Скитальцы океана

– Почему же тогда назначил первым штурманом?

– Чтобы держать поближе к себе. К тому же вынужден был постоянно ублажать его, ведь среди команды было немало сторонников Марра.

– С ним ясно. Кто второй? Мне показалось, что следы принадлежат юнге. Если только не женщине, – на всякий случай Рольф хохотнул, заранее предупреждая, что шутит.

Но Лорд-Висельник загадочно осклабился и столь же загадочно покачал головой.

– Значит, вам тоже так показалось?

– То есть это женщина?

– Не стану утверждать. Скорее всего, не женщина. Но и не мужчина. Он появился у нас совершенно недавно, на острове Нью-Провиденс, куда мы заходили, чтобы получить амнистию.

– И вы ее получили?

– Теперь, сэр, ее получают все, кто покаянно попросит об этом губернатора острова Нью-Провиденс, досточтимого мистера Роджерса, – виновато объяснил Лорд-Висельник. – Мы не стали исключением. В Нью-Провиденс мы вошли пиратами, а вышли из него каперами, посылая приветы судьям и палачам Англии. Так что сейчас Лорд-Висельник чист перед королем и законом, а потому сокровища, таящиеся в этих посудинах, – похлопал он рукой по бочонку, – пришлись бы ему очень кстати. Но смею предположить, что мы несколько отвлеклись, сэр.

– Нет, то, что вы сообщили, тоже важно.

– Так вот, Стив Норвуд, как зовут этого парня, появился у нас уже после объявления амнистии, за два часа до отплытия, в роли юнги. Как вы уже поняли, пробыл он на корабле всего месяц, даже чуть поменьше. Но мы почти не видели его. Если Стив и появлялся на палубе, то лишь на баке и в сопровождении капитана Рейтеля. Когда капитан прогуливался по баку, все остальные пытались не соваться туда, чтобы не мельтешить у него перед глазами: Рейтель терпеть этого не мог. А если уж он не мог чего-либо терпеть, то нетерпение его обычно завершалось ударами плети, которой он любил прогуливаться по спинам матросов, как по спинам черных рабов.

– И вы, Лорд-Висельник, терпели это? – как бы мимолетно поинтересовался Рольф.

– В отношении меня плантаторские замашки Рейтеля – кстати, сына плантатора – проявлялись не столь ярко, как в отношении других моряков. Тем не менее, поведение его было вызывающим.

– Обычно на пиратских кораблях капитанов принуждают вести себя более сдержанно.

– Так оно и происходит, сэр, когда команда дружна и когда у нее появляется вожак, способный, если это понадобится, говорить с капитаном на равных. Но, видит Бог, ни единства, ни вожака на «Нормандце» не было. Капитан словно бы умышленно подбирал весь портовый сброд, готовый идти в море за пайку сухарей, только бы не бездомничать под кабаками, где их пинал ногами любой стражник и откуда вела прямая дорога на виселицу, ибо жить они могли только воровством.

– Однако Стив Норвуд к отбросам такого сорта не принадлежал? Каким он предстал перед вами?

– Благовоспитанным, сэр. Насколько это возможно для человека, случайно оказавшегося в роли юнги на пиратском корабле. Неплохо одет, новые башмаки, короткая аккуратная стрижка. Нет, на бродягу он явно не был похож. Впрочем, поговорить с ним мне так и не пришлось: капитан опекал его куда более жестко, нежели блюл бы собственную невесту.

– Кажется, только что вы произнесли то, что боялись произносить при жизни самого капитана и в присутствии Стива Норвуда.

– Да, сэр, странное сложилось у меня впечатление по поводу этого юноши. Было несколько эпизодов. Особенно один из них – я бы сказал, подозрительно невнятный.

Так и завершив свой рассказ на этом «невнятном» эпизоде, Внебрачный Лорд, как всегда, горделиво вскинул подбородок и, поджав губы, замолчал, словно и в самом деле только что закончил речь в палате лордов, в присутствии королевы.

– Но оружием-то он хоть владеет?

– Несомненно, сэр. Пусть это не покажется вам столь же странным, как показалось нам, команде, но мы наблюдали, как он фехтовал с Марром, первым штурманом. Такие выпады, сэр, такая защита от ударов… А ведь, замечу, что Джесс Марр, при всем моем неуважении к нему, – не из худших фехтовальщиков и один из лучших абордажных бойцов команды. Он не раз доказывал это в бою.

– Нам следует учесть его умение, – задумчиво произнес Рольф.

– К этой мысли я и хотел подвести вас, милорд. Извините, «милорд» – это у меня что-то в виде такого себе «словца».

– Я это уже уловил. Вернемся к Марру.

– Так вот, когда Марр давал Норвуду уроки фехтования – а происходило это чуть ли не каждый день, – то было не совсем ясно, кто выступает в роли ученика. Единственное, что сразу же бросалось в глаза, – удар у юнги послабее. Да и сдерживать удар первого штурмана ему было неловко. Но ежедневные тренировки, сэр… И потом, знание приемов фехтования… Нет, Стив Норвуд, как подсказывают мне честь и кровь аристократа, не из припортовых бродяг. В чем вы сами очень скоро сумеете убедиться.

21

Пока они беседовали, из камбуза повеяло дымком. Потянув носами, Рольф и Внебрачный Лорд переглянулись и уважительно покачали головами.

– На кухне этот парень чувствует себя куда увереннее, нежели в окруженной акулами шлюпке, – заметил Лорд-Висельник.

– Только не пытайтесь доставать его своими замечаниями, Джеферсон. Кстати, он тоже прекрасный фехтовальщик, а главное, при любой возможности хватается за оружие. Ничего не поделаешь, есть такой тип кровожадных моряков. Поэтому в следующий раз он, не задумываясь, ударит вас не рукоятью сабли, а ножом.

– Спасибо, за предупреждение, капитан, – безропотно поблагодарил Внебрачный Лорд.

– Но дело даже не в этом. Мне бы хотелось, чтобы мы трое да еще боцман Гунн, который вскоре должен появиться здесь, составили костяк новой команды. И чтобы всякий вновь появлявшийся в ней сразу же чувствовал: костяк этот существует, а потому с заговорами и бунтами на судне не разгуляешься.

– Очень правильная мысль, сэр. Честь и кровь аристократа подсказывает мне то же самое. Если в моем поведении и обнаруживаются черты простолюдина, капитан, то это не от крови, а от постоянного общения с такими людьми, как Марр и прочий сброд. Но когда капитаном становится столь достойный аристократ, как вы, барон…

– Самое время осмотреть наш золотой «улов», – прервал его Рольф. Несмотря на уважительность, с которой он беседовал со Внебрачным Лордом, никакой уверенности в аристократическом происхождении его у капитана не прибавилось.

– Самое время, сэр. Вдвоем нам легче будет оценить и обсудить создавшееся положение.

В первом же вскрытом ими бочонке оказалось соленое свиное мясо. Бочонок был настолько старательно законопачен и покрыт воском, что морская вода еще не успела проникнуть в него. Во всяком случае, серединная часть мяса была вполне пригодна к употреблению. Убедившись в этом, Лорд-Висельник воинственно прокричал: «Теперь мы непобедимы!» и даже принялся отплясывать возле него, радуясь этой находке больше, чем если бы бочонок действительно оказался набит золотом.

– Прошу прощения, сэр, – понял он свою оплошность. – Но по природе своей, по чести и крови аристократа, я гурман. Да, сэр, изысканный гурман. И этим, как вы со временем поймете, объясняется многое. Эй, штурман Грей! Получите мясо и выложите на стол лучшие куски его.

– Но, может быть, и в остальных бочонках – то же самое? – высказал довольно безрадостное сомнение Рольф.

– Даже если ваше предположение подтвердится, это не должно повергать нас в уныние. Ибо очень скоро… Впрочем, кажется, вы говорили о том, что на острове полно всякой дичи. Зато потом, когда мы выйдем в море…

– Послушайте вы, Лорд-Висельник, – неожиданно вскипел Рольф. – Только что вы морочили мне голову рассказами о целом сокровище, которое якобы таится в трюме. Если вы лгали, первая часть вашего прозвище исчезнет, останется только вторая. Вы улавливаете ход моих мыслей, господин Лорд-Висельник? – придал он особое ударение слову «висельник».

Второй бочонок и в самом деле оказался наполненным золотыми монетами: английскими, испанскими, португальскими… Здесь было целое состояние. Еще более богатыми они ощутили себя, когда вскрыли бочонок со слитками и довольно большими самородками золота, наподобие тех, какие испанцы обычно поставляли из Вест-Индии в казну своего короля.

– Ну, теперь вы поняли, что слово Тома Джеферсона – это слово истинного лорда?

– Понемногу убеждаюсь, – сдержанно признал Рольф, не решаясь признаться, что слишком рано погорячился.

– Тем более странно, что я не вижу радости на вашем лице, капитан. Отныне все это – наше. Все, представляете?! А ведь там, в трюме, есть еще несколько бочонков.

– Вы тоже не пляшете от радости, Джеферсон. И вообще, сокровища, как утверждают знающие люди, редко когда приносят их владельцам длительную радость. Куда чаще они стоят крови и страха…

– Все это потому, что, как правило, они попадают к людям, не обладающим никакой фантазией. Те не способны ни надлежащим образом вложить свои сокровища в какое-либо доходное предприятие, ни достойно растранжирить их. Одни мгновенно впадают в беспробудный кутеж, другие, наоборот, замыкаются в себе и своей норе, и до последних дней жизни алчно дрожат над каждым шиллингом, боясь ощутить себя хоть на монетку беднее, нежели были вчера.

– Для начала нам пока еще предстоит мудро разделить эти сокровища, по справедливости.

– Еще никому в мире не удавалось разделить их «по справедливости». Какими бы огромными эти сокровища ни были. Поэтому мой вам совет, сэр: давайте немедленно переправим бочонки на остров и припрячем их, пока не вернулись Марр и Нордвуд. Если Грей сумеет придержать язык за зубами, они и знать не будут, что бочонки уже извлечены.

– Полагаете, что «справедливый» дележ следует начинать со вполне справедливого обмана?

– Сам по себе дележ, сэр, возможен только тогда, когда мы выясним, как эти люди настроены по отношению к нам, а следовательно, чего они стоят.