, сырой воздух. А лагерь не спал, везде сновали люди, словно не ночь, а светлый день. Кричали сержанты, ржали лошади, удивляясь ночной кормёжке.

– Ну, теперь точно началось, – сказал Брюнхвальд, выходя из шатра маршала и останавливаясь рядом с генералом.

– Теперь точно, – согласился тот с товарищем.

Хенрик подвёл ему коня, тут же был и Максимилиан. И он распорядился:

– Максимилиан, найдите майора Пруффа и пр его везти пушки к лагерю, и пусть не медлит; также найдите всех офицеров из наших, пусть кормят людей и выдвигаются к нам.

– Господин генерал, – заговорил Рудольф Хенрик, даже в темноте было заметно, что он волнуется, – будет сражение?

– Скорее всего, – сухо отвечал барон фон Рабенбург, садясь на коня.

И пока он не уехал, к нему подъехал генерал фон Эссен с парой офицеров, они раскланялись, и фон Эссен произнёс:

– Друг мой, когда будете отправлять к нам стрелков, отправьте их в моё распоряжение, а не в распоряжение фон Ульда.

– При том условии, что вы будете беречь моих людей, – с улыбкой отвечал Волков. Эссены были большой и влиятельной семьёй. И в герцогстве, и за его пределами фамилия имела немалые владения и влияние, так что он не хотел отказывать своему коллеге.

– Я смотрю, вы относитесь к тем генералам, что берегут своих солдат, – заметил фон Эссен.

– Да, я щепетилен на этот счёт, мои стрелки мне дорого достались.

Генералы посмеялись, и фон Эссен обещал барону беречь его драгоценных стрелков по мере сил.

***

Было ясно, что поспать в эту ночь ему не придётся. Ну так хоть поесть было нужно. Сыры да паштеты у маршала – это всё прекрасно, но ему необходимо было поесть основательно. Насытиться на долгое время. Неясно, что будет днём. И возможно, что до следующего вечера еды ему не видать. Они вернулись в свой лагерь, и генерал сразу собрал всех капитанов у себя в шатре.

– Господа, еретики потащили к полю артиллерию, идут с большой охраной, можно считать, что дело решённое, так что кормите людей, лошадей, ешьте сами, потом выводите людей, стройте их. Полковник Брюнхвальд, как только освободится, с первыми ротами пойдёт на поле, там будет вас встречать и укажет вам место для построения.

Никто из офицеров ничего не сказал, в шатре было тихо, несмотря на подвывающий снаружи ветер, который трепал ещё и стены шатра. Офицеры были серьёзны и внимательны. Шутка ли, большая битва. Многие из офицеров были молоды, и далеко не все из них имели опыт в подобных делах; генерал продолжил:

– Капитан Лаубе, сколько у вас людей? – это был как раз молодой офицер, вышедший из «стариков», из роты Рене. Кристиан Лаубе был грамотен и расторопен, и главное, сам Бертье назначал его первым сержантом своей роты за исключительную храбрость. Сейчас он проживал у Волкова в Эшбахте, и это было его первое дело в звании капитана. Рене за него ручался, что он не подведёт на капитанской должности.

– Двести шесть человек при семи сержантах и одном ротмистре, – бодро отвечал капитан. – Все люди наши, из Эшбахта, половина при полном доспехе или при трёх четвертях. То всё старые солдаты. Молодые тоже неплохи.

– А что за ротмистр у вас?

– Нейман, он новый. Полковник Брюнхвальд только что его нанял за рекой. Но он оказался неплох в походе, учить ничему не пришлось, а как в бою он будет… пока не знаю.

– Ладно, в общем, в баталию вы не встаёте, стройтесь позади баталии, в две колонны по шесть. Одна колонна ваша, другая этого Неймана. Кавалерии нам не дали, так будете моим маневренным резервом. Заодно и охраной штандарта.

– Да, господин генерал, – капитану, видно, польстило такое ответственное и привилегированное поручение.

– Полковник Роха!

– Слушаю, генерал.

– Маршал просил передать на правый фланг шестьдесят мушкетёров и сотню аркебузиров.

Спокойный и даже почти сонный полковник Игнасио Роха по прозвищу Скарафаджо оживился, затряс своей бородищей:

– А не жирно будет этому маршалу?

Конечно, он не хотел отдавать своих людей другому офицеру. Его можно было понять, но Волков настоял:

– Я обещал, полковник.

– Ладно, – Роха поводил своей деревяшкой по ковру и сказал нехотя: – отправлю ему сотню людей.

– Роха, – генерал продолжал требовать, – маршал просил две сотни, я и так выторговал у него четыре десятка. Отправь шестьдесят мушкетёров и сотню аркебузиров в распоряжение генерала фон Эссена на правый фланг.

– Как прикажете, – буркнул полковник. И снова поскрёб своей деревяшкой, замещающей ему ногу, по ковру.

Дальше было от офицеров несколько вопросов, но то вопросы были мелкие, и он решил их быстро. В общем, всем всё было ясно. Когда офицеры покинули его палатку, денщики подали ему еду: остатки петуха и жаренную с луком кровяную колбасу, тёмного, простого, но свежего хлеба. Подали к колбасе пива. Пиво было дурное, видно, какой-то мужик из соседних домов его варил неумело, но барон выпил всю кружку до дна. Ел он молча, даже не глядя на молодых господ. Фон Флюген и фон Готт, под надзором Хенрика, доставали из оружейного ящика доспехи, стёганки, шоссы, свежую рубаху. Они раскладывали одежду на его кресло, латы на полу возле. Делали всё почти молча, с редким для этих недорослей благоговением.

Они готовили к битве того, кто станет под знаменем, того, на кого будут оборачиваться солдаты в трудную минуту, того, чьи решения будут определять, жить кому-то или умереть.

Всё доев, он обмыл руки и пошёл к табурету, на котором сидел, когда его облачали.

– Господин генерал, – Хенрик поднял и показал ему две кольчуги – одна лёгкая, из тонких колец и с укороченными рукавами, вторая тяжёлая, очень крепкая. – Какую предпочитаете?

Волков указал на тяжёлую кольчугу и добавил:

– Вы, господа, тоже ничем не пренебрегайте. Дело нам предстоит непростое.

Господа стали его одевать. И уже вскоре он был готов, Хенрик сам помог ему перепоясаться мечом. Сидели латы плотно, госпожа Ланге ему уже замечала, что он раздался в боках, а барон всё не верил. Теперь же, с самыми толстыми стёганками и тяжёлой кольчугой, барон заметил, что движения его не так свободны, как прежде.

«Неужто старею?».

Волков, проверяя, как сел доспех, кажется, в первый раз за всю свою жизнь подумал, что доспех нынче для него стал… тяжеловат. Ему было жарко. Он вздохнул и пошёл к выходу из шатра. Ему не хотелось, чтобы это видели молодые люди, но и скрывать барон этого не хотел: перед выходом на улицу он перекрестился. Гюнтер и молодой слуга Томас также осенили господина своего святым знамением, пока он не вышел.

На улице после шатра было прохладно, накрапывал дождик, а, стоя под дождем, генерала ждали офицеры. Роха, Рене, Дорфус. Тут же был Франк с его штандартом и шестнадцать человек охраны штандарта и по совместительству его личных гвардейцев; все были уже в сёдлах.

– А где Брюнхвальд? – спросил Волков, осмотревшись.

– Он с первыми ротами уже вышел, – сразу ответил Дорфус, подходя к генералу с лампой в руке. – Он разведёт костры, чтобы капитаны видели, куда вести солдат.

Волков негромко сказал:

– Прекрасно.

Максимилиана учить ничему уже не нужно, он подводит генералу сразу двух осёдланных коней. Получше и попроще – выбирайте, господин генерал. Генерал садится на простого, но и того коня, что получше, Максимилиан не отпускает, просто накрывает его попоной. Он будет при генерале. Первый конь устанет, будет убит или ранен, так что, когда дело будет в разгаре, лучше иметь под рукой свежего, бодрого и сильного коня.

Волков спускается с холма к реке – в лагерь. Там стучат барабаны. Но не сильно, барабанщики не любят, когда дождь мочит их инструмент. Время от времени резко и звонко взвизгивает труба. Трубачи дождя не боятся. Генерал медленно едет по ожившему лагерю: всё в огнях, в каждой палатке зажжена лампа, люди на ногах. Уже в кирасах или в стёганках, но ещё без шлемов, наручей и поножей. Сержанты горланят, торопят солдат, созывая свои части, призывая их выходить строиться.

– А ну, выползайте сюда, бездельники. Хватит прятаться! Строиться! Строиться!