– Не напоминайте мне в очередной раз, кто вы! Я пытаюсь восхититься вами, а вы меня постоянно разочаровываете. Предупреждаю, что это чревато всякими неприятностями. Лучше уж старайтесь очаровывать. Вам известен был хоть кто-либо из этого десятка таинственных пассажиров?
– Никто. Когда они садились в субмарину, лица их были скрыты под марлевыми медицинскими масками, ну, как у хирургов. Из отсека они выходили крайне редко, а если и выходили, то обязательно в маске и общались только со мной.
– Командир этой команды находился на вашем судне?
– На моем. Наверное, потому что я был назначен командиром отряда субмарин. Но и мне он тоже не представился. К тому же мне было приказано не проявлять к пассажирам никакого интереса.
– Тогда еще один вопрос, последний с моей стороны, – вмешался в ход их беседы коммодор. – Эти пассажиры были в армейской форме?
– В черной форме войск СС, но без знаков различия. На полушубках тоже никаких знаков различия.
– Но вы кадровый военный и способны определить, все ли они являлись офицерами или же среди них было несколько гражданских лиц, скажем, людей, похожих на настоящих врачей, или больше смахивающих на школьных учителей, нежели на офицеров?
– И ведь как-то же они обращались друг к другу во время плавания и перехода к пещере, – подсказывал ему ход размышлений полковник.
– Мне понятен ваш вопрос, – задумчиво кивал обер-лейтенант. – Могу утверждать, что двое из этой группы – командир всей команды и старший той части ее, что находилась на борту субмарины «U-437» Хайнца Ридера, несомненно, были военными: выправка, походка, словом, прусская офицерская школа. На остальных военную форму надела война, но они так и не привыкли к ней.
– А ты мне все больше нравишься, парень, – чуть ли не похлопал его Ричмонд по плечу. – Если не будешь противиться судьбе, я могу сделать из тебя первоклассного разведчика или диверсанта. Как этот ваш, который со шрамами на роже…
– Это вы о Скорцени? – внутренне оскорбился обер-лейтенант.
– Да нет, я уважаю этого парня, – понял свою оплошность полковник. – Говорят даже, что он уже дал согласие работать на нашу разведку против русских. Кстати, нам известно, что это под его руководством создавалась в Антарктиде мощная военная база рейха, которая проходит под кодовым названием «База-211», и на которую вы, обер-лейтенант, только что доставили людей и грузы.
Командир субмарины непонимающе уставился на полковника.
– Станете утверждать, что никогда не слышали об антарктической «Базе-211»?
– Мне сказали, что в Антарктиде работает какая-то наша станция. Наверное, секретная. Может, ее называют так, как называете вы, – «База-211», но мне об этом абсолютно ничего не известно. Почти все время перед рейдом в Антарктиду я проводил в море. Переходы, бои; я преследовал, меня преследовали и атаковали. К тому же командиром субмарины меня назначили только в ноябре сорок четвертого, до этого времени я был обычным флотским лейтенантом.
Беседа продолжалась еще несколько минут, однако коммодор Брэд уже потерял к ней всякий интерес. Процесс вербовки германского офицера в американскую разведку его не интересовал. И в допросе командира арьергардной субмарины Хайнца Ридера он тоже почти не участвовал. Довольствовался лишь констатацией того, что в общих чертах его показания полностью совпадали с показаниями Отто Фехтера с той только разницей, что Ридер не мог точно указать место на карте, где они высаживали людей, и не знал, что эта местность называется «Оазисом Ширмахера». Но объяснял: у него не было карты Антарктиды, как у Фехтера, и действовал он по приказам своего командира, не вникая в подробности всей этой странной операции.
* * *
– Насколько я понимаю, вы, сэр, в отличие от меня, результатами допросов довольны, – мрачновато произнес полковник, когда они возвращались на борт торпедного крейсера «Томагавк».
– Можно сказать так: они дали мне значительно больше, нежели я мог ожидать. Ради этого стоило сутки напролет проводить в губительных фолклендских туманах. Для меня важно, что есть неоспоримое доказательство высадки людей и грузов на берег Антарктиды, а это, в свою очередь, подтверждает существование там германской военной базы.
– Это оспаривать трудно, сэр.
– А зачем его оспаривать. Кому это нужно? Признайтесь-ка, вам хотелось когда-нибудь побывать в Антарктиде, полковник, хотелось, чтобы ваши потомки называли вас среди исследователей этого континента, наряду с Амундсеном, Скоттом?..
– …И адмиралом Брэдом?
– А что, – горделиво повел плечами коммодор, – возможно, и наряду с адмиралом Брэдом. Если только меня повысят в чине.
– Не стану лгать, сэр. Не хотелось. Просто не приходило ничего подобного в голову.
– В таком случае вам не о чем будет сожалеть, если вы так никогда и не попадете в Антарктику, – философски заключил коммодор. – Сожалеть буду я – что на борту флагманского судна не окажется столь многоопытного разведчика и столь трезвого аналитика, как полковник Ричмонд.
– Ну, если вы, сэр, всерьез решитесь повести эскадру к берегам Антарктиды, я не прочь буду возглавить ее службу безопасности и представлять на ней ее величество американскую разведку.
– Вот видите, – рассмеялся коммодор, ступая на трап крейсера «Томагавк», – мне удалось завербовать вас значительно быстрее, нежели вам – этого измученного океаном германского обер-лейтенанта.
– Может, только потому, что я – не германец?
– Не думаю. Все дело в выборе цели. Впрочем, для начала, вы должны стать моим союзником, а значит, всячески подтверждать мои доводы в пользу создания такой, Полярной, эскадры, а также всячески убеждать в важности антарктического рейда свое непосредственное руководство.
– Считайте, что группа антарктических заговорщиков уже создана, сэр, – заверил его полковник Ричмонд.
3
Ноябрь 1946 года. Атлантический океан
Полярная эскадра адмирала Брэда.
Борт флагманского авианосца «Флорида»
Прошло уже более часа, как эскадра повернула строго на юг и, вторгаясь в море Скоша, устремилась к предполярной 60 й широте, к Южно-Шетландскому архипелагу.
С каждой милей ветер усиливался, и теперь уже не оставалось сомнений, что это прорывается матросами всех парусников мира воспетый и проклятый «Дрейк-Убийца» – дьявольское порождение Огненной Земли и леденящего душу пролива Дрейка.
Слева по борту из серого поднебесья угрожающе зарождался огромный айсберг, вершина которого напоминала изуродованную глубинными бомбами рубку субмарины, а передняя часть – развороченную торпедой корабельную корму. Это было внушительное зрелище, заставлявшее задуматься над бренностью человеческого бытия и преклониться пред холодной вечностью космоса.
– А ведь и в самом деле выглядит такой «ледоносец» более чем впечатляюще, – заметил кэптен, перехватив застывший взгляд адмирала.
– Выглядит – да, впечатляюще, – задумчиво признал Брэд, вкладывая, однако, в свои слова какой-то особый смысл.
– Это правда, сэр, что во время войны в инженерных головах выбродила идея сотворять из айсбергов боевые суда?
– Прежде всего, их собирались использовать в роли авианосцев, которые могли бы действовать в северных широтах.
– Этих вот – в роли авианосцев?!
– Естественно, поверхность такого ледового авианосца еще надлежало превращать в посадочную палубу; в корму планировалось вмораживать специальный двигатель, в ледяных башнях устанавливать зенитно-артиллерийские батареи, а в глубинах – оборудовать командирскую рубку и пункт управления. Однако затраты могли бы оправдывать себя, тем более что они были бы мизерными по сравнению с теми, которые приходились на создание авианосцев, подобных вашей «Флориде».
– Зато нам выпало служить на судне, достойном увековечения! – полуоскорбленно напомнил адмиралу Вордан. – Не то, что эта, – ткнул он сигарой в сторону айсберга, – бездушная ледяная баржа.
– После того, – невозмутимо продолжил Роберт Брэд, – как весной 1942 года Черчиллю доложили, что массированная торпедно-авиационная и орудийная атака на один из таких айсбергов в Гренландском море, севернее острова Ян-Майена, не потопила его, а всего лишь деформирована «борта» и повредила «палубу», премьер понял: авиация и флот королевства могут получить мощную, непотопляемую эскадру. Известно, что эта идея стала предметом обсуждения на встрече Черчилля с командующим «Объединенных операций» вооруженных сил лордом Луи Маунтбаттеном, ведающим, кроме всего прочего, еще и вопросами вооружения. У нас, в США, тоже была создана группа разработчиков ледовых авианосцев, в которую меня пригласили в качестве эксперта по обустройству быта команд подобных судов. В связи с этим, я присутствовал при обсуждении данного вопроса на конференции союзников, проходившей в Квебеке.
– Что-то я не припоминаю, чтобы во флоте союзников появился хотя бы один такой авианосец.
– Появился. В Канаде. Испытательный авианосец «Аввакум». Вот только создан был этот айсберг-авианосец из… искусственного льда. Точнее, из специальных ледяных блоков, в которые встраивались холодильные установки, предотвращающие таяние авианосца в более теплых морях, нежели Гренландское или море Баффина.
– Вот как?! – удивленно повел подбородком кэптен. – Искусственный айсберг? Что-то новое.
– В штабах союзников к этому новшеству тоже поначалу отнеслись с недоверием. Тогда некий английский инженер-полярник Джефри Пайк предложил создавать корабельные блоки из смеси замороженной воды и целлюлозы. Новый материал, несомненно, был устойчивее и значительно прочнее обычного льда. Но когда в сорок третьем канадцы построили на своем озере Патриция первый и единственный ледяной, причем довольно небольшой, всего чуть более восемнадцати метров в длину, корабль «Аввакум» – с деревянным каркасом, наполненным этим «пайкритом», то поняли: инженер предложил им слишком дорогое и не очень пригодное для войны, а тем более – для жизни команды, «удовольствие».
– В таком случае, стоило бы вернуться к идее природных кораблей-айсбергов. Взгляните на этого «красавца», какой линкор, какой «Титаник» способен устоять против него? Интересно, знают ли о его появлении в этом районе в офисе Международного ледового патруля?