Батарея

Только теперь бригадефюрер вновь опустился на свое место за столом и очумело уставился на командира штаб-яхты. Он решительно ничего не понимал.

– Но вы так и не ответили на мой вопрос, Литкопф.

– Не ответил, зато высказал все, что знал и что имел право сказать, – вежливо склонил голову капитан-лейтенант. – Разрешите идти, господин бригадефюрер СС?

3

Уже намереваясь выйти из кабинета полковника Бекетова, комбат все же решился спросить:

– Если так, ради интереса и сугубо между нами… Кто доносил на меня с плацдарма у поселка Пардина? Откуда у вас такие подробности?..

– Поскольку этот человек уже умер в камере сигуранцы после первого же допроса от сердечного приступа, то могу сказать: эти сведения получены от известного тебе священника, отца Антония, из пардинского храма.

– Неужели от румынского священника?! Никогда бы не догадался. Вот уж, действительно, неисповедимы помыслы твои, Господи!

– И не то чтобы доносил на тебя, а просто информировал, поскольку относился к тебе очень уважительно. Прежде всего в благодарность за гуманное отношение к прихожанам, которые спасались в его храме. Ну а завербовали его в свое время измаильские чекисты. Произошло это сравнительно недавно. Свою агентурную сеть он лишь создавал, но в перспективе… Священник – личность публичная, для разведки самый раз. И за Терезию Атаманчук тебе отдельная благодарность.

– А почему вдруг «благодарность» за Терезию? – настороженно спросил Гродов, пытаясь уловить в голосе и поведении полковника некий подвох.

– За то, что спас ее от сигуранцы. Священник исполнял обязанности резидента всего Восточно-Румынского Придунавья, и то, что он свел тебя с Терезией, было его непростительной ошибкой, ведь она оставалась его надежным агентом.

– То есть к моменту моего знакомства с Терезией она уже была завербована нашей разведкой?! – не сумел комбат скрыть своего изумления.

– Мало того, дом «Атаманши» – как мы ее называем – обладал специально оборудованным подземельем и запасным подземным ходом, поскольку служил явочной квартирой для наших разведчиков – как «легалов», так и «нелегалов».

Не зная, как выразить свое удивление словесно, Гродов отрешенно покачал головой и вновь уставился на полковника, не веря, что на этом поток сюрпризов иссяк.

– Вот уж действительно: пути Господни… – задумчиво пробормотал он. – Но тогда возникает вопрос: почему священник свел меня с Терезией? О моем отношении к контрразведке поп вряд ли догадывался, меня ему никто не представлял. Разве что сказалось отсутствие у него специальной разведывательной подготовки?

– Сказалась его сентиментальность. Подселить к ней в дом тебя, красавца, попросила сама молодая вдова Терезия. Увидела, запал в душу… Оба решили, что, поскольку речь идет не о разведчике – об обычном армейском офицере, то можно рискнуть. Так и решились, хотя не должны были. А ведь наша разведка возлагала на «Атаманшу» большие надежды как на будущую радистку и вообще помощницу отца Антония.

– Так получается, что Терезия была радисткой?! Никогда в это не поверю!

– Ну, работе на рации Атаманчук еще только следовало обучить. Предполагалось, что наставлять ее наш радист станет то ли прямо там, поскольку рация будет храниться в ее подземелье, то ли уже на советском берегу, если удастся организовать ее поездку к «тяжело заболевшей» родной сестре в Измаил. Теперь вот выяснилось, что готовить придется здесь, на советском… И пребывает твоя Терезия в ведении армейской разведки. Думаю, со временем сможете увидеться.

– Но жандарм, надеюсь, агентом нашим не был? – не без иронии поинтересовался капитан.

– Жандарм спасал Терезию из сочувствия к ней и к тебе. Что тут непонятного? Тем более что в юности он был влюблен в эту красавицу-казачку.

– Если был влюблен, версия о сочувствии отпадает.

– А где сейчас находится сама Валерия Лозовская, спросить не желаешь?

Дмитрий явственно уловил в голосе полковника некий укор, и это показалось ему странным. Речь шла не о том, что после разговора о Терезии вопрос оказался явно некстати и прозвучал как бы в упрек его донжуанству. Комбата интриговало сейчас не это. Он вполне мог предвидеть, что следующим окажется вопрос о пленном оберштурмфюрере фон Фрайте. Однако задавать его должен был он, Гродов. Но в таком случае им уже не миновать было бы разговора о предательстве Валерии, о котором поведал этот пленный офицер. Причем трудно предположить, что он мог врать.

– Валерия – это особый случай… – попробовал оправдаться Гродов, делая вид, будто речь идет о сугубо личных отношениях с этой женщиной.

И не удивился, когда Бекетов дал понять, что в тонкие материи его отношений с женщинами вникать не станет. Уже хотя бы из мужской солидарности. Разговор должен идти о переметнувшейся в стан врага Валерии, точнее, о том, как этот агент румынской разведки и абвера сумела втереться в доверие советской военной разведки.

– Кстати, по имеющимся сведениям, штабная яхта «Дакия», на которой Валерия сейчас находится, ушла из румынского Галаца в сторону Измаила. Существует предположение, что вскоре она вообще покинет Килийское русло и уйдет в сторону Днестра. Водоизмещение этой яхты вполне позволит ей подняться по реке, причалить к одному из островков между Тирасполем и Бендерами, от которых рукой подать до Кишинева, и тщательно замаскироваться там.

– Однако все эти города только недавно захвачены румынами. Что в них понадобилось бригадефюреру фон Гравсу?

– Да, захвачены, и понятно, что носительница всевозможных аристократических кровей и титулов баронесса фон Лозицки встретила эту весть с неподдельным ликованием. Будем надеяться, что она основательно закрепится на борту яхты, давно превращенной бригадефюрером в плавучий штаб «СД-Валахии».

– Но я спросил…

– Помню, помню. Дело в том, что Бессарабия, административным центром которой остается Кишинев, и Транснистрия, с центром в Тирасполе, входят теперь в сферу ответственности управления службы безопасности СС в Румынии. К смельчакам, как и к спартанцам, фон Гравс никогда не принадлежал, и понятно, что он нигде не может чувствовать себя настолько защищенно и комфортно, как в своей командной каюте «Дакия», бывшей фюрер-яхте. Добравшись до Тирасполя, – приблизился Бекетов к огромной настенной карте, – он, как видишь, сразу же окажется в сердце двух «освобожденных», но еще изобилующих очагами сопротивления территорий. И хотя место стоянки яхты уже находится в глубоком тылу, при взгляде из Берлина бригадефюрер будет казаться храбрецом, по существу, «подчищающим» со своими людьми румыно-германскую прифронтовую зону.

– И какова же роль во всей этой суете Валерии Лозовской? Кто она: наш агент или, наоборот, агент абвера, который сумел уйти от нас? И потом, я знаю, что через пограничную реку ее переправляли не одну. Но почему не в сопровождении кого-то из наших, опытных и проверенных?..

Бекетов прошелся по кабинету, вновь несколько мгновений постоял у карты и только тогда, вернувшись к столу, проговорил.

– Ты не должен задавать такие вопросы, капитан, а я не имею права на них отвечать. Но я понимаю, насколько это важно для тебя – знать, с кем же ты все-таки имел дело; как понимаю и то, что в данном случае срабатывают еще и сугубо личные причины.

– Срабатывают, вы правы.

– Одну, не используя втемную бывшего белого поручика Петра Крамольникова, отправлять Валерию на румынский берег мы вряд ли решились бы. Понятно, что он должен был служить ей прикрытием, поскольку сценарий операции замышлялся не таким, каким он получился. Но госпожа-товарищ Лозовская, она же – фон Лозицки, или Лозецки, и она же – по родовому титулу и по агентурному псевдониму Баронесса, выстроила события по-своему собственному видению. Наша аристократка решила избавляться от всех, кто обязан был сопровождать или окружать ее. В принципе в агентурной практике такое – когда обстоятельства диктуют совершенно иные решения, нежели предусматривалось планом операции, – случается довольно часто. Вопрос в том, как она поведет себя дальше.

– Значит, сведения, полученные от пленного, не убеждают вас в том, что она…

– Пленного допрашивали вы, а не я, – резко осадил комбата Бекетов. – Увы, до меня его не довезли. «При попытке к бегству», видите ли. Причем не исключено, что вам этого старшего лейтенанта СС элементарно подставили.

Они встретились взглядами и… помолчали. «А ведь он даже не потребовал от меня подробного изложения всего того, что мне удалось выудить у эсэсовца во время допроса, – заметил про себя комбат. – Разве что опасается, что у стен его кабинета уже появились „уши“».

– Вот теперь ты знаешь все, – неожиданно прекратил этот разговор Бекетов. – А посему отправляйся в штаб за медалью и помни, что на батарее заждались своего командира. Заново обучайтесь окапываться, засекать ориентиры, отрабатывать ведение огня… Теперь твой боевой опыт может очень пригодиться нашим канонирам.

– На батарею – так на батарею, – неохотно как-то отреагировал Гродов.

– Хочешь сказать, что тесновато теперь тебе станет на береговой стационарной?.. Не томи душу, скоро мы все здесь будем чувствовать себя как на огромной батарее, выдвинутой на прямую наводку.

4

Дверь каюты уже давно закрылась, а фон Гравс и адъютант еще долго и бездумно, совершенно непонимающе, смотрели друг на друга.

– Но ведь вы же не только адъютант, черт возьми, – жестко постучал указательным пальцем по столу шеф «СД-Валахии», – вы, гауптштурмфюрер, еще и сотрудник разведотдела службы безопасности СС.

– Так точно, господин бригадефюрер. Прежде всего я сотрудник разведывательно-диверсионного отдела.

– И даже «диверсионного»? Именно такие люди нам и нужны по ту сторону фронта, в России.

– Виноват, господин бригадефюрер. – Оказываться по ту сторону фронта ему явно не хотелось.

– Неужели вы ничего этого, – решительно указал фон Гравс на дверь, – не знали и даже ни о чем не догадывались?!

– Не знал, однако могу высказать некоторые предположения.

– Действительно, всего лишь предположения? – подозрительно покосился шеф «СД-Валахии» на своего адъютанта. Что-то же он все-таки знает, каналья! Чего-то явно недоговаривает.