Горизонтальные новеллы

– Во дают…

Ощущение

Вишневский пишет: «…женщина хочет лечь со своим избранником в постель и делает это не только потому, что так хочется ему. И когда он наконец с тобой, хоть ты уже совсем раздета, ты хочешь – для него – раздеться еще больше». Пусть он видит всю тебя: грудь, ноги и все четыре «окошка». Это страх, что уйдёт, дрожь любопытства, желание, настигающее у девушек после первых родов, стремление самой войти в любимого, раствориться в нём – «образ любви»…

Сократ и Ксантиппа

Сократ размышлял о счастье и судьбе… Женитьба на Ксантиппе всё решила. В счастье – корень час, а судьба – это надолго. И потому Сократ – философ.

(Утерянный эпиграф Платона к «Пиру»).

Образ детской любви

Что-нибудь о вечной любви, – звонко сказал женский голос. – Вы когда-нибудь встречали вечную любовь?

(Надежда Тэффи. «О вечной любви»)

Высказанная как-то гипотеза о том, что понятие «любовь» – философское (кто первый скажет, что это не так, пусть первый бросит в меня камень) проецируется на сознание своими «образами», пока не опровергнута.

* * *

Эту сентиментальную мелодраму (хотя мелодрам без сантиментов не бывает) поведал приятель, вернувшийся из очередной командировки – откуда, куда и зачем – это не столь важно, интересно другое. Как уже было не раз, это произошло в купе поезда, где они случайно оказалось вдвоём (возможно, такие случайности случаются – если Гегель и приятель не врут). При этом, попутчиком (точнее – попутчицей, и это следует из купейной логики) оказалась симпатичная блондинка. В связи с этим и родился вечером (прошу понять правильно: для традиционного рождения должно было бы пройти 270 вечеров, т.е. приблизительно девять месяцев, а в командировки так долго теперь не ездят) речитатив об одном из множества упомянутых «образов любви». Вот несколько примеров этого множества изящной беллетристики (прошу пардону за тавтологию): фрейдовский «образ сублимированной любви» (сублимация), у Надежды Тэффи подробно показан «образ вечной любви» (как у приятеля тоже начавшийся в вагоне поезда), у Александра Житинского – «образ элегической любви» (и тоже в вагоне поезда), Алексей Толстой предложил «образ возмездной любви» (и этот – в поезде: эротика с подоплёкой военного шпионажа), от Ирины Одоевцевой – «образ могильной любви» (буквально: на кладбище, на могильном холме, а не на вагонном диване, но тоже очень, очень…), у Алексея Слаповского – «образ непроходящей любви», у Александра Богданова и Алексея Толстого – «марсианский образ любви». Причём, ни один «образ» не обходился и не обходится без физиологии, а другое, кстати, Фрейд считал ненормальностью.

Пройдя по ковровой дорожке вагона, приятель остановился у двери купе, номер которого был указан в билете, и деликатно постучал. Почти сразу девичий серебряный голосок, позвал: – Войдите… Начитанный в глубокой юности указанными «образами» и в надежде, что в купе к ним больше никто не постучит, он нажал на ручку двери… «Прощайте, мои бедные глаза, вы никуда не годитесь после такого» – сказал бы Гоголь, а приятель внешне спокойно поприветствовал незнакомку, попросил извинить за беспокойство, уточнил соответствие номера купе указанному в его билете, сообщил свой маршрут и представился. Сидевшая на диване с книгою в руках, девушка в свою очередь назвала себя: – Ирина.

– А она прехорошенькая – отметил с удовольствием вошедший – но строгого вида. И книга, как он успел заметить, также имела серьёзное название: «Формальная логика». Разместившись, приятель завёл разговор о том, о сём, как это случается в поездах, но не о погоде. Ирина оказалась раскрепощённой и интересной собеседницей, весело реагировавшей на байки собеседника, несмотря на «Формальную логику». Не жеманясь и без ханжества поучаствовала «за знакомство» в дегустации «Киндзмараули». Согласно неформальной логике вспомнили нечаянно об «образе первой любви», который имеет место быть наравне с «вечным». Что возобладало в купе: «формальность» или естественность – неизвестно – рассказчик умолчал (потому как по Тэффи, «о тех, которые были недавно, рассказывать не принято»), и не будем сочинять – по Стругацким, которые отметили: – Пишите о том, что знаете хорошо. Случайность ли это, повезло ли приятелю и преуспел ли он также, как пишет Житинский? Неизвестно, но его речитатив – приблизительно следующий.

«Так вот, о первой любви (бывает же не только «вечная», но и «первая» – не так ли?).

Дело было в поезде. Случай – почти по Житинскому. Моя попутчица, милая и общительная девушка, кокетливо спросила:

– Какой была у Вас «первая любовь»? Расскажите хоть один случай.

– Один? Их столько, что затрудняюсь.

– И все первые?

– Натурально. Любви не первой не бывает. Ну вот, например, могу Вам рассказать одно маленькое, но без продолжения приключение. Дело было, конечно, давно. О тех, которые недавно, джентльмены не рассказывают (хотя Пушкин даже написал, что у него было в стогу с «чудным мгновеньем»). Случилось это… Дверь из комнаты, если её открыть, а открывалась она наружу, в небольшой холл, образовывала с перпендикулярными стенами замкнутый треугольник, некое подобие алькова, где я и разместился кое-как со своей возлюбленной. Свои трусики девочка предусмотрительно сняла (возможно априори или уже была наслышана о случае под телегой в «Петре Первом»), а может и вообще не надевала (в предчувствии моды танцплощадок в будущем). Я приподнял край платья или Мальвина это сделала сама, повернувшись ко мне спиной, – это у меня не отчётливо. Но как сейчас помню: присев, я прикусил её левую бело-розовую полусферу юго-восточной части спины (это то место, что расположено ниже одного из элементов женских форм – талии). Не уверен – было ли это проявлением моего любовного пыла в настоящем или женоненавистничества – в отдалённом будущем, но то, что пушкинская болтливость моей Мальвины повлияла на последнее – можно предположить с некоторой долей вероятности. Дальнейшее продвижение по пути нашего «образа любви» у меня как-то не отложилось. Нечего говорить, что девица была счастлива вниманием к прелести некой части её туловища, и потому не замедлила похвастаться своей радостью с воспитательницей нашей группы (забыл сказать, что «это всё происходило в городском саду», как пела Анна Герман своим ангельским голоском). Воспитательница в течение всего дня с изумлением посматривала на меня (ведь «в СССР секса нет») и с сожалением, негодованием и завистью – на покусанную Лолиту, но ничего не говорила до прихода за мной моей мамы. Они пошептались тет-а-тет, после чего мне была прочитана примерно получасовая лекция – не запомнил содержания, но с явным уклоном против аморальности моего «подвига». Дома меня не побили, что явилось случаем из ряда вон выходящим, т.к. и за меньшие преступления против нравственности мама меня регулярно воспитывала физически – в основном по юго-восточной части спины, но этим элементом моего организма «воспитание» не ограничивалось, доставалось и другим. Таким образом, в детском саду (что естественно) «образ первой любви» остался незавершённым.

Вагонное радио своими четырьмя октавами напомнило об экономии энергоресурсов: – Гасите свечи.

Завершил свой речитатив приятель последней строфой какого-то стихо:

«Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром»,

Когда себя я ощущаю

Простым, нормальным мужиком».

Мне вспомнилось в неподражаемом исполнении Лепса: «И если некому вас обнимать за плечи, Спокойной ночи, может, завтра будут встречи…»

Книги. Авторы. Политика

Книги – источник знаний. Знание – сила. Сила есть – ума не надо.

(К.Прутков. «Мемуары»)

Девушка подарила автору «Время сэконд хэнд» С.А.Алексиевич. Впечатление, что всё написано самой  Алексеевич, т.к. однообразны,. Алексиевич поддерживает нынешнюю Украину, не осуждает Майдан и постпрезидентов, поддержала мятеж, выступает против Лукашенко. Алексиевич – не потому практически западная, что, имея гражданство Белоруссии, проживала в Германии, Италии и т.д., получила Нобелевскую премию и купила не дешёвую квартиру в престижном доме, по поводу покупки которой в интервью одному из российских изданий рассказала, на что потратила недавно полученную Нобелевскую премию: основным приобретением стала квартира в одиозном доме «У Троицкого», застройщиком которого является компания «Трайпл», до недавнего времени возглавляемая белорусским олигархом Юрием Чижом; квартира стоимостью $ 325 тыс. располагает площадью 126 кв. м, каждый из которых обошелся ей в $ 2;579. Эта покупка заняла второе место в рейтинге самых дорогих сделок с жильем за 2016 год. На момент приобретения Чиж уже был арестован, как и непроданные квартиры в скандально известной новостройке. Кстати, премия Алексиевич – по такой же политической причине, как Бунину за  «Окаянные дни», Солженицыну – «За нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы», Бродскому – «за всеобъемлющее творчество, пропитанное ясностью мысли и страстностью поэзии», Горбачёву – (за предательство), а вот Адамовичу, у которого Алексиевич в т.ч. заняла 5000 рублей для сбора материалов в поездках, совместно с Граниным за «Блокадную книгу» Нобелевская не присуждалась. После справедливого обещания Хрущёва Западу показать Кузькину мать, по сути вмешательства главы КПСС в решение Нобелевского комитета, Шолохов – член КПСС – справедливо получил Нобелевскую премию.

Мнение Татьяны Толстой:

«Наивно полагать, что продвигала Алексиевич белорусскую литературу, собственно, ее писательская карьера – это сборники якобы воспоминаний ветеранов войны (белорусских партизан) и воинов-интернационалистов. Причем, весьма паршивой и брехливой интерпретации. Раньше такой популярности у зарубежной публики журналист-писатель не вызывала. Теперь интервью многочисленные. И знаете, то еще испытание прослушать их все. Одни и те же слова и истории рассказаны американцам, полякам, итальянцам, немцам. Политика, политика, политика и опять политика. И так, как любят на Западе: жалкие бедные русские и белорусы, нищие и убогие, дикие. И еще Светлана Алексиевич не уставала говорить: «То Европа, перед которой надо открыть рот и думать, почему же мы такие дикари. Вот здесь идёшь по Бродвею и видишь, что каждый человек личность. Идёшь по Минску, Москве, ты видишь, что идёт народное тело». (Для Алексиевич Бродвей – город, столица, «по Бродвею» – она «личность», а «по Минску, Москве» – тело, не очень народное и женственное – прим.).

Тиражи книг Алексиевич сравнительно небольшие: «Время сэконд хэнд» – 2000 экз. (но 10-е изд., например, доп. тираж «Женщины Лазаря» и «Авиатор» – по 7000, «Козлёнок в молоке» – 7000, и цены: «Время сэконд хэнд» – 488 руб., в 2022 году – 1046 руб., собрание сочинений из 5 книг – 2364 руб., «У войны не женское лицо» – 665 руб. и т.д. Кстати, покупки книг Алексиевич после присуждения ей премии выросли в 30 раз. Издание Алексиевич («Время сэконд хэнд») – в рамках партнёрской парограммы ТД «БММ» и издательства «Омега-Л» – это тоже издательство, что издавало «Красное колесо» Солженицына. Западные (буквально) авторы (более писатели, чем Алексиевич): Камю, Кафка и Сартр… Кафка  издан (новеллы: «В исправительной колонии» и «Превращение») в 1991 году в издательстве «Детская литература», как пример «распада души и сознания в условиях буржуазно-мещанской действительности» – и это не только политика, «надежда и абсурд» – по заключению Камю. Сартр – отказался от Нобелевской премии: «… в нынешней обстановке Нобелевская премия на деле представляет собой награду, предназначенную для писателей Запада или «мятежников» с Востока. Например, не был награжден Неруда, один из величайших поэтов Южной Америки. Никогда серьезно не обсуждалась кандидатура Арагона, хотя он вполне заслуживает этой премии. Вызывает сожаление тот факт, что Нобелевская премия была присуждена Пастернаку, а не Шолохову и что единственным советским произведением, получившим премию, была книга, изданная за границей и запрещенная в родной стране», при этом «был «увертюрой к современности», последним жрецом и могильщиком старой, погрязшей в психологии и идеализме французской культуры. Он набрасывает основы некой другой философии, раскрепощённой (философия – не голос культуры, а органический спазм), другой литературы, новоромантической, другой эстетики, освобождённой от образа и иконы».

Камю – лауреат Нобелевской премии – в чтении неодинаков: (сочинения, 1989г.) пьеса «Калигула» – трудно, «Посторонний», «Чума», «Падение» – вполне беллетристика.

Все трое экзистенциалисты, от них Алексиевич «страшно далека». И все они – пример «Заката Европы» (О.Шпенглер), в т.ч. – вырождения Франции.

Вот, собирался сказать несколько фраз, а получилось … как получилось.

И надо напомнить первых авторов антиутопии: Хаксли, Оруэлл, Замятин.

Осень. Понедельник

Вышел из магазина с черносливом в шоколаде (так на этикетке напечатано). Пробовал, но пока жив. Надо отметить, что пристрастие к сладкому – это один из многих недостатков или избытков. Кстати, рассказывают, что прежде московская «Ударница» выпускала в коробках действительно настоящий чернослив в шоколаде, даже внутри был орешек (разумеется, без скорлупы), и цена сакральная: 2 рубля восемьдесят семь копеек – ровно столько же стоила бутылка водки…

Вышел и повернул налево, однако, сообразил, что туда не надо. Вернулся на исходную и повернул направо. В нескольких шагах впереди – девушка (брюнетка в красном пальто и с ногами под ним) – так же из магазина, но опередила, пока он маневрировал со своим черносливом. Стучит по асфальту каблучками. Поравнялся и говорит:

– Что-то у нас с Вами не в такт…

Она фыркнула, улыбнувшись. Обогнал, обернулся – симпатичная мордашка в тёмных очках. Попрощался: Она улыбается…

Долго думал, пока шёл: неужели на него без очков от солнца смотреть невозможно?..

* * *

Забрался  в маршрутку, прошёл, как обычно, к последним креслам, сел рядом с барышней (других свободных мест не было). Через несколько остановок барышня засобиралась выходить и обратилась, как это бывает с дурацким вопросом:

– Вы выходите?..

Ответил, не глядя:

– Я так к Вам привык, а Вы уже… – Потом посмотрел на лицо барышни и понял – зря сказал. Зимой у девушек, как известно, – спячка. Но некоторые уже осенью дремлют.

* * *