Книга стихов. Поэзия жизни

Как прежде нас охватывает радость

Нас не отвадила от жизни злая сила.

Мы в землю не ушли и не исчезли в ней.

Нелегкая судьба нас по земле носила,

И мы за это благодарны ей.

Как прежде нас охватывает радость

Причастности к небесной синеве,

К дубравам и лугам, где ягод сладость

Разбавлена горчинкой в мураве.

Душа, как ветер, носится на воле.

Её напрасно силятся поймать.

Из золота силки, но нашу долю

Ловцам не изменить и не понять.

Мы сами ищем в жизни равновесье

Между полётом и насиженным теплом.

Нам хочется резвиться в поднебесье,

Не думая, что станется потом.

Нам хочется в уют гнезда на отдых,

В свой дом, что по-над речкою в саду,

Где столько дел, невпроворот, не в продых,

И все живут с любовью и в ладу.

Пусть каждый видит жизни продолженье.

Пусть будет в старости печаль наша светла.

Пусть будет высшим праздником – рожденье,

Чтоб непрерывно жизнь текла, текла, текла.

Родина

Ещё не утратила силу земля.

Вокруг зеленеют луга и поля.

И синью наполнен небесный простор,

И тает в нём тучек прозрачный узор.

Повсюду пригорки видны да лески.

А там золотятся на реках пески,

И тихо в осоке сидят рыбаки,

Где плещется рыба в сверканье реки.

Но есть и совсем дорогие места,

Где мама несёт нам на блюде с куста

Горки отборнейшей спелой малины

И сочные кисти чёрной рябины.

Где дом под берёзой в садочке стоит,

На брёвнышке кошка, мурлыкая, спит.

Мы на скамейке сидим у крылечка,

А в доме, конечно, тёплая печка.

К радости, в гости заходят соседи,

И время струится в тихой беседе.

Здесь крепнут и силу берут сыновья,

Здесь самые верные с детства друзья,

Здесь доченьки наши растут, как цветы,

Здесь Родина наша, любовь и мечты.

Соя

Соевое поле опустело.

Урожай собрали, увезли.

Взрослые, склоняясь, то и дело,

Осыпь подобрали и ушли.

Закружилась первая позёмка,

Не нужны на поле сторожа.

Ребятишки в ветхой одежонке

Хохлятся, от холода дрожа.

Соинки под снегом собирают.

Наберут, хоть сколько, и – домой.

Из карманов мокрых вытрясают.

Согреваясь, жмутся за плитой.

Мама в сковородке сою калит,

Треск идёт и запах соевой.

Ждём, сидим, хотя усталость валит.

Горка жаркой сои предо мной.

Все сосредоточенно жевали,

Ощущая сои теплоту.

……………………………….

Многие тогда так выживали.

И теперь я помню зиму ту.

История

История всегда была нужна,

Как воздух, чтобы в жизни разобраться.

Она и динамична, и сложна,

И дальше будет нами продолжаться.

Она поможет в прошлом отследить,

Понять причинно-следственные связи.

Но надо очень осторожным быть,

Намешано в ней много всякой грязи.

Историю писали на заказ

Политиков, монархов, фараонов.

Её и встарь кроили, и сейчас

Она идёт в подпорки для законов.

Заслуги неугодных – умалить,

Возвысить тех, кто ничего не сделал.

Где надо, плюс на минус заменить,

Представить так, как власти захотелось.

Бессовестно, в открытую шустрят

Вдруг всплывшие историки в законе.

Глумятся, утверждая новый взгляд,

Готовые на всё, хамелеоны.

А те, чей прах в земле давно истлел,

Помогут нам до истины добраться.

Остались на земле следы их дел.

На это нам и надо опираться.

Истина

Историй много – истина одна.

Большая тайна в ней заключена.

А прошлое – ведь это наша память.

Знать истину о прошлом – сдёрнуть замять.

Правители всё это понимают,

И что-то, не без умысла, скрывают.

Им проще так народом управлять.

А то начнут вопросы задавать.

И вскроются такие преступленья,

Которым в век не будет искупленья.

Истории написаны, как надо.

И всё ж берёт правителей досада.

Всю истину сокрыть не удалось,

И что-то мифами назвать пришлось.

А прочее – всё дилетантов бред.

Не действует на поиски запрет.

И люди ищут, тайну постигают,

И истину когда-то ведь узнают,

И сдёрнут с нашей памяти покров.

……………………………………..

В пути за истиной не наломать бы дров.

Повесть о русском человеке

Грусть расставанья, печаль одиночества,

Как это свойственно русской душе.

Русский по свету не ходит без отчества.

Ну а с отцом как-то легче уже.

Эх, широки вы, просторы российские!

В них можно сгинуть, пропасть одному.

Как одолеть переходы не близкие?

Удаль и песня помогут ему.

Если же враг на пути повстречается,

Злобен, коварен и цепок в бою,

Гневною силой душа наполняется.

Насмерть он бьётся за землю свою.

А победителю слава и почести.

Воину место в когорте друзей.

Пей, веселись и гуляй, но не очень-то.

Очи и разум хмельным не залей.

Действуй всегда справедливо, по совести,

Верь в доброту и надёжность людей.

Дома семья ждёт его в этой повести,

Отдых, любовь и жены, и детей.

Победители

Ещё клубится над землёй пожарищ дым,

Но нет войны. Есть Мир, и есть Победа!

Не верится ещё: «Дошёл-таки живым!»

И слышится не о войне беседа.

Весна цветёт! Слегка кружится голова

От ощущенья жизни и свободы,

И вспоминаются забытые слова,

И мысли бьются, как весною воды.

Образовалась вдруг на время пустота:

Мы вышли из войны, но к дому не вернулись.

И жизнь нам видится уже совсем не та.

Оттуда мы ушли, на миг лишь обернулись.

Мы испытали, ощутили жизни вкус,

Почувствовали запахи земные.

Всем только кажется, что мы не дуем в ус.

Мы, как младенцы, видим мир впервые.

Увидев смерть вблизи, мы оценили жизнь

Во всех многообразных проявленьях.

Нас столько лет и дней война тянула вниз,

И вот настал момент освобожденья.

Нам надо было стать самой землёй,

Чтоб выжить, победить и распрямиться.

Мы встали! Перед нами мир иной,

И есть куда идти, к чему стремиться.

Нас предали

Нас обманули, предали и в список занесли,

Как тех животных, что на грани вымиранья.

И всколыхнули дно, и ахинею понесли,

И стали всё живое рвать и жрать пираньи.

Когда осела муть, глазам предстало зло

В обличии самодовольных, наглых ряшек.

В стране всё схвачено, обкусано зело,

И на людей они глядят, как на букашек.

Теперь они уже для нас не бандюки,

А новые хозяева, элита.

Говоруны при них, изящны и легки,

Хоть гибнем мы, и Русь дерьмом залита.

А наша молодёжь танцует и поёт,

Говорунам в согласии кивает.

Но сорок стукнет, и отправят их в помёт.

И главный говорун об этом знает.

Но продолжает пудрить им и нам мозги,

А там, глядишь, и за бугор слиняет.

Пока за его ложью не видать ни зги.

Народ танцует, пьёт и вымирает.

Предатель

Он карьерист. Начальство доверяет

Ему секреты, важные места.

Что он предаст, пока никто не знает.

Все начинают с чистого листа.

Он не рождён предателем фатально,

Но есть в нём где-то тёмное пятно.

И он готов к предательству ментально.

Где почва есть, найдётся и зерно.

Его порочность это время приближает.

И вот ловушка, жизненный цугцванг.

Но надо сделать шаг, и тут он выбирает

Предательство и в плату – чистоган.

Предателей повсюду презирают.

Он в Ад уже ступил одной ногой.

Пороки, как заразы разъедают.

И он сгниёт в пороках, как изгой.

Россия

(1996 г.)

Душа Земли, объятая любовью,

Согретая божественным теплом,

Над миром воссияй величественной новью

И озари отеческий наш дом.

Чтоб этот свет возжёг людские души,

А души воспарили до небес

И, как колокола, звонили в наши уши,

Предупреждая – в дом пробрался бес.

Его не принимает наше тело.

Так он в нутро вливается с зельём.

Здоровье точит дьявольски умело,

Всё рушит, что святое было в нём.

По всей Руси, со всех её погостов,

Взывают предки святость сохранить.

В бою открытом нас убить не просто,

Не просто и обманом совратить.

Он облик изменяет то и дело:

То через руки золотом течёт,

То в дом с телеэкранов лезет смело,

То в прессе нашу Родину сечет.

С него сорвите маску, назовите имя.

Он, червем корчась, в бездну уползёт.

Тогда-то горними трудами и мирскими

Россия в святости и правде заживёт.

Москва

(1996 г.)

Душа Москвы золотоглавой

Над древним городом парит,

Озарена небесной славой,

На нашу жизнь мирскую зрит.

Её волнуют перемены.

Где же ты, русская душа?

Витает всюду дух измены,

Дух чужака и торгаша.

Центр предоставлен для холёных

Мордастых молодых мужчин,

И проституток расфранчённых,

И для сверкающих машин.

И в этой смрадной сизой дымке –

Сияние новеньких витрин,

И дед, забредший по старинке,

Рассматривающий лимузин.

Челночный рынок до окраин

Заполнил город и царит.

Победой окрылённый Каин

На это торжище глядит:

«Вот долгожданная свобода

Для самых низменных страстей.

Хлеба и зрелищ для народа!

Без всяких вашенских затей.

А кто крутиться не умеет,

Свободен тот и от гроша.

Наш рынок всех вас перемелет,

Вам не оставит ни шиша!»

Зато с улыбкой одобрения

На это смотрит интурист.

Какие могут быть сомнения,

Коль процветает колонист?

Меж супермаркетов и шопов

Хозяевами, не спеша,

Они идут смотреть на ж …

Мисс регионов Иртыша.

А коренные горожане,

Боясь бандитов и воров,

Все за железными дверями

Сидят свободны, без оков.

Мы на экранах умилённо

За Санта-Барбарой следим.

Нам жить по-своему – мудрёно.

Как там живут, мы поглядим.

А наш избранник «всенародный»,

Сердечной мукою томим,

Вдруг стал от многих дел свободный

И к духу русскому терпим.

Здесь русский дух и в дни несчастий!

Столица, милая Москва,

Спасёшь ли нас от сих напастей,

Найдёшь ли вещие слова?

Я вижу ложь

Я вижу ложь правителя России.

К какой беде она нас приведёт?

Хоть говорят, что правота не в силе,

Но правду ложь своею силой гнёт.

Да так, что мы её почти не слышим

За праздным шумом, свистом смехачей.

И нам смешно. Мы действуем и дышим,

Как под гипнозом льющихся речей:

О том, что поднимаемся с коленей

И наша мощь двукратно прирастёт,

И он для всех грядущих поколений,

Как на галере раб в цепях гребёт.

И нет инстинкта самосохраненья,

Ведь вместе рухнем в тары-тарары.

И даже ночью не грызут сомненья,

Что можно лгать лишь только до поры.

Неужто поглотила страсть наживы

Все чувства, и война нам не урок.

Да мы сейчас лишь потому и живы,

Что спаяны той братской кровью впрок.

Он барин, он хозяин, он помещик,

Он менеджер наёмного труда.

Ему несут от антиквара вещи,

И накрывают столик у пруда.

Таким, наверно, видит свою старость.

А за забором остальной народ:

Ну, то, что от него ещё осталось

И по просторам нашим не гниёт.

В дыму

(к 1 Мая 2001 года)

Всё поле выжжено. Черна

Дорога по нему.

Не так ли ты, моя страна,

Черна и вся в дыму.

Налево смотришь – детвора

Голодная сидит

И в карты режется с утра,

Стянуть где-что глядит.

Направо – лучше не ходи.

Там никель и стекло.

Глазочек камеры следит,

Чтоб так всё и текло.

А прямо – смотрит тебе в лоб

Отверстие ствола.

Любого упрессонить чтоб,

Кинжал есть и игла.

Вот так, куда ни посмотри,

Ведут дороги в Ад.

На перепутии стоит

На костылях солдат.

И полю не зазеленеть

После такого пала.

«Уж лучше б было умереть» -

Сказал солдат устало.

Уповаем на Бога

Жизнь в России идёт вразнобой:

Не симфония, а какофония.

Дирижёр наш слепой и глухой,

Ну, какая ж тут будет гармония.

Дым пожаров изъел нам глаза.

И нигде никакого прозрения.

Будем ждать, когда грянет гроза

И сойдёт наше оцепенение.

Уповаем на Бога, дружок,

Наблюдая страны расхищение.

…………………………………

Дым увял, гарь засыпал снежок.

Тишина. Никакого брожения.

Вляпались

Дождались, к чему рвались:

Воля обеспечена.

Да, видать, надорвались:

Жизнь-то изувечена.

Ни свершений, ни побед.

Воспевать-то нечего.

Даже бывший диссидент

Мается, замечено.

Оказалось, что свобод,

Общечеловеческих,

Ухватить не смог народ

Без пинков отеческих.

Для всего нужна деньга –

Тайна рассекречена.

Веселись теперь слуга,

Жизнь твоя расцвечена.

Не хотел семьёю жить.

Вот страна развенчана.

Так чего ж теперь тужить,

Что судьба подперчена.

Я ведь вовсе не брюзга,

Строю планы встречные,

Не имею ни фига,

Лишь ухабы вечные.

Естественный отбор

Серёжа жил без выпендрёжа:

Снял двушку, ездил на метро.

Но выпирало часто всё же

Его дерьмовое нутро.

С друзьями детства он расстался,

И из семьи ушёл давно.

Ни с кем сближаться не пытался.

Плыл по теченью, как бревно.

Среди коллег он слыл непьющим,

Но на халяву выпивал.

Был не замечен, как дающий,

Но сам всегда охотно брал.

Деньжата у него водились.

Взаймы давал, но под процент.

Коллеги на него не злились

И звали, за глаза, «Доцент».

Он политических пристрастий

Ни перед кем не проявлял.

Был чист перед любою властью.

Писал: не был, не состоял.

Благодаря таким талантам

Прошёл естественный отбор.

У многих слыл он коммерсантом,

Другие говорили – вор.

Всплытие

Он был обыкновенным спекулянтом,

Хотел бельём в общаге торгонуть,

Но за руку был схвачен комендантом.

Пришлось из института упорхнуть.

Но тут же смог, подделав документы,

В другой вуз курсом выше поступить.

В учёбе помогли ему студенты,

А он их всех учил, как надо жить.

На лекциях его никто не видел,

Но видели – диплом он обмывал,

И в «Москвиче», с подельниками сидя,

Торговые лоточки объезжал.

Он быстро стал прорабом перестройки,

Капитализм внедрял, как только мог,

Имел процентов триста с каждой стройки,

Вцеплялся в мелкий бизнес, как бульдог.

И, будучи бессовестным от роду,

По многим головам он прошагал,

Купил жену, три виллы и свободу,

За рубежами, в основном, живал.

Себе он коммунизм уже построил,

Политиков умело нанимал,

Подсчитывал валютные надои,

Журил себя, что очень добрым стал.

В верхах он уважаем, вхож повсюду.

Остался пустячок – ввести запрет

Простому непонятливому люду

Заплёвывать и рвать его портрет.

Высшее общество

(Басня)

Недавние разбойники, собаки,

Остепенились и надели фраки.

По сторонам шныряет шавок рать,

А псы о горнем стали рассуждать.

Сокрыв клыки, со свечками стояли.

Придя ж домой, гусей с костями жрали.

Разбойничий их норов чувствовали все.

Однако же в салон к красавице лисе

Тех псов безоговорочно пускали.

Потом над этим гуси гоготали.

Но с ними псы были всегда в расчёте -

Гусятинка у них в большом почёте.

Коты на псов, как на врагов, шипели,

Но вниз слезать с деревьев не хотели.

Опасно стало по земле ходить,

И царь зверей не знал, как с этим быть.

Не усмотрел он псов большой вины,

Твердил всё, – Лишь бы не было войны!

Достойнейшее общество сложилось.

И в круге этом часто веселилось.

Иных зверей к собакам крот привёл.

На видном месте был судья-осёл.

За этикой всегда свинья следила.

Концерт для псов готовил хорь-ловчила.

Объедками питались и вороны,

Которые писали все законы.

Вот, наконец, псов пригласил к себе и царь.

Они ж исподтишка собачились, как встарь.

Почувствовали полную свободу.

Теперь не продохнуть звериному народу.

Чем же от псов отличен этот царь,

Если вокруг него кишит такая тварь?

Лягушка-предводительница

(Басня)

В свинарнике лягушка побывала

И радостная к пруду поскакала.

Всем рыбам, головастикам с округи

Проквакала: – Не так живём мы, други.

Цивилизованный нас окружает мир.

Там жизнь идёт, как непрерывный, сладкий пир.

И я от тех щедрот чуть-чуть поела,

И видите, уже как раздобрела.

Там столько мух, какие там отходы!

На той земле другие даже всходы.

Нам надо срочно пруд наш осушить.

И мы должны, как все, по-свински жить.

Послушались её, разрушили запруду.

Вода ушла, конец пришёл и пруду.

Вся рыба сдохла, и другим досталось.

Совсем немного живности осталось.

Но свиньям стало вдруг воды недоставать.

– Пруд достоянье всех, – те начали визжать.

Запруду возвели и взяли под контроль.

Ведь в жизни свинской велика запруды роль.

Вода опять в пруду том появилась,

Но рыба с той поры и не водилась.

Остались там какие-то козявки,

Лягушки, на потеху, да пиявки.

И вы в историю такую попадёте,

Если лягушку в предводители возьмёте.

Работодатель

Всех благ и всех надежд податель -

Почти святой, работодатель.

Его лелеет, любит власть,

Не даст ни сгинуть, ни пропасть.

Но как работу можно дать?

Работу надо выполнять.

Она – процесс, а не предмет.

Подсунули нам винегрет.

Как ловко снова нас надули –

Понятия перевернули.

Кто раньше был эксплуататор,

Землевладелец и плантатор,

Владелец фабрик и заводов,

Газет, вагонов, пароходов,

Сосущий соки из народов,

Стригущий денежки, делец,

Подручный власти, наконец,

Тот нынче нимба обладатель,

Уже святой, – работодатель.

Кислая жизнь

Жизнь наша, как капуста в старой бочке:

В зубах скрипит, пахуча и кисла.

О ней, такой, в поэзии – ни строчки.

Она нам лишь под водочку мила.

Нарублена так мелко, аккуратно.

Бери, не глядя, будет всё равно.

Излишки в бочку не вернут обратно,

Всё в борщ пойдёт, известно всем давно.

Вот так живём, подчас, хрустя и морщась,

И радуясь морковочке. Сладка!

Другим не повезло, отходят, корчась.

А наша бочка свежая, с лотка.

И этим можно даже восхититься.

Капуста, всё ж – не яркий помидор.

Жуём кислятину! А чем гордиться?

О прошлом воздыхаем до сих пор.

Система

Какой-то озорник, а может быть шутник,

Приделал к беличьей вертушке храповик.

Поэтому она в одну лишь сторону вращалась,

Хоть белка в той клетушке так и сяк металась.

Не только белка, но любой другой зверёк,

Иначе бы её крутить не смог.

Несложный механизм работать так заставил,

Что выбора другого белке не оставил.

За этой белкой наблюдал серьёзный муж,

Он в государственных делах был очень дюж.

И мысли о большом его не оставляли

Даже в саду, где мы его застали.

Он долго над вертушкою стоял

И, видно, так об этом размышлял:

– Вот идеал, к чему стремится власть.

Какая бы в народах не кипела страсть,

Система подчинять должна и будет всех,

И обеспечивать в задуманном успех. –

Он взял и передвинул храповик.

Заметно сразу – к управлению привык.

В другую сторону клетушка завертелась.

Он вновь подвинул, как ему хотелось.

Увлёкся он державною игрой.

Со взрослыми это случается порой.

Но видно этот муж в игре не всё учёл,

Если его вдруг сзади долбанул козёл.

Это не басня и мораль здесь не нужна.

Народ – не белка, клетка – не страна.

Триллер

Систему ожидает крах.

Мы с ней умрём благополучно.

Реальность навевает страх.

Застой везде, а нам не скучно.

Как в триллере, чего-то ждём,

Но, где опасность, мы не знаем.

На бойню, может быть, идём,

А, может, вечность обретаем.

Усталость, скованность везде.

Таких бьют палкой, иль прикладом,

А иногда ведут в узде,

Чтоб жизнь нам показалась адом.

Речей лукавых наркота

Дурманит головы, как водка.

Борьба для нас, что суета.

Всё схаваем, на то и глотка.

Сколь нам отмерено пути?

Лет десять. Это и обидно!

Вовне – опоры не найти,

Внутри – здоровых сил не видно.

Реальность

Спорят яро – не о главном.

Кто кого переорёт.

В этом поединке славном

Спорщик грудью танком прёт.

Ну, а после представленья

Оба, обнявшись – в буфет.

Повод есть для единенья,

А вражды в помине нет.

Всё из одного кармана

Оплатили, не скупясь.

Главное, чтоб у экрана

Вся Россия собралась.

Если мало громких фактов,

Факты эти создадут.

Нам расскажут про теракты,

Или сами что взорвут.

И побольше обещаний –

Как мы славно заживём.

Из предвыборных вещаний

Мы помои эти пьём.

В это время незаметно

Уплывает за бугор

Караван богатств несметных.

Ну, а кто и где же вор?

Замониторили

«Куда девался миллиард?

Совсем ребята оборзели.

Ну, не правительство – детсад.

Бюджет сверстали еле-еле.

Найти виновных! Наказать!

Вернуть его в бюджет немедля».

Так распекал глава гос-знать.

Разнос не первый, не последний.

В правительстве решили так:

Не наломать бы дров в поспешке,

Исследовать нам надо факт,

Промониторить опыт здешний.

Комиссию создали враз.

Ей поручили разобраться:

Кто дал сомнительный заказ?

И кто решил за это взяться?

Но указать забыли срок,

Хоть знали все, что это срочно.

Учли из прошлого урок,

Не указали срок нарочно.

А тут и кризис подоспел.

До миллиарда ли всем было?

А там от взрыва дом взлетел,

И наводненье город смыло.

Комиссия разгон взяла:

И мониторила, и рыла,

В законах много дыр нашла.

За год все дыры устранила

И доложила: «Все дела

Велись в то время по закону.

Но в дыры сумма утекла,

Поскольку не было заслону.

Искать виновных. Есть ли прок?

Да и теперь не актуально,

Когда срок давности истёк

И всё вернуть нам не реально».

Момент истины

Развал страны освободил

Всё низменное у народа,

И многих будто опьянил.

Пришла желанная свобода.

Налились алчностью глаза,

И злоба исказила лица.

Ребёнка чистая слеза

Теперь рекою может литься.

Рты заорали: «Уничтожь

Всех коммунистов до едина!»

От ора идиотских рож

На нас обрушилась плотина.

И хлынул нечистот поток.

Братва экраны захватила.

Но был ещё один мирок,

Была совсем другая сила.

Делили собственность и власть,

Как поступают мародёры.

Такая в них проснулась страсть,

Что подивились живодёры.

Но, проявив своё нутро,

Они поздненько спохватились.

На лбу у них теперь тавро,

Сколько б прилюдно не крестились.