Обыкновенная война

– Уже лучше, но и в следующий раз, когда я вас буду поздравлять или обращаться к вам, вы должны отвечать с большим энтузиазмом. Товарищи солдаты, с этого момента вы стали противотанкистами. Я не знаю, кем вы были до прихода сюда и чем занимались на службе, но хочу чтобы вы стали настоящими противотанкистами и впоследствии гордились, что служили в противотанковой батареи. С гордостью говорили, что вы служите или служили в ПТБ, и всю жизнь помнили эти три большие буквы. Я не знаю, при каких обстоятельствах, и в каких условиях пройдёт наш первый бой, но я уверен, что мы его выиграем – Мы победим.

Вот сейчас у нас в полку чуть больше тысячи мотострелков, где-то человек сто пятьдесят танкистов, около двухсот артиллеристов, есть разведывательная рота, сапёры, семь человек взвода химической защиты. Но только ПТБ, согласна Боевого Устава, только мы – тридцать пять человек являемся резервом командира полка, который он обязан бросить на самое опасное направление. Вы должны этим гордится. Немного истории: вы наверно помните, лет пять тому назад, когда ещё носили советскую форму, и офицеры ходили в фуражках с чёрными околышами. Их носили артиллеристы, танкисты, сапёры и другие. Самым шиком считалось носить фуражку с чёрным бархатным околышем. А ведь никто не задумывался, что есть фуражки с чёрным суконным околышем, а есть фуражки с чёрным бархатным околышем. Так вот, специальным приказом Верховного Главнокомандующего – товарищем Сталиным – за мужество и героизм, проявленные в боях с фашистскими танками, была установлена специальная форма для противотанковой артиллерии – чёрная гимнастёрка и фуражка с чёрным бархатным околышем. Шёл в такой форме военнослужащий по улице, и все знали, что это идёт противотанкист. Тогда на вооружении были сорокопятки, и с этими маленькими пушчонками наши деды выходили против фашистских танков, гибли, но и уничтожали их. По сути дела они были смертниками, но они выходили и ценой своей жизни останавливали лавину танков. И вы должны помнить это и гордится – званием противотанкиста.

– Кто из вас смотрел фильм «Живые и мёртвые», подымите руки. – Человек двадцать подняло руки. – Остальным, кто не смотрел этого фильма, тоже расскажите. В первой серии фильма есть эпизод, когда пять противотанкистов от Бреста, четыреста километров тащили на себе сорокапятку с двумя снарядами и не бросили её. Я хочу, чтобы вы помнили об этом. Но не хочу, чтобы вы, там, в Чечне толкали семитонную противотанковую установку, или погибали около неё из-за собственной лени или безалаберности. Поэтому день сегодня, и не только сегодня, но и следующие употребить на подготовку техники к маршу, тем более что завтра мы на своей технике совершаем марш на учебный центр для пристрелки оружия и метания гранат.

После такой содержательной речи я распустил строй и подозвал к себе офицеров, прапорщиков и поставил каждому задачу. А задач, в связи с завтрашним выходом, было не просто много, а море, в котором можно было запросто утонуть. Весь день прошёл в бесконечной суете: в дополучение имущества и подготовке техники. Пришла колонна с автомобильной техникой из Чебаркуля и мне повезло. Вместо ЗИЛов, которые мне шли по штату, батарея получила два новеньких дизельных УРАЛа. Но радость от этого сменилась тревогой, так как во второй половине дня стала портится погода и температура начала стремительно падать и когда я пришёл на совещание в тактический класс арт. полка в 21:00, на градуснике было минус двадцать градусов.

Рядом со мной сидел командир артиллерийского дивизиона Андрей Князев и делился своими проблемами, которые были точно такими же что и у меня. Пообщавшись с Андрюхой, повернулся назад и окинул взглядом остальных офицеров, которые расслаблено сидели в разных позах и эти короткие минуты перед совещанием банально отдыхали от беготни и суеты. На всех лицах лежала одна, объединяющая нас печать – печать усталости и бессонницы, которая проглядывала в красных от недосыпа глазах и осунувшихся лицах. Я повернулся обратно и стал с нетерпением поглядывать на часы. Неизвестно на сколько затянется совещание, а ведь многое не сделано. Тревожило меня и то обстоятельство, что завтра мы вполне возможно не сможем из-за мороза завестись: так как ни разу ещё не запускались котлы подогревателя. Не выкроил и времени в течение дня, чтобы водителей посадить на машину и проехать по маршруту движения на полигон. Сейчас получалось, что только я знал дорогу на полигон и о том, что и в эту ночь не придётся спать, я просто не задумывался. Используя передышку перед совещанием, мозг усиленно работал, выискивая пути выхода из создавшейся ситуации, ход которых был прерван громким стуком распахнувшейся двери: в тактический класс ураганом ворвался полковник Шпанагель. То что он был, мягко говоря, не в себе, было заметно каждому. Подбежав к небольшой фанерной трибуне, он крепко ухватился за неё руками и «огненным» взглядом оглядел нас. Без всякого вступления и передышки хрипло заорал: – Сволочи, п…..сы, х….сы! Я вам всем покажу… – Что он хотел показать, осталось неизвестно. Внезапно он поднял лёгкую трибуну и, запустив ею в гущу сидящих офицеров, пулей выскочил из класса. Все сидели какое-то время ошеломлённые, после чего класс взорвался гулом возмущённых голосов. В течение нескольких минут кипели страсти и негодование, а немного поостыв, решили – если он ещё раз позволит себе подобную выходку – все пишут рапорт об увольнении.

После совещания в арт. полку помчался уже на полковое совещание и успел к его началу. Всё остаётся без изменения. Завтра на полигоне пристрелка автоматов и метание гранат.

Когда вернулся в подразделение, Алексей Иванович заканчивал построение, на котором довыдавал бронежилеты и другое имущество. А чтобы не строить больше батарею, решил сразу довести необходимую информацию до солдат, чтобы они в какой-то мере ориентировались в обстановке.

– Завтра, после завтрака, выдвигаемся на полигон. Выходит вся техника – 100% . В связи с тем, что я не смог сегодня организовать изучение маршрута с вами, скорость движения на марше будет минимальной. Форма одежды: полевая, полностью всё снаряжение – что положено. Бронежилет и плюс вещмешок с котелком и кружкой. Сразу всех хочу предупредить. Бронежилеты одевают все, в том числе: офицеры и прапорщики. Я тоже одену. Будем привыкать к этой необходимой тяжести.

Главная завтра задача: пристрелять оружие, метнуть гранаты, ну и естественно проверить на ходу машины. Сейчас командир полка доводил нам информацию по Чечне. Конкретный случай: совершает марш подразделение. Во время марша на подразделение нападают боевики. Начинается бой, который продолжается в течение пары часов, пока не прибыла подмога к нашим. Итог боя: у нас половина подразделения убиты или ранены. У боевиков никого не убили и лишь несколько человек ранено. Начинают наши разбираться: выпустили около пяти боекомплектов и такие минимальные результаты. Оказывается, в подразделении ни одна единица оружия не была пристрелена. Так что, мотайте себе на ус.

Одеться потеплее, так как температура на улице уже минус двадцать градусов. В связи с этим с сегодняшнего дня устанавливаем собственную охрану батареи. Заодно и подогревать сегодня заводкой все двигатели. Первым дежурит первый взвод, во главе с командиром взвода. Завтра второй. И так далее. Сейчас подготовить экипировку, подогнать бронежилеты. Офицерам после построения подойти ко мне.

В комнате ещё раз довёл необходимую информацию до офицеров и поставил каждому

задачу на вечер и часть ночи. Конечно, и самому себе нарезал большой кусок работы. И только в два часа ночи сумел вырваться домой, чтобы поспать хотя бы два часа.

А в шесть часов утра был уже в расположении. Командир первого взвода и техник батареи не подвели меня и техника в парке была прогрета и готова к маршу. После завтрака быстро экипировались и в семь часов утра по радиостанции получил разрешение от командира полка на начало движения. Хотя я и двигался медленно, проблемы начались с первого километра. За железнодорожным переездом, перед въездом в совхоз закипели две установки и они сразу же начали растягивать колонну. В следствие чего, колонна разорвалась и вперёд вырвались четыре машины во главе со мной. Связь со взводами была отвратительная, а временами пропадала совсем. Я продолжал медленно вести батарею и перед полигоном меня догнали остальные машины, за исключением закипевших. Но я надеялся, что они быстро найдут нас – теряться на учебном центре, в принципе, было негде. Остановил батарею на левом войсковом стрельбище и выстроил технику на автомобильной стоянке стрельбища. Всю дорогу от полка ехал на верху своего БРДМа и во время даже такого непродолжительного марша сильно промёрз, а когда спрыгнул на землю, то совсем не почувствовал ног и по инерции, на «деревянных» ногах, пробежал вперёд, упав в снег, но тут же снова вскочил на ноги. Точно также неуклюже спрыгивали с машин и остальные солдаты. Отчего мигом возникла мысль – надо было их срочно согреть.

– Строиться! – Азартно заорал я и подчинённые быстро выстроились перед машинами.

– Батарея, Кругом! – Строй повернулся на 180 градусов и снова замер. Я сорвал с плеча автомат и ткнул стволом в сторону ближайшей опушки леса, – Батарея в атаку, Вперёд!

Солдаты и офицеры, рассыпавшись в цепь, с энтузиазмом рванули по глубокому снегу в учебную атаку и через три минуты опушка успешно была нами взята. Я тут же развернул подразделение обратно и также бегом, по снегу, мы вернулись на автомобильную площадку, где снова построились. Теперь на строй можно было приятно смотреть. Все стояли разгорячённые, румянец в пол лица. Я также, пробежавшись, согрелся.

Пока мы бегали по снегу подтянулись и закипевшие машины, они также развернулись и встали в строй. Солдаты быстро выскочили из машин и заняли свои места.

– Так, теперь подведём итоги марша. Марш выявил следующие недостатки: машины в техническом плане к маршу не готовы. Во-первых – закипели машины. Отсюда вытекает задача: технику и водителям разобраться, в чём причина кипения. Во-вторых: не работают обогреватели на противотанковых установках. Очень холодно, проехали всего 7 километров, а все промёрзли до костей. В-третьих: мы так и не знаем, работают у нас на машинах котлы-подогреватели или нет? Прапорщик Карпук, вот вам и водителям фронт работы: в течение сегодня и завтра разобраться с этими недостатками. Если нужны запчасти, быстро всё поменять на той технике что стоит в боксе. Или если нужно, то получить их на складе.

Следующее: отсутствует дисциплина марша. Несмотря на то, что ехали с небольшой и постоянной скоростью, батарея то растягивалась как гармошка, то сжималась до предела. Это уже вина, как водителей, так и старших машин. Управлять на марше машинами и взводами я не мог. Непонятно: то ли радиостанции не работали, то ли на них командиры не умеют работать. Командирам взводов разобраться со средствами связи, вечером доложите о результатах. Если необходимо – проведём занятия по подготовке и работе на радиостанциях.

Я ещё раз обращаю внимание на то, что ваша жизнь на 80% будет зависеть от вас самих. От того, как вы будете подготовлены, как будет вами подготовлена техника. И лишь на 20% ваша жизнь будет зависеть от того, как я буду командовать батареей…

Подведение итогов было прервано шумом подъехавшего УАЗика, который остановился за моей спиной. Когда я обернулся, передняя дверь машины открылась, откуда выглянул Шпанагель и молча поманил меня к себе пальчиком.

Внутренне сжавшись, я подошёл к передней дверце автомобиля, где кроме Шпанагеля сидел генерал-майор Фролов. Остановился в двух шагах и доложился.

– Товарищ полковник, капитан Копытов, по вашему приказанию прибыл.

Шпанагель медленно и с презрением осмотрел меня с головы до ног и его взгляд остановился на кобуре с пистолетом: – Товарищ капитан, у вас пистолет в кобуре есть?

– Так точно. А зачем он вам? – Настороженно спросил я, про себя решив, что если он опять начнёт херню пороть, матом ругаться и обзывать меня непотребными словами, дам ему отповедь и к чёртовой матери ухожу. Пусть он сам батареей командует, и пусть сам едет с ней в Чечню.

Шпанагель язвительно улыбаясь, ласковым голосом стал мне объяснять: – Я сейчас ехал за вашей батареей и наблюдал это позорище – как вы бестолково организовали и провели марш. Растеряли батарею, ещё не начав боя. Поэтому я хочу взять у тебя пистолет, отъехать в сторону и застрелиться, чтобы больше не видеть этого бардака.

От возмущения у меня даже потемнело в глазах. Ведь он прекрасно знает о том, что техника у меня старая, три года ждёт отправки в капитальный ремонт. Он прекрасно это знает, но воевать на ней меня всё-таки посылает. Он прекрасно знает, что не было у меня времени на изучение с водителями и офицерами маршрута движения. Да и ведь все доехали. Я ведь сделал со своими офицерами и солдатами всё, чтобы сюда всё-таки выехать. Вчера он меня дважды оскорбил и сейчас вместо того чтобы поддержать меня, что-то посоветовать, он готов меня перед подчинёнными опять оскорблять.

Набрал в грудь воздуха, а была – не была. И тоже ласковым тоном начал говорить, не обращая внимания, что перешёл на «Ты»: – А у тебя, полковник, есть свой пистолет?

– Да есть, – насторожился начальник, а генерал Фролов нагнул голову и удивлённо посмотрел

на меня из глубины кабины.

– Так вот, разворачивайся, езжай в свой штаб округа, подымись в свой кабинет, достань из сейфа свой пистолет и застрелись на хер там….

Перевёл дух и заорал, чуть ли не на весь полигон: – А теперь, вон с моей батареи. Пошёл на хер… Ты должен молится на нас, что мы едем исправлять ошибки тупоголового руководства. Ты должен мне спасибо сказать зато, что я пенсионер еду туда, а ты меня вчера оскорбил перед батареей. А вечером ты оскорбил ещё и всех офицеров…. Да, вот так пришла колонна. Да…, вот так мы совершили свой первый марш. Первый, ты понял, что он первый. Что три дня назад они ещё в самолёте летели. Пошёл вон с моей батареи… Ты мне мешаешь работать.

Шпанагель и генерал Фролов молчали, растерявшись от такого смелого напора.

– Копытов…, Копытов…, тихо, тихо, – забормотал растеряно, опомнившись Шпанагель, – ты чего разорался? Тихо. Ну-ка, садись в машину и мы сейчас спокойно всё обсудим.

– Сейчас, – зловеще пообещал я, – сейчас, отдам приказания, сяду в машину и тогда, более вплотную поговорим.

Развернулся и направился к батарее, которая всё слышала и испуганно наблюдала за происходящим. Вызвал к себе офицеров и стал определять порядок пристрелки автоматов и метания гранат. Пока ставил задачу, за моей спиной громко хлопнула дверца машины и УАЗик унёсся в сторону центральной вышки. Моя вспышка гнева скинула напряжение и я даже был рад, что Шпанагель уехал, а то в горячке мог наделать глупостей.

Развернув батарею налево, мы направились в стрелковый тир. И привёл её туда, как раз когда подошла очередь батареи пристреливать автоматы. В принципе, нам осталось только пострелять и убедится, что всё оружие пристреляно. Только один автомат стрелял мимо. Я опять запустил солдата на огневой рубеж. Опять мимо. Сам взял автомат прицелился и произвёл три выстрела. Все три пули попали в цель. Выдал солдату ещё три патрона и пошёл с ним на огневой рубеж. Присел и стал наблюдать. Всё стало ясно: солдат при стрельбе закрывал глаза.

– Акуловский, ты чего? В чём дело солдат? – Стал напирать на своего подчинённого.

– А мне всё равно, пристрелян он или нет, товарищ капитан.

– Знаешь что, сынок, – я еле сдержался, чтобы не ударить его, – мне не всё равно, что отвечать твоей матери, если ты погибнешь. Мне не всё равно, если из-за твоих закрытых глаз во время боя погибнет кто-то другой….

В бешенстве ткнул ему десять патронов. – На. Иди, стреляй, – и добился того, что он стрелял с открытыми глазами.

На пристрелку автоматов и пистолетов у меня ушло где-то около часа, после чего начал вытягивать батарею на другую учебную точку, чтобы уже провести выполнение первого упражнения учебных стрельб и в этот момент проходил мимо огневой позиции миномётной батареи. Всё там выглядело убого: миномёты стояли криво, на разных интервалах, экипировки расчётов не было вообще, солдаты замёрзли и приняли «зимнюю стойку». Командиры миномётов, также замёрзшие до «зелёных соплей», еле держа в таких же замерзших пальцах огрызки карандашей, пытались вести записи в измятых и порванных тетрадях, изображавшие блокноты командиров миномётов. А мимо проходила колонна противотанковой батареи: и контраст был очень разительный. Разогревшиеся, розовощёкие солдаты, полностью экипированные, бодрым шагом проходили мимо огневой позиции миномётной батареи – видно, что идёт нормальное подразделение. На этот контраст и обратил внимание полковник Шпанагель, который в этот момент находился на огневой позиции миномётчиков и закатил гневный разнос офицерам батареи, за эту убогость и нищету. А эта, бросающаяся разница между противотанковой батареей и миномёткой вообще, привёл его в бешенство.

– Товарищ капитан, ко мне, – я подошёл молча и остановился перед ним. – Объясните мне, почему вы сами, ваши офицеры, солдаты в касках, с оружием, в бронежилетах и с противогазами?

– Решил с самого начала приучать всех в подразделении, в том числе и себя носить экипировку. Там зато, наверно, проще и легче будет носить всё это.

Шпанагель удовлетворённо выслушал меня и уже спокойным голосом сказал, обращаясь к миномётчикам: – Вот видите, балбесы, есть офицеры, которые думают о том, чтобы жизни своих подчинённых уберечь. Спасибо, товарищ капитан, идите, занимайтесь дальше.

Я молча козырнул, развернулся и через две минуты догнал батарею, где ко мне тут же подошли Кирьянов и Карпук.

– Мы уж с Игорем начали переживать, думали: опять на комбата будет наезжать, а комбат сейчас плюнет на всё и уйдёт «к чёрту» домой. – Облегчённо заявил замполит, подойдя ко мне.

Я засмеялся: – Не дождётесь ребята, воевать поедем вместе.

Оставшаяся часть дня прошла нормально. Откидали гранаты, занялись опять двигателями, а попутно выверили прицельные приспособления на противотанковых установках.

В 17:00, выполнив задачу дня, я отправился на центральную вышку, чтобы спросить у командира полка разрешение на убытие в полк. Около винтовочно-артиллерийского полигона на дороге задумчиво выхаживал, заложив руки за спину, полковник Шпанагель. Отдал молча полковнику воинское приветствие и решил, что также молча мы и разойдёмся, но Шпанагель подозвал меня к себе.