Батарея

– Возможно, и представили бы. Правда, предварительно повесив «за измену Родине» на центральной площади города, – холодно процедила Валерия, – причем исключительно для острастки всем прочим отщепенцам-аристократам. В Совдепии подобные меры практикуются уже давно.

– И все же признайтесь: мысли тайно вернуться в Одессу, чтобы возглавить там диверсионную группу, не возникало?

Баронесса выжидающе посмотрела на своего покровителя и, заметив пунцовые пятна по обе стороны от переносицы, верный признак яростного недовольства бригадефюрера, спокойно повела бокалом у рта, наслаждаясь его букетом.

– Вы давно должны были уяснить для себя, господин фон Кренц, что куда больше меня занимает сейчас мысль совершенно открыто, публично вернуться в свой родовой замок в предгорьях Альп.

Однако резкость ее тона никак не повлияла на ход мыслей штандартенфюрера.

– Буквально перед выходом яхты из Вилкова со мной связался начальник измаильского городского отдела сигуранцы, – словно бы не замечал он недовольства не только баронессы, но и своего шефа. – Этот подполковник основательно допросил оставленного для подпольно-диверсионной работы русского чекиста, молдаванина по национальности, и выяснил любопытную подробность. Оказывается, слух о том, что Черного Комиссара, то есть хорошо известного вам капитана Гродова, бывшего коменданта «румынского плацдарма» русских, оставили в Измаиле во главе диверсионной группы, пока что не подтверждается.

– Черного Комиссара – во главе диверсионной группы в Измаиле?! – не желала скрывать своей иронии Валерия. – Кто мог распустить подобный бред в виде правдивого слуха?

– Выявлять источники подобных слухов, вообще какой-либо народной молвы бесполезно.

– В данном случае их следует искать среди агентуры русской контрразведки, которая подобным образом порождает явную дезинформацию.

– Считаете, что ему не доверили бы руководство городским подпольем?

– Для диверсанта такого масштаба, как Гродов, это было бы слишком примитивно. Возглавить диверсионную группу в Кишиневе или в самом Бухаресте – вполне допускаю. Но, скорее всего, пока что он командует гарнизоном своего артиллерийского комплекса, расположенного к востоку от Одессы. Что, замечу, для него тоже не размах.

– Однако подробность, выуженная у диверсанта-чекиста, заключается не в этом, – осенил штандартенфюрер свое прыщеватое, с налетом синюшности лицо иезуитской улыбкой. – Оказывается, после того как Черный Комиссар отпустил взятого в плен румынского капитана Олтяну вместе с десятком его солдат, энкавэдисты всерьез заподозрили коменданта плацдарма в измене.

– Гродова?! В предательстве?! – беспечно рассмеялась баронесса, но тут же умолкла, вспомнив, скольких несгибаемых революционеров и командиров Гражданской было расстреляно коммунистами и в связи с более мелкими проступками.

– И даже порывались арестовать капитана прямо на румынском берегу. Спасло его от расправы только заступничество кого-то из чинов флотской контрразведки и командующего Дунайской военной флотилией. Кстати, инициатором ареста оказался шеф задержанного в Измаиле подпольщика-диверсанта, но рвение это стоило ему должности в НКВД и отправки на фронт.

Валерия вновь отпила вина и задумчиво посмотрела куда-то в морскую даль, в которой на самом горизонте начало проявляться нечто похожее на корабельную надстройку. Пилоты штурмовиков-юнкерсов, очевидно, тоже заметили судно, потому что две машины из трех тут же устремились к нему, чтобы если не потопить, то хотя бы заставить сменить курс.

– Жаль, что я не знала об этой угрозе для Черного Комиссара, когда наша «Дакия» находилась в Сулинском гирле и до плацдарма морских пехотинцев было рукой подать.

– Судя по всему, капитан и сам не знал этого, а, возможно, не знает и до сих пор. Ведь операция по его захвату готовилась тайно. Боялись, как бы не оказал сопротивления или не перешел на сторону румын.

– Тем более, – мечтательно произнесла баронесса, которая все еще не теряла надежды когда-нибудь вернуть себе этого мужчину. И мысленно добавила: «Я пришла в этот мир не для того, чтобы подстраиваться под его каноны, а чтобы благоустраивать его по своим собственным».

Она пока что смутно представляла, когда и каким образом это в принципе может произойти, но все еще надеялась. И в грезах своих даже видела капитана в своем родовом Альпийском замке. При этом связь с бригадефюрером фон Гравсом в расчет не принималась. Валерия принадлежала к той породе женщин, которые давно вынесли связи с мужчинами за рамки высокой чувственности и всего того, что способно именоваться моралью и любовью.

Раз и навсегда возведя секс в ранг естественной физиологической надобности, а также в средство «общения» с мужчинами и воздействия на них, баронесса точно так же раз и навсегда избавила себя от каких-либо нравственных стенаний. Все эти романтические бредни по поводу таких истинно женских моральных фетишей, как целомудренное воздержание, поиски страждущего рыцаря, сотворение мантии верности и сентиментальная преданность цветочным ухаживаниям для нее уже попросту не существовали. Даже к своему кавалергардскому красавцу Гродову она относилась теперь не как к любовному избраннику, а точно так же, как всякая породистая самка относится к выбору самца.

Она и в самом деле явилась в этот мир не для того, чтобы подстраиваться под его каноны, а чтобы подстраивать его под свое собственное видение и свои собственные амбиции.

– Господин бригадефюрер, есть связь со штабом дивизиона бронекатеров, базирующихся в Аккермане, – доложил адъютант. – Его командир, капитан второго ранга, уведомил, что дивизион поднят по тревоге для встречи «Дакийского конвоя», как называют караван в шифрограммах, исходя из названия нашей яхты. Три бронекатера, на борту одного из которых находится лоцман, направляются к проливу, соединяющему лиман с морем.

– «Дакийский конвой»? Прекрасное название.

– Я бы даже сказал: изысканное.

– Вот именно. – В штабе «СД-Валахии» ни для кого не было секретом пристрастие их шефа к изысканным агентурным кличкам и к не менее изысканным названиям всевозможных операций и акций, порой самых пустяшных. Вот и сейчас он буквально упивался историческим налетом названия своего небольшого отряда из кораблей и пикирующих бомбардировщиков. Это же надо: «Дакийский конвой»! – Велите радисту выяснить, кто первым запустил в эфир это название, – приказал фон Гравс адъютанту. – Бутылка французского шампанского ему из моих личных запасов.

19

В течение какого-то времени они сидели за столом, наслаждались букетом красного вина и морскими видами. Штурман объявил, что конвой достиг Будакского лимана, однако никакого интереса у штабистов это не вызвало: так или иначе пейзаж этой жаждущей земли, как и ее соленых водоемов, оставался неизменным. С куда большим интересом наблюдали они за проявлявшимися по правому борту очертаниями какой-то полузатонувшей, уткнувшейся носом в донный ил баржи, рядом с которой игрались дельфины. Время от времени взмывая ввысь, а затем ныряя у самых бортов судна, эти огромные рыбины давали понять: в трюмах все еще остается нечто такое, что привлекает их внимание.

– Вы заметили, господин бригадефюрер, что в этой части море, по существу, пустынно? – нарушил штандартенфюрер затянувшееся молчание. – Явно сказывается отсутствие у румын сколько-нибудь серьезного флота. И, если бы не германская авиация, русские вообще безраздельно господствовали бы на этих пространствах.

– Да уж, Румынии надо было заполучить отчаянно рискового главнокомандующего, чтобы начинать с коммунистической империей «Священную войну за национальное воссоединение»[14 - Войну против Советского Союза румынская пропаганда именовала не иначе как «Священной войной за национальное воссоединение», имея в виду возврат в лоно королевства как минимум всей Бессарабии и Северной Буковины. Хотя на самом деле аппетиты румынского командования выходили далеко за географические пределы этих «исконно румынских» земель.], имея в наличии всего одну, да и то устаревшую, субмарину, – согласился фон Гравс, закуривая сигару.

Появление на палубе штурмбаннфюрера Вольке всегда означало только одно: он получил новые сведения из абвера или румынской военной разведки. И теперешнее его появление исключением не стало:

– Только что поступило сообщение, что разведывательно-диверсионная группа капитана Штефана Олтяну приступила к операции совместно с бойцами разведроты 15-й румынской пехотной дивизии. Ее цель – захватить подземный артиллерийский комплекс к востоку от Одессы. Речь идет о 400-й береговой батарее, о которой я вам уже докладывал, то есть об одном из наиболее секретных объектов русских на нашем театре фронта.

– Вы окажете мне большую услугу, когда сообщите, что батарея захвачена и ее новый командир, капитан Олтяну, развернул стволы в сторону города. Вы поняли меня: сообщите, что как бывший артиллерийский офицер он развернул орудия в сторону города.

– Как только это произойдет, господин бригадефюрер… – сдержанно ответил начальник штаба, уже намереваясь снова исчезнуть в чреве судна. Но как раз в эту минуту Валерия фон Лозицки пришла в себя и резко остановила его:

– Позвольте, штурмбаннфюрер! Вы только что докладывали о попытке захвата некоей береговой батареи, расположенной восточнее Одессы?

– О начале операции, баронесса, – охотно отозвался Вольке, не очень довольный тем, что бригадефюрер не высказал желания знать подробности этой операции.

– Тогда конкретнее об этой операции…

– Знаю только, что группа намерена приблизиться к артиллерийским подземельям, используя местные катакомбы, с помощью которых она пройдет под линией фронта и возникнет буквально в двухстах метрах от казематов батареи.

– Причем не исключено, что эти казематы связаны с катакомбами тайными, хорошо замаскированными подземными ходами, – молвила Валерия.

– Даже так?

– Во всяком случае, молва утверждает, что подземные казармы и все прочее из этого артиллерийского комплекса расположено на глубине более тридцати метров и что один из ходов, ведущих в сторону города, проложен под Большим Аджалыкским лиманом. Правда, лично мне это представляется совершенно невероятным.

– Не стану спорить о степени вероятности, но известно, что группа капитана Олтяну, которая намерена какое-то время действовать, базируясь в катакомбах, как раз и рассчитывает обнаружить один из таких ходов. Тем более что у капитана появился надежный проводник из бывших шахтеров-камнерезов.

– Мне довелось побывать в катакомбах. При наличии большого запаса продовольствия и фонарей эта группа может базироваться там достаточно долгое время.

– Странно, баронесса, что вы по-прежнему предпочитаете вникать в такие тонкости армейских диверсионных операций, – изобразил на своем лице ангельское удивление фон Кренц. – С какой стати?

– Да мне плевать было бы на тонкости подобных операций, – неожиданно резко отреагировала фон Лозицки, – если бы командовал этой береговой батареей кто-либо иной, кроме все того же капитана Гродова, больше известного теперь под псевдонимом Черный Комиссар. А к этому русскому офицеру, уж извините, господа, у меня свой, особый интерес.

Бригадефюрер и фон Кренц сначала уставились на обер-лейтенанта, затем друг на друга и, наконец, обратили свои взоры на начальника штаба.

– Почему же вы не сообщили нам, штурмбаннфюрер, что командует этой батареей Черный Комиссар? – спросил шеф «СД-Валахии».

– Совершенно упустил из вида, господин бригадефюрер. Не придал значения.

Фон Гравс тут же приказал адъютанту принести карту. Расстелив ее на столе, бригадефюрер обратился к баронессе:

– Ну-ка, сориентируйте меня на местности, обер-лейтенант, а также сообщите все, что вам известно об этом секретном подземном комплексе. Вам удалось побывать в нем?

– Это было невозможно, поскольку объект действительно очень секретный, да я и не получала такого задания ни от абвера, ни от сигуранцы. – Во взгляде, которым баронесса окатила при этом штандартенфюрера, ясно прочитывалось: «Долго ты еще намерен по-идиотски подозревать меня в том, в чем подозревать бессмысленно?!»