Восточный вал

– Лично я буду просить рейхсфюрера Гиммлера о создании именно такого гарнизона, – простил ему пораженческие настроения фон Риттер. – И к формированию его следует приступать немедленно, я вас спрашиваю, идиоты! – неожиданно взорвался он хриплым басом. И тут же потребовал от Ланкена вывести его на поверхность.

…Бетонно-каменные ворота отошли в сторону, а из глубины тоннеля появился автомобильный трап. Спущенный на плато, он позволил водителю генеральского «опеля» въехать в «СС-Франконию» таким образом, что на поверхности не осталось никаких следов.

– Каждого, кто попытается приблизиться к этой стене, расстреливать на месте! – вновь взорвался барон фон Риттер жестяным лязгом слов. – Всякого, кто хотя бы случайно бросит взгляд в сторону этой стены – расстреливать на месте! Даже если это будет солдат гарнизона вашего дота, роттенфюрер Герт, – расстреливать на месте! Ибо такова воля Германии!

– Яволь, господин бригаденфюрер СС, – «отстреливался» все более верноподданническими заверениями роттенфюрер. – Расстреливать буду лично. Во исполнение вашего приказа.

– Причем исполнять его вы обязаны благоговейно, – саркастически объяснил ему адъютант фон Риттера.

– Так точно, благоговейно, – подтвердил роттенфюрер, смерив при этом гауптштурмфюрера таким взглядом, словно готов был использовать свое право на «благоговейность» прямо сейчас.

Из солдат гарнизона о валуне, рычаге и об этом входе в «Регенвурмлагерь» обязан был знать только он один, комендант дота «Вилли-5», ефрейтор войск СС Герт. Но и он обязан был знать о нем только то, что обязан.

А еще он должен был помнить, что любое связанное с этим объектом любопытство – самоубийственно.

– Ибо такова воля Германии! – вновь поучительно поднял вверх указательный палец комендант подземной «СС-Франконии». Фуражка его так и осталась в машине, поскольку барон терпеть не мог, когда его голова оказывалась покрытой. И сейчас, стоя у черного зева тоннеля, он напоминал обмундированного буддистского монаха, которого через несколько минут должны будут замуровать в его отшельнической пещере. – И пусть никто не сомневается, что воля Германии – именно такова!

6

У дота, который прикрывал переход к центральной штольне, коменданта встретили офицер СС и фельдфебель вермахта.

– Господин бригаденфюрер СС, позвольте представиться: гауптштурмфюрер СС Штубер, назначенный по приказу обергруппенфюрера СС Кальтенбруннера начальником отдела СД и службы внутренней безопасности «Регенвурмлагеря».

– А вот наконец и вы барон, – хрипловато обрадовался ему комендант. – Что-то долговато добирались до наших катакомб.

– Назначен был давно, однако прибыть в «Регенвурмлагер» приказано было сегодня, – спокойно объяснил Штубер.

Фон Риттеру уже давно было известно об этом назначении. Как знал он и то, что длительное время барон фон Штубер, вместе со своим антипартизанским диверсионным отрядом «Рыцари рейха», служил на Украине, где прославился своей храбростью и знанием психологии русского солдата.

– Очевидно, сами напросились на службу к нам, а, барон?

– Терпеть не могу подземелий.

– Приходилось бывать в них? – удивился фон Риттер. – Где это вас угораздило?

– Не бывать, а штурмовать. На Украине, еще в сорок первом, Могилёвско-Ямпольский укрепрайон по Днестру, осколок бывшей «Сталинской линии».

– «Сталинской», значит, – кивнул фон Риттер, о такой линии он действительно слышал. – Но ведь утверждали, что русские сами взорвали ее, еще до начала войны.

– Эту часть оставили.

– Странно. И что же она собой представляла?

– Систему мощных двухъярусных дотов, каждый из которых был оснащен двумя орудиями и тремя пулеметами, а также имел свой колодец, электродвижок, химическую защиту и все прочее, полагающееся при длительной обороне в окружении противника.

– А подземные ходы сообщений, соединяющие дот с дотом?

– Не предусматривались. К счастью тех, кто их штурмовал. Даже надежной полевой системы обороны этот укреп– район не имел

Комендант «Регенвурмлагеря» скептически передернул щекой и презрительно процедил:

– Ну что вы хотите: русские. Каждый дот в отдельности, без ходов сообщения и без окопов прикрытия. Русские и в этом поленились. И как долго продержался этот укрепрайон?

– На вторые сутки гарнизоны большинства дотов сдались. Только один сражался недели две, остатки его гарнизона пришлось замуровать живьем: чтобы не терять своих солдат и продемонстрировать силу мести.

– Правильное решение, – признал фон Риттер, немного поколебавшись. – Хотя коменданту этого дота, учитывая его исключительное мужество, можно было бы предложить почетный плен.

– Именно это я ему и предлагал. И даже офицерский чин в войсках вермахта.

– Но он предпочел смерть…

– Нет, ему удалось спастись. Пробиться через стенку нижнего яруса дота в карстовую пещеру и выбраться на поверхность километра за три от дота. Затем он возглавил партизанскую группу и противостоял моим «рыцарям рейха», или как мы еще называли себя в Украине, – «рыцарям Черного леса». Это лейтенант Громов, в Украине он был известен в основном под кличкой «Беркут», по кодовому наименованию дота, в котором держал оборону.

Фон Риттер уважительно помолчал. Штубер не был близко знаком с этим человеком и не знал, что барон фон Риттер обожал всевозможные военно-армейские истории и буквально коллекционировал их.

– Хотите сказать, Штубер, что он до сих пор жив?

– Вполне допускаю. Он был пленен, однако по дороге в Германию бежал из эшелона где-то на территории Польши. По некоторым донесениям, человек с его диверсионно-партизанским почерком все еще находится в Польше, то есть где-то недалеко отсюда.

– Будет время, обязательно расскажете о нем поподробнее, фон Штубер. Люблю выслушивать такие истории по вечерам, за рюмкой коньяку, сидя у камина.

– Если бы вы позволили мне прихватить с собой десяток парней и на несколько дней отлучиться, я, возможно, даже привез бы вам Беркута в живом виде. Тогда у нас было бы много вечеров у камина, поскольку историй из его похождений хватило бы надолго. Тем более что Беркут отменно владеет германским.

– Почему же тогда вы допустили, чтобы такого парня везли в Германию в общем, грузовом вагоне, со стадом других заключенных?

Этого вопроса Штубер всегда опасался. Он действительно прозевал Беркута, это была его, и только его, вина. Хотя Штубер и боялся признаться себе в этом.

– Слишком поздно узнал, что он в плену, – ответил он, поморщившись и пожевывая нижнюю губу. – Слишком поздно удалось установить, что один из захваченных в плен партизан действительно является Беркутом, поскольку существовал еще и партизан, который выдавал себя за Беркута, купаясь в лучах его славы, и даже немного был похож на него. Но это уже другая история, для другого вечера у камина.

– И ее тоже послушаем, – оценивающим взглядом окинул бригаденфюрер СС крепкую, мускулистую фигуру этого смуглолицего полуарийца.

Барон фон Риттер уже отметил про себя, что парень этот, с широкими, слегка обвисающими, как у самого Скорцени, плечами, действительно способен производить впечатление. Во всяком случае, от него веяло безудержной какой-то силой и внутренней уверенностью в своем призвании и в своей судьбе.

– Я так понимаю, что долго вы у нас, барон, не задержитесь, – с легкой досадой проговорил фон Риттер. – Не думаю, чтобы Скорцени отказался от помощи таких гренадеров, как вы и ваш фельдфебель.

– Фельдфебель Зебольд, именуемый у нас «Вечным Фельдфебелем».

– «Вечный Фельдфебель», говорите? Понятно. Кстати, мне сказали, что вместе с вами прибыло еще два десятка ваших «вечных фельдфебелей».

– Так оно и есть. Только мы называем их «фридентальскими коршунами». Вечный Фельдфебель у нас один, и он – перед вами.

– Что намереваетесь делать прежде всего?

– Нам приказано наладить внутреннюю службу безопасности «СС-Франконии», создать здесь полноценное отделение СД и совместно с подразделениями дивизии «Мертвая голова» провести несколько рейдов по окрестным лесам и селам.

– В Берлине нам сказали, что вы привезли с собой и какого-то славянина-скульптора, – вмешался в их разговор адъютант коменданта. – Это действительно так?

– Он ожидает нашего решения в аэродромной машине, которая доставила нас сюда. Причем это не просто скульп-тор, а специалист по скульптурным «Распятиям». Выдающийся специалист по «распятиям», которого мы сами в свое время распинали.