Предназначение

– Оооо…, оооо…, – вдруг удивлённо вскрикнул лейтенант Кузнецов, смотревший влево, в хвост колонны, который наконец-то вышел из-за поворота дороги в трёхстах метрах от нашей лёжки, – смотрите, товарищ майор, кажется капитан НКВДист брестский…

– Да ну…!? Ну-ка дай бинокль… Где он? – Выхватил бинокль из рук Кузнецова и навёл его на хвост колонны, – где, где он?

– Да вон, немец идёт и прикуривает сигарету….

– Ага, вижу немца. Аааа…, чёрт побери, точно Свиридов. Ну, блин, и везёт же ему на плен…, – это действительно был Свиридов, только он был одет в поношенную красноармейскую форму без ремня. И на ногах у него были не лихие «в гармошку» хромачи, а обыкновенная серая кирза. Шёл он с края и что мне понравилось, исподтишка, непримиримо зыркал глазами по сторонам. Да и рядом с ним красноармейцы, хоть и имели понурый вид, но их отличало от остальных более твёрдый шаг и некая целеустремлённость в движениях.

Если бы не Свиридов и явно сплочённые вокруг него красноармейцы, так бы и пропустил колонну мимо и пусть они сами строят свою судьбу, которой покорились, а не пытаются изменить.

В голове мигом прокрутилась куча вариантов освобождения и, не особо раздумывая, выбрал самый авантюрный и дурной.

– Селиванов, снимай гимнастёрку, – и сам стал поспешно стаскивать с себя свою, сердито шикнув на водителя, – чего ты вылупил глаза? Снимай и на мою…

Лейтенанты, тоже в удивлении уставились на меня, глядя как одеваю через голову гимнастёрку Селиванова.

– Парни, слушайте меня… Волегов наган мне, – я выхватил из его руки протянутый наган и вместе с ТТешкой сунул его за брючной ремень за спину. Запасную обойму пистолета засунул за голенище пыльного хромового сапога, резкими движениями ладоней беспорядочно встопорщил волосы на голове, придавая неряшливый и запущенный вид, и быстро заговорил, – сейчас я иду сдаваться в колонну, соединяюсь с Свиридовым и как мы поравняемся с нашим местом нападаем на конвоиров. Вы страхуете и поддерживаете огнём… Всё, я помчался…

– Товарищ майор, товарищ майор…, – первым от растерянности очухался Кузнецов, но я лишь раздражённо махнул рукой и злым, шипящим голосом пригрозил, – попробуйте мне только затупить…

И, низко пригнувшись, побежал вдоль густых придорожных кустов навстречу хвосту колонны пленных.

В нужном месте присел, прикрываясь зарослями, а когда с моим укрытием почти поравнялся Свиридов, выпрямился, поднял руки вверх и вышел на открытое пространство и сразу был замечен конвоирами.

– Оооо…, рус Ифан… Komm zu mir, – смеясь, замахали мне руками конвоиры. Немцы были ещё непуганые, беззаботны от лёгких побед первых дней войны и своей властью над многотысячной толпой послушных пленных. Изобразив на лице страх, я робким шагом двинулся к дороге, одновременно словив узнавающий и удивлённый взгляд Свиридова.

– Komm…, Komm…, – поманил к себе пальцем один из конвоиров и сам спустился ко мне с дороги. Я остановился и тот, держа в правой руке винтовку, легко обхлопал меня по бокам, после чего беззлобно толкнул прикладом в проходящую колонну, как раз к шеренге к Свиридову. Тот меня ловко подхватил и сунул в середку.

– Ты что, майор, сдурел что ли? – Сердито зашептал мне он на ухо.

– Это ты дурак, а я вынужден снова тебя спасать…, – огляделся, незаметно достал из-за спины наган и по низу сунул его в руку капитана.

– Оп-па-на…, – еле слышно выразил своё удивление и радость Свиридов, а я горячо зашептал, – через сто метров справа – видишь группу кустов?

– Угггу…, – понятливо угугнул капитан.

– Там мои сидят. Как поравняемся, по моей команде нападаем на конвоиров, кончаем их и ходу в лес. Мои помогут и прикроют. Понятно?

– Угорцев, – едва сдерживая рвущуюся радость, прошептал Свиридов, – конечно, дорогой, понятно.

И тут же сам чуть громче произнёс, вроде как бы не обращаясь ни к кому: – Бойцы, приготовились…, – как будто освежающий ветерок пронёсся по нескольким рядам и ещё несколько секунд назад, вяло бредущие люди, внутренне подобрались, готовясь к схватке.

А немцы продолжали беззаботно конвоировать послушную толпу, даже не заметив никаких изменений. Немец, который принял и обыскивал меня, на ходу закурил и с удовольствием, приподняв голову, выпустил в воздух струю сигаретного дыма. Бросил мельком взгляд на нашу шеренгу и слегка ускорил шаг, наверно увидев некий непорядок в впереди идущих шеренгах. А мы в это время поравнялись с местом нашей засады.

Свиридов бросил на меня вопросительный взгляд и я, сунув руку к пистолету, набрал в лёгкие воздух и громко закричал протяжно команду: – Ротааааа…! Слушай Команду! Вперёд…! В Атаку! Бей немцев! Бей гадов! – Последние слова выкрикнул на одном дыхании, одновременно кинувшись вперёд, замахнулся и пистолетом сильно рубанул по голове поворачивающегося ко мне конвоира. Колонна, как всё равно ждала командирскую команду, мгновенно ожила и немец ещё не упал на землю, а уже крайний красноармеец рвал из его руки винтовку. Я ломанулся вперёд и через несколько шагов выстрелил в следующего конвоира, успевшего отскочить в сторону и передёргивающего затвор. Но, получив пулю в живот, тот выронил винтовку, обеими руками обхватил рану и рухнул на колени. И через мгновение был сбит с ног, рвущимися к нему пленными.

Хлопнуло ещё несколько выстрелов и стрелять было уже в не в кого. Волна схватки покатилась в голову колонны, где тоже захлопали выстрелы немецких винтовок, застрочил автомат старшего конвоиров. Но их жалкий огонь не мог сдержать злобно-торжествующего порыва вдруг оживших несколько тысяч освобождающихся от плена людей и судьба этой колонны была бы решена в нашу сторону. Но как это часто бывает на войне – в одно мгновение военная удача могла повернуться в другую сторону и победа превращалась в поражение. Так и здесь. Всего лишь случайное совпадение. В голове колонны внезапно застучал пулемёт, к которому дружно присоединились многочисленные винтовочные выстрелы со встречной колонны немцев.

Да и к нам в хвост уткнулась легковушка с мотоциклом охраны, которые незамедлительно открыли губительный огонь по пленным, прекратив схватку. И вся масса пленных, посчитав на той стороне дороги лес более густым и близким, чем наша сторона, ломанулась в ту сторону, теряя по пути убитых и раненых товарищей от пулемётного огня. Побежал было туда и Свиридов, но я вовремя ухватил его за рукав и ткнул пистолетом за спину: – Не туда…. Там наши…

Мы стремительно скатились с дороги, огромными скачками пролетели короткое открытое пространство и благополучно вломились в кусты. Нам повезло, немцы на мотоцикле игнорировали нас и стремились расстрелять большую массу людей на той стороне. А когда мы влетели в кусты Волегов и Кузнецов дружно открыли по мотоциклистам огонь из автоматов, который поддержал и Селиванов из винтовки, быстро заставив немцев спешиться с мотоцикла и залечь с той стороны дороги.

Ещё минуты две постреляли в ту сторону и, убедившись, что все, кто хотел сбежать, убежали в лес, мы сами быстро ретировались от дороги. С полкилометра бежали по лесу, пока хватало дыхалки, после чего остановились, попадав на зелёную травку без сил в небольшом лесном овраге.

Несколько минут приходили в себя, прислушиваясь к отдалённым, уже редким выстрелам на дороге. По всем прикидкам, убежать удалось только хвосту колонны. От силы человек двести, остальные либо просто не успели или струсили и легли на дороге при первых же выстрелах. Ну и хрен с ними.

– Ну…, ты и авантюрист, майор, – с восхищением в голосе произнёс, наконец-то отдышавшись, Свиридов, – как ты тут оказался?

– Аааа…, – вяло отмахнулся рукой, сплюнув густую слюну, и сам задал встречный вопрос, – тебя-то как угораздило второй раз оказаться в плену?

Вопрос задал вроде бы нормальным тоном и без всякой подоплёки, но он неприятно задел самолюбие НКВДиста и тот обидчиво взорвался: – Я-то в отличии от тебя дрался и вот так получилось, что оказался в таком положении. Ты-то сам чего в красноармейской форме и чего по лесам прячешься? Смотрю, от десяти человек только трое с тобой осталось… И то уже раздетые до исподнего, – едко и уже более спокойным тоном закончил капитан и язвительно кивнул на Селиванова, который так и не стал одевать мою форму и нёс её аккуратно сложенной в руках.

– Как ты был, Свиридов, дураком так ты и им остался, – спокойным тоном констатировал оценку его умственных способностей, не стесняясь, при младших по воинскому званию. И, стянув через голову солдатскую гимнастёрку, протянул её водителю. И через полминуты, затягивая на себе командирскую портупею, насмешливо смотрел на Свиридова.

– Обижаться на твои слова не буду, сам через несколько минут всё увидишь. Пошли дальше.

Уж не знаю, что там думал капитан, но увидев знакомую полуторку, сорокопятку и остальных бойцов, хорошо вооружённых, он был изрядно смущён.

– Эххх… Ладно, Угорцев, чего в сердцах не скажешь. Извини.

– Ничего, бывает. Наверно перекусить хочешь? Да и нам не мешает…, – и распорядился насчёт лёгкого завтрака, так как после такой нервной встряски, желудок требовательно запросил потраченные калории обратно.

Утолив первый голод и прихлёбывая тёплый чай, Свиридов поведал свою историю. Правда, в кратком изложении, оправдываясь, весьма смущённо и только мне: – Ты, Угорцев, хочешь верь, хочешь не верь, но вот так получилось. Конечно, можно было вместо плена застрелиться. Ну…, застрелился бы и сейчас валялся в поле… А так живой и ещё буду немцев бить. Поэтому, когда все начали подымать руки вверх, снял с убитого красноармейца форму и переоделся. И ещё документы свои сумел сохранить, – развёл он руками, заканчивая свой рассказ. Снял сапог с ноги и из-за голенища достал свои документы, – воооо…, видишь…

Снова одел сапог и, крепко притопнув, с лёгкой обидчивостью в голосе продолжил: – Мы бы и без тебя освободились. Я ещё во временном лагере сумел ребят надёжных вокруг себя собрать и вот когда шли, мы уже подбирали момент… Спасибо тебе, но мы бы и сами… Так что, ты нос то особо не задирай. А то смотришь на меня с неким сомнением, как прокурор. Не веришь что ли?

Да я не особо и слушал его, просто смотрел и думал – Неужели из-за него меня сюда из будущего забросили? Ведь с самого начала мы с ним только и делаем, что сталкиваемся нос к носу…. За эти дни скитания по вражескому тылу перебрал всех, кто был на этот момент со мной. Ведь самое поразительное, что с первого дня по этот даже никого не ранило. Так…, царапины да синяки. Все целые и я тоже. Себя, на роль мессии, даже не рассматривал. Не собирался добиваться встречи с высшим руководством страны. Не собирался, основываясь на своих скромных знаниях истории, влиять как-то на ход войны. Я пешка – обыкновенная пешка, которую даже слушать не захотят. И остальные рядом со мной, простые, обыкновенные люди и тоже пешки в этой большой войне. Ведь каждый из нас мог запросто погибнуть в любой момент. Хотя бы даже когда мы с боем пересекали Днепровско-Бугский канал. Мы ведь там надолбали кучу немцев и все остались живы.