Письма на небо

Пусть это будет новое название мира…

(Би-2 и Диана Арбенина)

«Мой любезный визави»… Именно так начинается большинство моих внутренних монологов.

Даже в самом глубоком и безнадёжном одиночестве мне есть с кем поговорить…

Мы так давно вместе, что я уже забыла, когда точно приключилась наша первая встреча… Зато крайне отчётливо помню торшер с выгоревше-жёлтым абажуром, под которым познакомились… Такой старый, советский на коричневой ножке с пластмассовыми хрусталиками… Боже, «пластмассовые хрусталики»! Кажется, я стремительно тупею…

Я никогда не прогоню из сердца и из памяти чувства, которые к тебе испытываю… Жгучая, как слеза ребёнка, благодарность за то, что ты смог избавить меня от… Да много от чего! И… Да-да! И, конечно, любовь. Любовь, которая может в один миг или разрушить мою жизнь до самого её основания, или с такой же непостижимой лёгкостью расставить всё по своим местам и успокоить моё мятущееся сердце.

Так давно вместе… И так далеко друг от друга. Это даже не сорок тысяч километров… Да, когда-нибудь я приду к тебе, найду тебя… Но это будет так нескоро, что понятие надежды к этому событию попросту неприложимо. Ты далеко – и всегда рядом. Поддержка, понимание и… просто разговор. Это ты – для меня. Я далеко – и всегда с тобой. Когда мне светит солнце, я дарю частичку его света тебе… Когда в лицо мне дует ветер, я посылаю тебе свежесть его прикосновений… И когда молчу – я разговариваю с тобой. Прости, что так редко молчу…

Есть много религий, теорий и сомнений, благодаря которым можно понять смысл своей и чужой жизни. Есть науки, раскладывающие поступки и слова человека по многочисленным полочкам, чтобы разобраться в мотивах. Но, зная многое о людях, не знаю, зачем тебе я… Не могу увидеть даже косвенные выгоды для тебя в наших, прости Господи, отношениях… Но знаю одно – тебе это зачем-то нужно. Это безумно радует.

Так вот… Мой любезный визави, наконец, я смогла поговорить с тобой о наших отношениях… Мне непременно полагается медаль. Например, из крышки от майонезной банки… Будь добр при встрече предоставить…

И даже если я тебя не встречу,

Мне будут нравиться твои глаза.

(Смысловые Галлюцинации)

Ученик

Где-то моя судьба

По краю ночи ходит.

Еще свободная,

Но образы заводят.

(Мара)

Учиться писать, как учатся ходить. Но не в детстве – с любопытством к освоению нового навыка. А как после болезни, когда помнишь, что мучительное, неприятное и сложное нынче было раньше естественным и простым. Что так было не всегда – не мочь составлять из фраз слова.

Речь непосредственно связана с мышлением, и коли на протяжении долгих лет голова занята всякой дискретной ерундой, письмо становится сухим, телеграфным. Много точек, мало слов. Нет чувств, движения, эмоций. Там, где цвели сады, теперь пустыня, а ты пытаешься создать оазис.

Потому что когда-то слова вели, спасали, раскрашивали жизнь в яркие краски, вдруг получится и сейчас? Где ещё-то берут эти самые краски жизни? Особенно в те периоды, когда кажется, что и жизни никакой нет и, возможно, никогда и не было. Глядишь на трамваи, рекламные вывески, по-пляжному разодетых прохожих, а видишь гравюру.

В палитре только два цвета: белый и чёрный. И устав кидаться из одной крайности в другую, начинаешь смешивать. И видеть красоту в переливах серого. В цвете, что меняется неуловимо, как лицо от улыбки – вроде, всё то же самое, ан нет, отблеск сильнее пустоты. И это знание добавляет красок в палитру. Золото солнечного света. Густая кофейная коричнева. Сине-зелёные плески воды. Едва отличимая от белизны кожа. Рыжина кошки. Смарагдовая зелень листвы. Жёлто-красные трамваи. Салатово-зелёные автобусы. Алый неон вывесок. Берлинская лазурь ночного неба. Нежно-розовый шиповник. И – неужели?! – лавандово-розовые губы с апельсиновым налётом апероля.

Мир кружится перед глазами безумной радугой. Думаешь, как жил-то без этого? Будто и не жил никогда, так далеки цветные воспоминания. С детской доверчивостью и с жаждой приговорённого к смерти бросаешься в этот круговорот. Ещё больше дней, ночей, звуков, прикосновений, пока «никто не видит». Откуда этот страх, что придут и заберут? Или что само закончится? Выйдет лимит, отпущенный безразличными и такими разными каждое мгновение небесами?..

Но оно и не думает заканчиваться. Колесо пресловутой сансары крутится всё быстрее, всё глубже погружаешься в эту разноцветную, прекрасную жизнь. Никто не приходит, не забирает, не запрещает. Теперь ты настолько взрослый, что это, скорее, твоя прерогатива. Но точно не твоё амплуа. И даже те, кому доверился и доверяешь, не спешат жечь мосты, или, что хуже, творить подлянки исподтишка. Удивительно ощущение. Так не бывает, думаешь и продолжаешь с наслаждением.

Только в какой-то момент останавливаешься. Сам. В одиночестве. В паузе. Отдельно от окружающего мира. Без недоверия. Без страха. И даже без дурацких ожиданий – они остались на той палитре с двумя цветами. Оглядываешься вокруг. Нет смысла. Ни в тебе. Ни в мире. Ни в том, что делаешь, ни в том, что собираешься сделать.

И понимаешь, что раньше, пока не вспомнил, как писать, как раскрашивать мир словами и делами, из такой позиции, как минимум, приуныл бы. Но сейчас над всем разлит какой-то невероятно мягкий и естественный свет, что наличие смысла кажется дополнительным и исключительно сиюминутным украшением бытия. Нету его, и пёс бы с ним. Понадобится, напишем или нарисуем новый. Иначе, спрашивается, для чего человеку созидательная воля?

Не удержать, не погасить, не разрушить,

Кажется, я нашла все, что мне нужно.

(Fleur)

День, которого не было

Всё, что в прошлое одето,

Не умею и не буду…

Если вспомнишь рядом где-то,

Забери меня отсюда…

(Би-2 и Диана Арбенина)

Капли медленно скатываются вниз по стеклу. Потом на мгновение замирают прежде, чем упасть в объятия гравитации и…

кап…

кап…

кап…

Так похоже на слёзы.

Интересно, почему в этот день всегда отвратительная, просто таки мерзопакостная погода? По крайней мере, за последние три года ни разу не было тепло – это точно.

Три года прошло… А кажется, что было совсем в другой жизни. Тогда казалась себе старой, больной и никчёмной.

Жизнь кончилась, свет в конце тоннеля благополучно потух и вновь засверкать не собирался. Но вот, прошло около трёх лет – и сейчас на балконе курит совершенно другой человек. За эти годы она успела развестись, отдать ребёнка в школу, сменить несколько одинаково безнадёжных работ, найти новую, дописать книгу… И ещё много чего – по мелочи. Но главное – никто и никогда больше не смог доказать ей, что никчёмна.

Истлевшая до фильтра сигарета настойчиво зовёт в дом, но… Что за манера такая идиотская: размышлять исключительно на свежем воздухе? Это ладно сейчас – всё-таки июнь на дворе, а зимой каково? Однако ж, не в Африке служим! Прикурила новую сигарету и опять уставилась на капли дождя на стекле…

кап…

кап…

От прошлой жизни вообще мало что осталось. Пара друзей – не из прошлой даже, из позапрошлой жизни, из далёкого и наивного школярства. Старая до почтенной ветхости колода карт – рождённая из одиночества и любимых книг как будто специально для жульничества в «дурака». И этот вечно пасмурный день – он тоже родом из прошлого, когда, скрывая свои мысли от других, называла его «День, которого не было». Сейчас у него другое название – dead line, время для подведения итогов. Теперь не надо ничего ни от кого скрывать. Теперь вся жизнь впереди. И можно наконец сознаться себе, что дождь 10 июня пахнет кофе с корицей…

кап…

Берег встретит героя.

Берег встретит врага.