По пути сюда мы тоже буквально парой фраз перекинулись – как раз о том, что лучше найти другое место. Я слегка охуел, когда он решил сделать это дома. Но, может, и к лучшему. «Домой» – это последнее слово, которое я слышал от Вика перед смертью.
Мы знали, как пройти так, чтобы никто не видел нас вместе. Также я помнил, что у Вика до завтра никого не будет дома. И мне же предстояло сообщить родителям о случившемся, но сначала – копам и «скорой». Типа я пришёл в гости и так далее, а тут – вот так. Мою дрожь, мой испуг, мой страх можно и не скрывать перед врачами и копами – у меня же потеря, пиздец в жизни, истерика и нервное истощение. Я не имел представления, как я буду себя вести и каким будет моё состояние. Может, я потеряю сознание от увиденного. Кто знает.
Мы пришли домой к Вику. В подъезде было душно, влажные следы быстро высыхали, поэтому вряд ли кто–то определит, во сколько я здесь появился. Я очень хотел курить, но ни Вик, ни его родители не курили, а на балконе меня могли заметить. Вместо сигареты я взял пластиковую трубочку для коктейлей, но сильно нервничал, и вместо того, чтобы имитировать курение, грыз её и глотал пластиковые ошмётки. Вик ходил по квартире туда–сюда, я сидел на диване и смотрел в одну точку. Он принёс стул, залез на него, снял с крюка люстру, но, видимо, забыл, что к люстре идут провода и она держится теперь на них. Слез, ушёл в коридор, громыхал там ящиками с инструментами, вернулся с пассатижами и одним движением откусил провода. Люстра упала на пол, осколки разлетелись во все стороны. Вик переоделся – теперь на нём был чёрный свитер с горлом, но джинсы и кеды всё те же. Тёмные волосы зачёсаны назад, слегка растрёпанные на висках.
Ещё несколько минут – и его не будет. Внутри меня росла дрожь, и хотя я сегодня ничего не ел, тошнота так и накатывала, я не сдержался и меня вырвало желудочным соком. Потекли слёзы, я не пытался их смахнуть или вытереть.
– Что, и всё? Вот так просто, Вик?
Он не отвечал. Сосредоточился на проверке узлов, дёргает верёвку в разные стороны. Проверив, приносит своё «завещание» – порванный лист бумаги с текстом на нём – демонстрирует его мне и кладёт на стол, поверх своего ноутбука. У Вика рука в крови, но ему похуй, мне похуй, меня разрывают спазмы и всхлипы, желудочный сок противно обжигает горло.
Вик ходит аккуратно, чтобы не вляпаться в мои проблёвы. Наконец он перестаёт метаться и останавливается напротив меня. Я поднимаю глаза, слёзы всё так же текут, он протягивает мне руки, я пытаюсь встать, не могу, он тянет меня с такой силой, будто я ничто, будто я ничего не вешу. Он обнимает меня, а я не могу пошевелиться, не могу так же крепко обнять его, руки болтаются как поломанные ветки, я сам как поломанная ветка, волокнами наружу.
Вены на шее вздулись и пульсируют, воздуха не хватает, одышка, кислородное голодание, Вик отпускает меня и встаёт на стул. Накидывает петлю, затягивает. Ловит мой взгляд, подмигивает, улыбается, не разжимая губ, кивает на дверь. Слабость усиливается, меня трясёт, мотает из стороны в сторону, я спотыкаюсь, задеваю угол дивана, падаю, выползаю из комнаты, прикрывая дверь.
Голова кружится, щипаю себя, чтобы оставаться в сознании, глаза закрываются, что, блядь, коридор, коврик, крупицы грязи с улицы, странный узор, мягкий ворс, тёплый мягкий ворсистый коврик, нужно будет прибраться, слишком светло, здесь СЛИШКОМ светло, пахнет пылью, пахнет дождём, дождём, пылью и влагой, сыростью. Спрыгни сам, не заставляй меня бить, не заставляй меня вышибать этот массивный стул. Просто оступись, несчастный случай, не самый лучший день и метод, узор на пальцах практически не виден, они меня не найдут, они меня не заподозрят, я сброшу старую кожу, вставлю цветные линзы, ползи и извивайся как змея, как безвольное говно, никаких «нет», никаких «не надо» не было сказано, а зачем, мы каждую секунду делаем выбор, Вик выбрал, шансы и прогнозы ничего не значили – пустые цифры, я не смог разгадать этот код, я в порядке, Вик, я в полном дерьме.
И вытаскивал его из петли не я.
Звонил телефон. Я в полусне шарил по карманам, хотя обычно я всегда знаю, в каком кармане он лежит. Звонил не мой телефон.
Я перевернулся с живота на спину, попытался встать, не получилось, сел, челюсть болела как после хорошей драки. Телефон продолжал звонить, я мотал головой из стороны в сторону, чтобы хоть как–то вернуться в реальность этой квартиры. Не могу встать. Опираясь на руки и колени, ползу в комнату, в которой Вик..он лежит на полу, не двигается, петля на шее. Что.. Крюк вырван из потолка. Я подползаю ближе, пахнет дерьмом, но я не придаю этому значения, Вик лежит лицом вниз, толкаю его рукой в бок, чего я ожидал – непонятно, у него всё получилось, у него всё получилось, а как же, о чём он думал, я с размаху бью его под рёбра, ещё и ещё, рукой, ногой, ёбаный мудак, какого хуя, у тебя всё получилось, уже реву я, сидя в собственной моче, зеркало напротив не искажает моего лица, потому что лица уже нет.
На хуй, появились силы, встаю, забираю свои вещи, на улице уже темно, иду на балкон – второй этаж, будет легко и просто, согнуть ноги, чтобы мягче приземлиться, закрываю балконную дверь, когда начинают звонить во входную. Нет–нет–нет, меня никто не увидит, меня никто не найдёт, хахаха, дождь, грязно внизу, прыгаю, нет, ещё пара секунд, вот теперь прыгаю, скольжу на заднице какое–то время, поднимаюсь и бегу.
Бегу, бегу, бегу, бегу, бегу.
Осознание бежит медленнее, но оно всё равно меня нагонит, доберётся до меня и сожжёт изнутри.
Бегу, бегу, бегу, бегу, бегу.
Ливень со снегом. Неудобно бежать на непослушных ногах, несколько раз я так растягиваюсь, что яйца трещат, Кей, подруга Рэ, мне позавидовала бы, но яиц у неё нет, трещать нечему, она садится на шпагат и вытягивает руки параллельно раскинутым ногам, смеётся и поправляет волосы, милая девочка, асфальт сначала темнеет, потом заканчивается, ветки, стволы, столбы, никто меня не найдёт, никто не видел и не вспомнит.
Лужа рябит от ветра, сантиметровые волны бегут от одного края к другому. Всасываю воду, мне очень хочется пить. Никакого выраженного вкуса не чувствую, пью ещё и ещё, протираю лицо, встаю и иду домой.
Меня никто не ищет.
Party 4
– Научи меня, делать так, чтобы тебе понравилось.
Стало ещё жарче, я не представляю, как Кей чувствует себя в своей чёрной оболочке. Я тяну за шнурок корсета. Она гладит меня по голове, сжимает шею, проводит пальцами по подбородку – щетина, пальцы нежные, у неё такие наивные глаза, удивлённые и наивные, она знает, чего она хочет.
Я расшнуровываю корсет, кладу его на один из бетонных блоков. Кей затянула его так сильно, что на теле остались красные полоски – на рёбрах, под грудью, на самой груди. Кей чувствует себя беззащитной, пытается прикрыть грудь руками, смеётся невпопад и как–то совсем не сексуально. Она стесняется не меня – она уверена, что она некрасивая, не такая, какую можно полюбить и с которой можно заняться любовью.
Ты, сука, говорю я тихо, даже нежно, с какой–то любовью в голосе, ты не равна мне, я делаю одолжение, находясь с тобой здесь и сейчас. Ты охуевшая тварь, если можешь думать иначе, если даже подумаешь о том, чтобы думать. Мне не нужны твои мозги, у меня не стоит от твоих слов, от твоих интонаций и пауз, твой словарный запас беден, ты компенсируешь это яркостью эмоций, выразительный взмах рукой как подсказка, как вопль о помощи – «помоги мне, помоги, скажи сам или продолжи моё предложение». Ты, сука, – я повышаю голос, не срываясь на крик, – уже любишь меня, а что есть любовь, как не желание терпеть унижения, грязь, что это – любовь, как не осознание своего места в отношениях, своего прямого и простого как хуй предназначения – подчиняться, молчать, давать и быть благодарной. Ну, ну, открой глазки, пусть реснички просохнут, они, когда мокрые, так отвратительно слипаются. Ты, сука, – я вынужден закричать, – всё правильно понимаешь, не прикидывайся. Можешь «зачтокать» хоть всю свою ссаную жизнь, кому отвечать, как не тебе? Хочешь? Нет, ты хочешь или нет? Ну давай, давай Я тебе отвечу, – продолжаю кричать я. Тебе так удобнее, тебе всё это нравится и ты будешь продолжать, потому что если случится так, что мы перестанем, попробуй представить, кто о тебе позаботится, кто отвесит пощёчину, чтобы ты испытывала те, так сильно необходимые тебе низменные инстинкты и эмоции, ты, – я снова перехожу на ласковый шёпот и глажу её по лобку, – уродливая жирная сука.
Я знаю куски её прошлого только с её же слов, но некоторые моменты в поведении подтверждают, что если не всё, то многое именно так и было.
Кей убирает руки от груди, прижимается ко мне и целует, засасывает и чистит своим языком самые труднодоступные места. У неё большая грудь, я хочу её трогать и мять, но Кей так сильно прижалась ко мне, что я не могу просунуть руку между нашими телами. Нехотя обнимаю, провожу руками по спине вверх и вниз, хватаю за жопу, сильно, Кей чуть не откусывает мне язык. Отстраняется от меня, берёт какие—то газеты, рассыпает их у моих ног и встаёт на колени. По—простому вытирает рот рукой, слева направо.
– У меня минет никак не получается. Научишь?
– Как я могу тебя научить? Будем вместе сосать мой член?
– Да.. Ой, нет, ты просто говори, когда тебе хорошо, а когда не очень.
Она откидывает волосы с лица и ждёт. Не самое подходящее время, чтобы объяснять, что всё индивидуально, нет одинаковых членов, губ, ртов, языков, что если тебе хочется, ты найдёшь способ, найдёшь нужную глубину и скорость.
Кей не хочет сама доставать мой хуй. Я беру влажные салфетки, протираю свои руки, даю чистую салфетку Кей. Расстёгиваю ремень, пуговицу, ширинку и даю шортам упасть. Снимаю трусы.
Всё уже готово.
Кей проводит руками по моим ляжкам, ногтями впивается в задницу, улыбается, подвигается ближе, обхватывает одной рукой член и дрочит. Несколько секунд. Рассматривает его, облизывается, берёт в рот. Ничего нового, ничего необычного – она просто старается добросовестно сделать свою работу. Но у меня нет желания «учить» её. А у неё нет способностей к обучению.
Нужно повторить то, что я видел. В точности, в деталях до самой последней капельки пота. Язычок совершает три движения вниз по нёбу, чтобы четвёртым выплюнуть осколки зубов, смешанных с кровью и слюной. Нужно совершить столько «четвёртых движений», сколько потребуется, чтобы во рту не осталось кровяного желе. Собирать осколки и кровь, сплёвывать, вытирать остатки с губ. Повторить.
– Я правильно делаю?
Плохая привычка – отвлечённые разговоры во время траха.
– Да, мне хорошо.
– Я устала, хахахаха. Прости.
Тогда просто не двигайся. Я сам тебя выебу. Держи голову прямо, у тебя такие густые волосы – сплошное удовольствие, не бойся, я их не вырву, просто подержусь за них, закрою тебе уши, пробиваться к тебе сквозь слуховые каналы – бесполезная трата времени и слов, которые ты не воспринимаешь. Я подарю тебе кольцо, такое же большое и круглое, как твой рот. Я не знаю точных размеров, но это уже дело техники, дело моего отношения к тебе, гибкая девочка. Гибкая, как твоё же представление о любви.
– Тогда теперь моя очередь.
Кей ещё немного подрочила мне, подёргала мошонку, затем я попросил её лечь на бетонный блок. Что она и сделала, широко расставив ноги. Юбку и обувь она не снимала.
Теперь на колени встал я. Гладил её по животу, играл с сосками, она схватила мою руку и засунула один из пальцев себе в рот. Когда мне надоело, я освободился и засунул этот палец ей в пизду. Выбритая, но не очень гладко, некоторые волоски сильно отросли или вовсе не подвергались бритью. Я приблизился – ничем не пахнет, кажется, что снаружи кожи больше, чем нужно, но она мягкая, податливая, я легко её раздвигаю и вылизываю Кей, не вынимая палец.
«– Кей, как вы себя чувствуете? Из чего состоит ваш рацион? Выпиваете? Курите? Как вы думаете, чем обусловлены высыпания на коже слева и справа от влагалища? Какая связь с частотой и жёсткостью половых актов? Небольшие тонкие надрезы, трещинки, лопнувшие сосуды, хорошая капиллярная сеть, устойчивый, ничем не затруднённый приток крови – вам не обязательно знать мелочей, мы возьмём у вас мазки и кусочки ткани для исследований. Больно не будет, скорее неприятно. Вы не видите, что у вас внутри, и не увидите, пока не почувствуете – эрозия шейки, выпадение матки.. У вас кровь густая, как ваши волосы. У меня нет цели лишить вас желания, мы всего лишь лишим вас возможности – на какое–то время. Для вашего же здоровья».
– Я хочу твой хуй.
Поднимаюсь, отряхиваю колени, кладу ноги Кей себе на плечи и вставляю. Она сдавливает ногами мою голову; внутри её пизда намного меньше, чем казалась снаружи, Кей стонет, что я ебу не её саму, а матку. Притормаживаю.
– Нет–нет–нет, продолжай.
Я предлагаю сменить позу. На члене кровь.
– Месячные?
– Нет. До них ещё пару недель. Так, ерунда, не обращай внимания.
Разворачиваю Кей лицом к дереву, поднимаю юбку, вставляю. Она держится за дерево, стонет и всхлипывает, я держусь за её грудь – она не помещается в моей ладони, тем лучше – я больше люблю соски, перекатываю их между пальцами, мне важно само ощущение, сам факт соприкосновения соска и подушечки пальца, твёрдый, волоски на ореоле и вокруг неё, нервные окончания, мне даже не интересна твоя задница, Кей, как и сама возможность воспользоваться твоей дыркой.