Убить Каина. Хроники 18-го века

Пока возились, солнце покатилось вниз на запад. Стало холодать. Снизу раздался бабий голос:

– Эй, работные!.. Пора вечерять!..

Это две бабы принесли обещанный управителем харч – котел с варевом и водку.

Спустились, достали из котомок ложки и расселись вокруг котла. Для начала выпили, пустив бутылку по кругу.

Поели, согрелись водкой, стали смотреть на закат над рекой. Небо и река дышали волей. И вдруг им стало тоскливо: что-то еще ждет впереди? Неужто опять дорожная грязь и ночевки в сыром лесу?..

– Ты бы спел, Ваня, – попросил Демид.

Ванька кивнул, запел, о чем все они сейчас думали, на ходу подбирая слова для рифмы.

Дул холодный ветер в поле,

Заунывно пела вьюга.

Шли, свою, оплакав, долю

Скоморохи – други.

Через лес и через горы

Гнал их голод в путь.

Тащится за ними горе,

И с дороги не свернуть…

Ванька пел с душой. «Други» слушали песню и не заметили, как к ним сзади подошли управитель с князем. Князь, маленький, седовласый, управителя рукой придержал, не мешай, мол. И когда Ванька допел, сказал:

– Славно поешь.

Мужики повернулись, по тканому золотом камзолу поняли, что перед ними сам хозяин, вскочили.

– С таким голосом тебе не тоску наводить, а народ веселить надо, – сказал князь.

– Так он и вселит, – признался Демид. – Скоморохи мы, ваша милость. – И тут же засомневался, нужно ли было говорить правду. Благожелательный взгляд князя вызывал доверие, но взгляд взглядом, а что человек при этом думает, не известно. Зачастую от правды только вред.

– Скоморохи? – Князь повернулся к управителю. – Что ж ты их в корабельщики записал?

– Так не сказали же, Павел Николаевич.

– Определи их на постой в людскую, в субботу покажут людям свое искусство, – решил князь. – К лодке староста пусть других поставит.

Демид вздохнул с облегчением: обошлось, не прогнал князь, напротив – приветил.

3

Мужики устроились в барской людской с удобствами. И пока в сытости развлекали байками дворовых, слух о скоморохах разнесся по селу и дошел до приходского священника. Священник был молод и честолюбив. Стремясь заслужить одобрение епископа и получить приход в большом городе, даже не женился. Появление в селе скоморохов воспринял, как удачу: появилась возможность привлечь к себе внимание начальства. И стал смущать прихожан.

– Скоморохи есть оборотни, – говорил он. – Сатане молятся, на освященных кладбищах бесовское действие народу являют. Забыв Бога, сходятся вечером на улицах, богомерзкие пляски устраивают, скверные крамольные песни орут, личины зверей на себя накладывают. И велено иерархами нашими их изгонять из сел, а бесовские бубны, гудки и хари звериные отнимать и жечь.

Управитель сообщил о речах священника князю.

– Дурак наш поп, – усмехнулся Павел Николаевич. – Дремучий, как пень замшелый, на триста лет опоздал родиться. Сейчас даже сама императрица театр при дворе держит. Ладно, при случае поговорю с епископом, пусть растолкует болвану.

А священник не унимался, продолжал свои речи.       Уже и князя ругать начал. Скоморохам стало неуютно ходить по селу, – бабы глаза опускали, проходя мимо, мальчишки кидались комьями грязи. Задумались о том, чтобы покинуть Ям. Но управитель удержал.

– Не обижайте его милость, – сказал. И пообещал денег за выступление.

Поскольку днем тепло, устроили представление на берегу у лодки. Народу пришло много, но не все, на некоторых слова священника подействовали. Для князя поставили кресло. Павел Николаевич явился со всей своей дворней.

Скоморохи укрылись в сарае, развязали свои мешки, достали маски, водрузили их на головы, вывернули полушубки мехом наружу, надели на голый торс. Ванька привычно намазал рожу углем, прицепил рога. Медведь и козел под звуки бубна и звон колокольчиков выскочили на поляну, притворно бросились на людей. Медведь рычит, бьет в бубен, козел блеет, баб рогами боднуть пытается. Бабы от козлиных рогов шарахаются, к мужикам жмутся. А мужики ничего, смеются. Но когда козел и медведь дружно заорали: – «Водки хочу!..» – тут и бабы развеселились.

– Себя узнаешь? – повернулась одна из них к мужу.

– Отстань! – и к соседу: – Сколько ж такому медведю надо?

– Бадью, думаю.

– Бадью не бадью, а бутыль сглотнет, не заметит, – вмешался третий.

Появился Петрушка и объявил, что сейчас будет бороться с чертом.

– Ну-ка, бес, выходи!

Ванька выскочил. Рожу скорчил, взвыл, заскакал из стороны в сторону. Увидев черта, мужики и бабы креститься начали. Ванька в образ вошел, орет благим матом:

– Не сметь креститься! Не сметь! Не то отправлю всех к чертовой бабушке!..

– У тебя что, и бабушка есть? – удивился Петрушка. – Ну-ка, изобрази, как она выглядит?

Ванька головой завертел, словно ищет что-то. Медведь и козел тут как тут – подали ему метлу с платком и бабью юбку. Ванька в юбку влез, платок поверх рогов повязал, вскочил на метлу и помчался по кругу с гиканьем. В скачке устроил такую рожу, что все заржали. И князь улыбнулся.

Представление, давно проверенное в деревнях, шло своим чередом. Петрушка гонялся за чертом, угрожая палкой. Черт удирал, вскочив на козла, погонял его ударами пяток. Затем черт сыграл в прятки с медведем на щелбаны. Медведь выиграл, и от каждого щелчка черт падал на землю, корчился; прощаясь с жизнью, звал попа, чтоб грехи отпустил.

– Наш поп суров, – лукаво усмехнулся князь, вступив в игру. – Он черту спуску не даст.

– Значит, помру без покаяния, – выл черт.

И, наконец, взмолился:

– Что хочешь, сделаю, Михайло, только больше не щелкай меня по лбу.

– Пусть споет, – подсказал медведю Петрушка.

– Не надо! – закричал козел. – У черта песни срамные, а тут дети и бабы!