собралась под сенью его предвоенных знамен —
катапульты, стенобитные бревна с бронзовой головой
барана – предшественницей ядерной, боевой,
я видел воочию тысячу римских квадриг,
о которых я раньше знал из исторических книг,
и с ними тачанки катили в одном строю,
готовые выкосить недруга в степном гражданском бою.
И ангел в буденновском шлеме трубил в золотую трубу,
и ракетный комплекс, хуже Эдипова, готовый вступить в борьбу,
и мотоцикл с коляской, а в ней автоматчик-фриц,
который любил всякий Krieg, особенно – Blitz,
я видел копья, я видел каменные топоры,
я видел наш бронепоезд, не вышедший из игры.
И бледный конь горячился, и всадник скалил клыки,
приветствуя воскрешенные легионы, колонны, полки.
9 мая 2015
«Как сонные карпы в ставке…»
как сонные карпы в ставке
стареют подруги в совке
с детсадовскими стишками
с кремлевскими горе-флажками
на стенке усатый портрет
стань деточка на табурет
в сандаликах в гольфиках стой
спой песенку деточка спой
и песню старушка споет
так нежно как рыба об лед
хвостом а потом головою
расставшись с водою живою
есть песни одна или две
как гвозди торчат в голове,
есть рифмы советской закалки,
подледной холодной рыбалки
как карпы плывут подо льдом
старушки в раю молодом
в бессмертном совке непролазном
плывут рассуждая о разном
о ценах болячках о сне
как весел крючок на блесне
как леску мотать на катушку
чтоб вытащить к небу старушку
10 мая 2015
Ecce Homo
Ни спасения, ни прозрения,
слепцу и во тьме – светло.
Мы – терновый венец творения,
мы изранили Божье чело.
В багрянице, избитый, страдающий,
Он вечно стоит пред толпой,
проклятия изрыгающей,
усредненной, гневной, тупой.
Нет у нас покаянных рубашек,
и смирительных – тоже нет.
Кровь – на нас и на детях наших.
Свет – на нас и на детях – свет.
13 мая 2015
«Что я должен слышать спросите у них они…»
что я должен слышать спросите у них они
знают это лучше меня и моей родни
что я должен видеть знают они одни
а я всегда был слепым особенно в эти дни
они хотят быть моими глазами ушами и языком
они хотят знать мысли всех с кем я знаком
о чем говорим на кухне особенно под хмельком
если ударит колокол – знают они по ком
он звонит по мне динь-дон-джон-донн
за стеною кто-то лабает песню шестнадцать тонн
это бомба такая это тяжкий предсмертный стон
это очередь за сметаной мама сказала в бидон
серый холодный рассвет дождь проливной
алкаш в плаще болонья ждет открытья пивной
продавщица уже на месте выкладывает тарань
а что еще делать в такую погоду в такую рань
я тоже выйду на угол купить сигареты кент
киоск на углу как на площади монумент
в честь прожитой жизни нет алых роз и траурных лент
они знают лучше что я увижу в последний момент