Гонщик

Когда мы с Харли шли через улицу, направляясь в «Трэш», я для поддержки схватила его за руку. Я не смотрела туда, где мы с Рыцарем впервые поссорились прямо посреди улицы. Я не смотрела на скамейку, где мы сидели в день Валентина и думали о своем будущем. И уж точно я не смотрела на старое викторианское здание, в котором, по словам Рыцаря, он хотел бы жить со мной и чинить дом по выходным.

Но я не могла избавиться от мысли, что за нами следят. Что мой самый страшный кошмар затаился где-то в тени и на губах у него выступает яростная пена при виде того, как я разгуливаю с другим по его территории, как я отвергла все, что мы с ним делали вместе.

«Нет, – подумала я. – Рыцарь уехал. Его нет, и ты в безопасности».

Эти слова успокаивали меня, так что я снова и снова повторяла их про себя.

«Его нет».

«Ты в безопасности».

«Его нет».

«Ты в безопасности».

«Его нет».

Я сжала руку Харли, и он ласково улыбнулся.

«Ты в безопасности».

Оказавшись в магазине, я перенеслась в причудливый мир фантазий, и это наконец отвлекло меня. «Трэш» был Диснейлендом для фриков и трансвеститов. Сувениры, секс-игрушки, разные прибамбасы для курения, стрип-туфли мужских размеров, одежда для всех субкультур, контркультур и переменивших пол и самые безумные штуки для дома, которые можно купить за деньги.

Харли чмокнул меня в губы, прежде чем отпустить, – и у меня сжалось сердце. Потом он исчез в отделе позади лавки, где продавали траву, а я нырнула в кроличью нору домашних принадлежностей.

Мне нужна была тема. Машины – слишком уж очевидно. Харли был как бы панком, но плакаты с группами – слишком подростково. Я прошла мимо вешалки с черными майками с напечатанными на них белыми черепами, и у меня возникла идея. Схватив четыре штуки, я решила, что сошью из них наволочки на маминой швейной машинке. Может, даже добавлю бахрому, чтобы придать легкий индейский намек.

Потом я выбрала рамку с нарисованным чернилами анатомически правильным сердцем. Точно. Вот тема – части тела. Но в ту же секунду, как я схватила рисунок, вся лавка куда-то пропала. Я обнаружила, что сижу на уроке химии и держу в руках листок из блокнота, покрытый психотическими печатными буквами, с большим рисунком анатомически правильного сердца посередине. Поморгав, чтобы отогнать эту картину, я зашвырнула рамку с рисунком обратно на полку, как будто на ней сидел здоровый паук.

«Его нет».

«Ты в безопасности».

Я продолжала болтаться по отделу домашних принадлежностей, думая, что могло бы понравиться Харли. Я совсем не знала его, но уже понимала, что, скорее всего, излишне стараюсь. Я могла бы выбрать аквариум, полный резиновых мышей, или манекен в цилиндре и со страпоном, и Харли среагировал бы одинаково. Он улыбнулся бы. И купил бы это. И, скорее всего, поставил бы у себя в комнате, ни на секунду не задумавшись.

И это была девятьсот восемьдесят восьмая причина, по которой я так запала на Харли Джеймса.

В конце концов я выбрала чучело кроленя – такого как бы кролика с оленьими рогами. Ну, все же любят кроленей. Сунув рогатое чудо природы подмышку, я направилась в конец магазина, но вдруг замерла.

Там, в углу, полускрытый за вышитой занавеской, стоял крутейший на свете стул. Это был простой деревянный стул с белой обивкой, но на задней стороне его спинки было напечатано очень реалистичное изображение позвоночника и грудной клетки, а на сиденье – таз и берцовые кости. Это было великолепно. Смешно. И, самое важное, попадало в тему.

Пока я осматривала это произведение искусства, Харли подошел ко мне сзади. Он обхватил меня руками за талию, положил колючий подбородок на мое голое плечо, и мы молча стали рассматривать стул.

– Мне так нравится, – сказала я громким шепотом.

– Ну и бери, – ответил Харли, легко целуя меня в плечо. А потом еще раз, повыше, и еще, и еще.

Поцелуи Харли поднимались от плеча к мочке уха, по моей коже пробежал огонь, а вагина начала сжиматься. Если я действовала на Харли хотя бы вполовину так, как он действовал на меня, то у него должен быть дикий стояк, но он не прижимался им ко мне. Не давил на меня. Ждал, чтобы я была первой.

И это была девятьсот восемьдесят девятая причина, почему я так напрочь запала на Харли Джеймса.

Пока мы шли к кассе – я с чучелом кроленя и охапкой маек, и Харли, несущий стул, – он остановился перед коллекцией полутораметровых металлических статуй средневековых рыцарей в полных доспехах.

Выбрав одного, Харли положил на него свободную руку, повернулся ко мне и спросил:

– А как насчет…

– Нет! – вскрикнула я так громко, что на нас стали оборачиваться.

У Харли расширились глаза, и он медленно, как будто я держала его на мушке, вернул рыцаря на место.

– Ладно, ладно. Леди не нравятся рыцари. Буду знать.

На кассе Харли вытащил из пухлого бумажника две стодолларовые купюры, чтобы заплатить за все выбранное мной барахло. Я смотрела, будет ли он брать сдачу. Он взял ее, но тут же запихал в мою бездонную сумку. Я начала ругаться и попыталась выгрести оттуда деньги, но руки у меня были заняты, а Харли со стулом уже выходил из магазина.

«Он торгует наркотиками», – прошептало мне виноватое подсознание.

«Иди к черту, Чувство вины, – огрызнулась я. – Может, механики хорошо зарабатывают».

«Говори-говори, детка», – снисходительно прошептало чувство вины.

Мы с Харли вернулись к его машине, поглядели на барахло у нас в руках, потом на «босс», потом друг на друга и захохотали. Харли поставил свой новый стул на парковку, закурил и сел на него. Он небрежно закинул одну руку на спинку, а другой оперся на колено. Что-то в его позе напоминало мне короля на троне – небритого, татуированного короля в его запущенных владениях.

Всегда готовая к вызову, я оглядела машину, проделывая в уме всевозможные вычисления, и спросила:

– У тебя есть место в багажнике?

Лицо Харли из расслабленного в мгновение ока стало сосредоточенным.

– Нет, – твердо ответил он. – Багажник забит.

И все тут. «Багажник забит».

Он ничего не объяснял. Не предлагал что-то переложить, чтобы высвободить немного места. Багажник был недоступен, как и обсуждения.

– Ну ла-а-а-а-адно… – протянула я, хмурясь на такую неожиданную перемену в поведении. – Попробуем что-нибудь еще.

Втиснув кроленя и майки на крошечное заднее сиденье позади водителя, я отодвинула пассажирское сиденье назад, насколько было возможно. Потом щелкнула пальцами в сторону Харли, показывая, чтобы он принес стул. Он поднес его ко мне, и мне удалось засунуть его туда вверх ногами и угнездить на пассажирском сиденье, как кусочек пазла.

– Ха! – воскликнула я, оборачиваясь и тыча пальцем в грудь Харли. – Получилось!

Харли заглянул мне через плечо, оценивая дело моих рук, и с ухмылкой сказал:

– Неплохо! Ну, а куда сядешь ты?

– Вот черт, – пробормотала я, оборачиваясь, чтобы еще раз оценить обстановку.

Оба передних сиденья были отодвинуты до упора: одно – чтобы уместить стул, а другое – чтобы уместить длинные ноги Харли, и не было шанса, что я умещусь на заднем сиденье, не выколов себе глаз кроленьим рогом.