…Я жду тебя, как жду всегда, каждый вечер, вот уже целую жизнь. Ведь ты придешь, потому, что приходишь тоже всегда, не сегодня, так завтра, через день или через неделю, но – всегда. Я знаю. И ужин готов, и накрыто на двоих. Именно в этот момент телефон вздрагивает, и из него выползает эта фраза-змея: «Прости… Мы расста…»
Я – читаю. Потом – читаю ее еще раз. Закрываю глаза и продолжаю читать – каждое слово, каждую букву. Слава богу, что она такая короткая. Ну, да – поменьше крови, и не так больно. И за окном – снег. Он ледяной, он может остановить кровь. И я падаю, валюсь в него, как яблоня. Ведь, если было так хорошо, что слишком – что же еще остается?
…Надо же, какое длинное письмо получилось. Ты прости, что я о грустном. На самом деле, сегодня у нас самый счастливый день – годовщина.
А новость эта твоя… Да бог с ней. Ведь до нее еще целых два дня и ночь, и утро.
И все это время – ты.
Люблю тебя.
Твоя Н.
Его письмо
С добрым утром, птичка моя!
Успел только увидеть твое письмо, оно длинное, читать некогда, больной уже на столе – пора мыться.
Конечно же, я помню – сегодня наш праздник. Только наш с тобой – как всегда. И сегодняшний вечер будет таким же, как всегда в этот день и таким непохожим на него. В общем, как мы сами.
Я заеду за тобой не позже семи. И пожалуйста, надень то мое любимое платье – серого шелка – ну, ты знаешь. Зачем я об этом говорю?
Сегодня утром, странно, почему-то вспомнил – у тебя, вроде, под окном какое-то дерево росло, большое – яблоня, что ли? Что-то давно я его не видел. И чего это я о нем, вдруг?
До вечера.
Конечно, люблю.
С.
…Ну, вот. Ты прочтешь это скоро, всего через несколько минут. И будешь вглядываться в каждую строчку, в каждое слово, искать тот самый явный и тайный смысл, и морщить лоб, и шевелить губами, пока не вспомнишь то, что знала всегда. Что всего-то и надо – просто протянуть руку и вовремя расжать пальцы. И в твоей ладони вдруг окажется спелое, налитое яблоко с красным боком. Оно улыбнется тебе и скажет:
– Ну, что же ты? Кусай.
И та самая яблоня, целая и невредимая, как ни в чем не бывало, довольно кивнет и улыбнется – тоже:
– Видишь, слишком – это совсем немного. Кусай, ну…
Небесная сказка
В этом городе было все. Солнце, люди, сияющие и не очень витрины и бездомные собаки. Еще была осень – зрелая, наступившая осень со своим непростым характером.
Не было только меня.
Каждое утро ты наталкивался на мое отсутствие, вздыхал и отправлялся на работу и отдавался ей целиком, без остатка – тогда быстрее проходил день и наступал вечер. И можно было снова попытаться заснуть, с надеждой увидеть меня во сне и даже – чем черт не шутит – наяву.
Но черт не шутил. Вообще. Ему было просто не до нас.
Тогда, мы придумали… нет, не телефон, телеграф или голубиную почту. И даже не всемирную паутину – интернет. Но – придумали. И сразу начали ужасно много разговаривать друг с другом и еще больше смеяться – над собой и над чертом. Вообще-то, я представляла его вполне маленьким и симпатичным. Чертенком, а не чертом. Я смеялась потому, что надеялась разозлить его, чтобы он, наконец, обратил на нас внимание. Ты – просто потому, что тебе было хорошо со мной. Так хорошо, что все, что «без меня», казалось серым и незаметным.
Обычно, когда я рассказываю эту историю своей собаке, именно в этом месте, ее левое ухо начинает подергиваться, она наклоняет набок голову и неслышно спрашивает:
– Ну, а ты? Тебе-то с ним было – как?
А я улыбаюсь, треплю ее по голове и вздыхаю.
– Почему же – было?
…Однажды я попросила тебя:
– Расскажи, а почему самолеты летают?
Ты принялся объяснять так долго и обстоятельно, что время превратилось в смолу и капало, и тянулось, и никак не могло затвердеть, и тогда я купила билет на самолет и просто прилетела туда, где ты живешь, в твой город – к тебе.
Осень страшно удивилась и даже перестала капризничать. Деревья насторожились, дожди спрятались в почтовые ящики, а городские собаки приветствовали меня веселым, заливистым лаем.
Ты молча стоял у дверей, но чуть в стороне, и я почти-почти пробежала мимо. Еще бы, так торопиться тебя увидеть, да и все остальное – тоже…
– Положись на меня – говорил ты мне всегда, и это превратилось в мечту, вот прилечу – и положусь.
Ты все-таки успел схватить меня – пробегающую мимо – за руку и остановить.
– Откуда ты взялась? – спросил ты, и я почувствовала щекой твою ладонь.
Я была не в силах ответить, ведь в эту самую секунду я говорила с твоими пальцами, потом, с твоими губами, а потом… И мне просто пришлось указать тебе вверх, на небо.
– Значит, ты – небожительница? – спросил ты и засмеялся.
И мне оставалось только кивнуть – ведь это было последнее, что я слышала. Дело в том, что от счастья я обычно теряю сознание. Вот и на этот раз…
…Я, наконец, очнулась в твоих руках и услышала – близко-близко – стук твоего сердца, но оказалось, что уже очень поздно и мне пора улетать обратно.
В аэропорту ты подвел меня к летчику и попросил его:
– Вот эту самую небожительницу, доставьте, пожалуйста, в целости и сохранности.
Тот кивнул и произнес:
– Конечно, только необходимо пристегнуться.
Тут я отчего-то жутко запаниковала и попыталась тебе крикнуть через круглое окошко, что этот летчик – ненастоящий, а, скорее всего, переодетый в летную форму тот самый чертенок. И если он начнет шутить – одной мне будет не справиться.
Но это окошко было такое толстое, к тому же осень просто разревелась от досады, а собаки вокруг завыли от тоски – и ты меня не услышал.
Когда мы пролетали над твоим домом, я закрыла глаза. Чтобы не умереть – это же понятно, правда?
Наконец, самолет помахал крыльями круглому берегу и набрал высоту. Летчик включил автопилот и уселся рядом со мной.