Богатыриада, или Галопом по европам

– Так это проще некуда! – захохотал пьяный Лесовичок. – Ну-ка, придвинься к волхву поближе… А еще лучше – обними его, для надежности.

– Мужикам обниматься не пристало, чай, не эти самые… – проворчал хозяин, но все-таки сделал, что требовали.

Лесовичок извлек из торбы сушеные мухоморы.

– Нет, погоди! – отчаянно возопил волхв.

– Ой, не надо, боюсь! – истошно взвыла Серафима Агеевна, еще ничего не понимая, но по извечной бабской привычке страшась самого худшего.

– А это кто у тебя, Петя? – властно вопросил какой-то мужик в черной кожаной куртке и фуражке, по-хозяйски распахнувший дверь. – Вроде не местные…

– Стучаться надо… – начал было товарищ Пухов, но тут Лесовичок прожевал мухоморы, раздался тонкий хрустальный звон, и троица собутыльников исчезла.

– Свят-свят-свят! – закрестилась Серафима Агеевна, дрожа от ужаса.

То же самое сделал непрошенный гость, мгновенно побледнев.

– Ближние бояре, сидевшие в гриднице[1 - Большое помещение для дружины, а также для княжеских советов, пиров.], обливались потом. И не только потому, что день выдался очень теплым…

Больно уж важные вопросы требовалось обсудить, а князь, как назло, был не в духе, хоть покуда еще держал себя в руках. И каждый понимал, что цена ошибки может быть очень большой. Обида, нанесенная княжеской дочери, а в ее лице – самому великому князю, дело нешуточное, спору нет. И все же, снова ссориться с тугарами, да еще менее чем через год после заключения Вечного мира… Ох, вот горе-то!

Вот потому первый и проклятый извечный русский вопрос «Что делать?» быстро и незаметно сменился вторым таким же: «Кто виноват?!» Разумеется, никто и в мыслях не имел винить в чем-то Крестителя Руси (таких смельчаков не отыскалось). Благо, претендентов в виновники было – хоть отбавляй.

Степенный разговор помаленьку превращался в галдеж:

– Богатыри эти проклятые все затеяли, пусть и исправляют! Ишь, чего вздумали, своей волей Калина менять на Шалаву… Тьфу, ну и имечко!

– Да богатыри-то тут причем?! Волхвы им головы задурили, волхвы! Отыскать бородачей этих, да к ответу… Пусть теперь думают, как Шалаве дать укорот!

– И богатыри, и волхвы! Вместе начудили, вместе пускай и ответят!

– А может, заслать верного человека, чтобы яду Шалаве подсыпал?

– А толку? Если и сумеет отравить, царем-то снова будет Калин! И вот тогда уже завоем… Шалава хоть и сукин сын, но хотя бы войной на нас не идет!

– Калин ли, Шалава ли, хрен редьки не слаще! Тугарин – волк хищный, и покуда шкуру с него не спустишь, мира не дождешься!

– А кто спускать будет? Ты, что ли?

– Тьфу, вот не было печали!

– Тихо! – повысил голос Владимир, начав сердиться. – Ишь, разорались, будто на торгу! Говорите по одному, спокойно да степенно. Ну-ка, вот ты, Твердило Ясноглазыч, выскажись!

Немолодой боярин с багровым от натуги и жары лицом утер пот, шумно вздохнул…

– Мыслю так: звать сюда надобно и волхвов, и богатырей, светлый княже! И приказать: что хотите делайте, хоть из кожи вывернитесь, но чтобы царь Шалава за ум взялся и снова любимую жену свою, дочку твою, господине, к себе приблизил и дурить перестал! Под страхом гнева твоего и великой кары за ослушание. Вот таков мой совет.

– За ними уже послано… – начал было Владимир, но не успел договорить. В воздухе раздался тонкий красивый звон, посреди гридницы сгустился и почернел воздух, а когда пелена рассеялась, взору потрясенных присутствующих предстало дивное зрелище: взлохмаченный старик с длинной седой бородой и с посохом, мужичок неопределенного возраста с щетиной на пьяной физиономии и заплатанной торбой через плечо, и статный, степенный муж с наполовину опорожненной бутылью в руке и глазами, вылезающими из орбит.

– Мать моя женщина! – с уважительным потрясением произнес он.

– А-а-а!!! Демоны!!! Демоны!!! – пронзительным бабьим фальцетом завизжал Твердило.

И княжеская гридница мгновенно уподобилась женской бане, куда озорники запустили целый выводок мышей. С той лишь разницей, что из дверей и окон лезли не обезумевшие от страха голые бабы, а одетые мужики.

Добавьте к этому, что с другой стороны в дверь ломились встревоженные дружинники с воплем: «Где демоны?!», создав затор, и картина предстанет во всей красе. В конце концов, сила одолела силу… то есть, перепуганные бояре взяли числом и весом и все-таки выскочили из гридницы, устремившись подальше от страшного места и прихватив с собой дружинников. Те попытались было упереться, но были просто сметены «могучим потоком».

Вскоре в просторном помещении остались только виновники переполоха и сам великий князь. Который тоже охотно дал бы стрекача, но ноги от потрясения так ослабли, что не сумел даже приподняться с кресла.

Но язык-то у него не отнялся! А в гневе Владимир был ох как разговорчив…

– Это как же понимать, вашу ма… – спохватившись на полуслове (еще обидится волхв за матушку, чего доброго), он поспешно исправился: – выходку?! А?!

– Прости, великий княже, не по злой воле, так случайно вышло! – начал оправдываться седобородый мудрец. – Тем паче, что было мне видение, будто в Киеве творится что-то неладное и срочно надо явиться ко двору твоему…

– Снова видение? – уже не так сердито проворчал Креститель Руси. – Ну, раз уж явился, молодец. Только в другой раз в дверь входи, как принято, а не возникай из воздуха! А то вон, какого шороху навел… Мои-то бояре перепужались до полусмерти, чуть до греха не дошло. А это кто с тобой? – великий князь с подозрением уставился на Лесовичка и бывшего красноармейца.

– Э-э-э… Это, изволишь видеть, помощники мои, мужи верные и усердные! Я их с собою прихватил, могут очень пригодиться, – отчаянно выпутывался волхв. – Вот знаток всяких целебных снадобий, – волхв подтолкнул Лесовичка и тот, догадавшись, отвесил князю неуклюжий поклон, заулыбавшись во всю небритую физиономию. А вот – бывалый воин, во многих сечах побывал, не боится ни врагов, ни громов, ни молний…

– Одежа на нем какая-то диковинная! – с опасливым недоверием протянул князь. – И обувка тоже невиданная… Ты кем будешь, добрый молодец? Как звать тебя?

– Красноармеец Петр Пухов, боец полка имени парижских коммунаров! Был уволен со службы в запас по причине слабого здоровья, подорванного в революционной борьбе с золотопогонниками, басмачами и всякой прочей контрой! – четко доложил бывший хозяин гарема, находясь все еще в изрядно ошарашенном состоянии. И вследствие изрядной дозы принятого самогона, и от волшебного «переноса».

– Ты на каком языке говоришь? – изумленно ахнул Креститель Руси.

– Да на русском, на каком же еще! – начал сердиться Пухов. Ведь совсем недавно такой же вопрос задал ему бородатый старик. Вроде излагает все ясно, четко, понятнее некуда, а тут – на тебе!

– Может, и на русском, да только я тебя что-то не пойму. Что это за контра диковинная?

– Это буржуи и всякие прочие подлецы-кровососы, угнетатели трудового народа, – начал объяснять красноармеец. – Графья там разные, князья…

– Что, что?! – взвился Владимир, будто его кольнули шилом ниже спины.

– А-а-а! – мучительно завыл волхв, вцепившись в седые волосы. – Лопай мухоморы, быстро! И переноситесь ко мне домой! Скажи Яге, чтобы железяку эту отдала, она в дальнем сундуке на самом дне спрятана, под холстиной! А потом перенеси его к жене! Сумеешь?

– Я тебе покажу подлеца-кровососа! В поруб посажу!! Запорю!!! – бушевал князь.

– Сумею, чего там… – Лесовичок торопливо полез в торбу.

– Быстро! Стража бежит, слышу топот!

– Нет, ты погоди! – обиженно вскинулся Пухов, упершись, как это часто бывает с опьяневшими людьми. – Чего это он в бутылку лезет? Я что, неправду сказал?

– Где демоны?! – опять послышался рев за дверью, почти заглушенный громким топотом. Дружинники, кое-как отбившись от ополоумевших бояр, вспомнили про свой долг – защищать господина и кормильца, и вернулись.

– Живо!!! – рявкнул волхв.

Лесовичок, проворно заработав челюстями, схватил за рукав бывшего красноармейца. Раздался звон.