Псевдовселенная Безумного Деда или терапевтические сказки для взрослых

– А ты что же сделал? – вытаращился Михаил Палыч на меня. – Ну, когда она его собой закрыла.

– Ничего, – чуть улыбнулся я. – Позавидовал другу слегка, после пистолет убрал и уехал молча. И никогда мы со Святом эту ситуацию не обсуждали. Общались, как и всегда, будто и не было ничего. С той сукой больше не общался. Не хотел ее видеть, боялся не сдержусь на самолюбии и зашибу со злости.

– Ну, и дела, – вдруг выдал Михаил Палыч. – Странными обстоятельствами твоя жизнь наполнена.

– Да, вообще, неважно какими обстоятельствами она полна, – цедя сквозь зубы произнес я. – Живем все, как насекомые. Копошимся все чего-то, думаем, что на что-то влияем, а по факту… – поменял я позу, ощущая боль по всему телу, и чуть поморщился. – А по факту появляется в нашей судьбе Прохор, Аким или еще кто и толкает нас в коробку. Как тараканов.

– В черепную, – ввернул учитель и легонько улыбнулся.

– Чего?

– Ну, я пошутить пытаюсь, – он явно чувствовал себя неловко. – Не все же грустить и бояться, – Михаил Палыч выдержал паузу и принялся разъяснять свою мысль. – Ну, мы – тараканы в черепной коробке, то есть, в голове.

– Да, ты прям комедиант.

– Ага, – он снова переминался с ноги на ногу. – Слушай! Я просто про то, что согласен с тобой. Вот глянь на эту ситуацию в ином свете. Что, если мы и впрямь тараканы в чужой голове. Сидим тут, суетимся и копошимся, а на стенах наши мысли выведены и выцарапаны. Мы, получается, его череп мыслями изнутри щекочем.

– Кого его?

– Обладателя той самой головы.

– Ты серьезно? – ухмыльнулся я. – Может, еще со мной о Боге поговоришь?

– О нем не говорят. Его или чувствуют или нет и не иначе. Моя мысль про другое совсем, – начал он озвучивать мысль как-то взахлёб. – Вот смотри! Я сколько времени все это передумал и вдоль, и поперек. Вот давай честно! Ты в каком таком мире себе эту ситуацию представил бы? Век двадцать первый! – он последнюю фразу превознес эмоцией, голосом и жестом. – Это ведь такой же бред, как и то что мы всего лишь тараканы в чьей-то голове. Понимаешь? Сидит какой-то аутист и смотрит дни и ночи напролет в одну точку на стене. Сидит и задает себе вопросы. Сам ведь на них ответов-то не знает. Да, и где ему их искать? В себе ведь, весь с головой зарылся. Возьми, да и придумай он эту коробку в голове своей. И нас в ней тоже. И ситуации эти нелепые. Мы не в курсе. Мы ведь, типа люди, и просто очутились здесь. Сидим тут, общаемся. Ну, так думаем, а он от нашего имени вопросы здесь свои озвучивает. Мы в диалоге на них, думая будто друг другу, а по факту ему отвечаем. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – скрючился я от боли в теле, меняя позу. – Только боль какая-то ни фига невыдуманная, – рукой указал на стену. – Плохо видно, что там написано?

– Там строки стихотворения, – произнес учитель. – Его наш современник написал.

– Кто такой?

– Он малоизвестен. Разве, что в очень узких кругах. – Михаил Палыч поправил свои разбитые очки на носу. – Его имя – Стас Пеньков. Меня самого на него натолкнул лишь редкий случай. Знаешь, он в очень странной форме излагает зачастую, и если бы мы были в книге, то, будь уверен, это бы он ее написал. А строки я сейчас прочту, – он покряхтел голосом и набрал воздуха в легкие.

Это не мудрости древнего грека

И совсем далеко не пророчество.

Бог создавал человека

Во избежание одиночества.

– Грамотная мысль, – умозаключил я.

– Так, а как ты-то сюда угодил?

– Ну, блин, – вдруг я почувствовал себя не по себе. – Знаешь, я не привык откровенничать.

– Ты веришь в то, что проживешь еще хотя бы один день? – спросил учитель, глядя на меня.

– Нет, – выдал я и приопустил голову. – Но сделаю всё, что от меня зависит, чтобы выжить.

– Но ведь пока еще не сделал этого и фактически мы с тобой почти мертвы. – он уставился на меня и легонько кивнув, добавил. – Терять нечего. Расскажи. Есть тот свет или не существует – это неважно. Там твой багаж никому совсем не нужен. Так не лучше ли его оставить здесь?

– Ты психолог?

– Нет, – произнес задумчиво учитель. – Я тот, кто тебя по-настоящему услышит. Большинство людей в современном мире о таком и мечтать не смеют.

– Ну, ладно, – произнес я и чуть помялся, но после продолжил. – Я, в-общем, работал в баре. За стойку уселась девушка. Она красивая была очень. Я как ты рассказать не сумею. Она просто мне понравилась. Аккуратная и ухоженная. Видно было, что мы из разных слоёв общества. Она ждала кого-то, в телефоне все время сидела. Пила кофе, короче. К ней приехала подруга, и они начали общаться. Ну, там про девичье. Про какие-то сумки и курорты. Я мало улавливал, ведь запара была адская. Её подруга сразу с вина начала. После, когда заказы успокоились, в бар вошел парень второй девушки. Я знал его. Мажор знатный, этот парнишка в нашей школе учился в моей параллели, когда его отец еще не поднялся. Он духом слабоват был в детстве, и я пару раз за него вступался. Мы друг друга сразу узнали. Он мне руку пожал, затем свою девушку поцеловал. И так получилось, что заобщался с ними, короче. Та, что мне понравилась сразу, оказалось, Алина. Она из Англии на лето прилетела. Первый день в городе была. В-общем, я сам на себя стал не похож. Моя вот эта грубость ушла куда-то, и я очень воспитанно себя с ней вел. Я улыбался и шутил, а она смеялась и мне от этого было так хорошо, что не объясню в словах. Так мы все увлеклись, что время подошло к закрытию бара. Мажор говорит: «Давайте по домам!» Наташа – это подруга Алины, сказала мажору: «Давай Алину подвезем». Тут я влез и предложил ее сам подкинуть. Та согласилась, а Наташа как-то прищурилась и улыбнулась. Короче, сидит Алина, одетая в дорогие бренды, в моей «Ладе», – я непроизвольно улыбнулся. – Летим по дороге, общаемся, и довёз я ее до дома. До ее дома. Я сразу офигел. Домина просто огромный, и все очень дорого так. Мне такие вещи и не снились никогда. Позвал ее прогуляться вместе. Так и завертелось. Я с ней на ролики впервые в жизни встал. Цветы, не цветы. Я таким не был никогда. Всегда упрямство и дерзость, решительный был и в одну секунду все на карту мог поставить. Меня друзья прозвали «Дикий», но с ней общаться стал и сразу думать начал. Наперёд, понимаешь? А тут недавно Алине лететь пора. Обратно, в Англию. У нее лицо мрачнеет. Учеба начинается, но она не хочет. Я уговаривал малую лететь. Обещал загранник сделать и догнать Алину в Лондоне. Та ни в какую. Я и так ей и так. Нет, и все! Вдруг, говорит, тебя не выпустят ко мне. Но времени еще оставалось немного. Думал: уговорю, успею. Че ей в этой помойке со мной делать, если за нее зарешали и будущее светлое у нее будет по-любому. А тут вчера ко мне в бар приходит этот Прохор. Усаживается напротив меня. Злой, как собака, лицо красное. Подбородок как наковальня. Сам здоровый, толстый и кулаки сжимает, – вдруг я отвлекся. Рисуя жестами размеры кулаков в воздухе. – Огромные, как чайные блюдца, кулаки у него. С ним охрана. В-общем, говорит мне: «Я – Прохоров Лев Николаевич. Знаешь меня?»

– Да ладно? А ты?

– Я и сказал: «Конечно знаю, вас весь город знает». Он мне: «А Алину?» Я не понял, какую, а Прохор мне пояснил, что это дочь его.

– Да, ну?

– Да. После денег предложил, тридцадку, чтобы я ее бросил. Он бесился, что та на учебу лететь отказывается. Я ему сказал, что бросать не стану, но и сам ее уговариваю лететь. Он в крик сорвался и стаканом в меня бросил! Я увернулся. Кричать на меня начал, что задурил девочке голову и что пожалею. Вот меня после смены и привезли сюда. Утырки!

– Ты парень крепкий! Ты обязательно выстоишь! – сказал учитель. – Себя побереги! Ну, не хочешь деньги за такое брать – не бери, но согласись и выберись! Жить нужно по-человечески, а не как таракан в коробочке. К чему тебе эта серость квадратная? – учитель обвел руками, сколько сумел, пространство. – Откажись от нее, выбери для себя жизнь! Ты ведь молод еще совсем. У тебя Алин этих всяких разных еще много будет.

– Да, не только в этом дело! Я и так понимаю, что вероятности на успех этих отношений нет. Мы из разных миров.

– А в чем тогда еще?

– Не хочу я по чужим правилам играть! – вздохнул я. – А тут, как ни возьмись, так все он в выигрыше. Я уважаю тех, кто хозяин своей судьбы, но ненавижу тех, кто возомнил себя главным над другими. Должна быть лазейка. Не хочу я идти у него на поводу. Тут, как ни возьмись, он по-любому в шоколаде, а я по-любому по уши в дерьме. Я раз уж в любом варианте проиграю, то хочется как-то в бою проиграть, понимаешь? Хочется наплевать на всю его власть и деньги! – вдруг я зевнул и понял, что силы меня оставляют. Как-то резко накатилось это ощущение. – Устал я, короче. Ты не против, если посплю чуток?

– Да, поспи, конечно. Я наверх залезу, а ты прям тут, где сидишь, – учитель задул свечу и вскарабкался на второй ярус.

Мои веки закрылись и звуки стали растянутыми. Я уснул в одно мгновение. Мне снилась моя Алина. Она смеялась, а я шутил. Мне казалась, будто даже во сне в этой холодной коробке я ощущал тепло ее ладоней. Нам светило яркое солнце и обогревало обоих. Я понимал, что это неправда, и мне хотелось умереть прямо в этой иллюзии. Умереть, не дождавшись этого упыря-Прохора. Умереть и освободить себя от выбора. Оставить мир в то мгновенье, когда мои губы и ее во сне соприкоснулись.

Скрежет! Это ключи. Они уже вращались в замочной скважине. Я приоткрыл глаза и в этот момент по ним ударил яркий свет из коридора. Зашел огромный парень и поставил стул прямо напротив меня. После он помог мне усесться. В коробку вошёл Прохор и тоже сел на стул лицом ко мне. Он улыбался с явным наслаждением от увиденного. Он еще немного созерцал мою слабость и ничтожность.

– Подумал?

– Да.

– И чем обрадуешь старика?

В этот момент Михаил Палыч аккуратно слез со второго яруса. Он забился в угол и был как тень. Все его лицо выразительно желало, чтобы я спасся. Я глянул на старика вскользь, а он вопрошающе взирал на меня. Казалось, я слышал его мысли и уговоры спасать свою жизнь.

– Я возьму те деньги, которые вы предлагали мне, Лев Николаевич, – после этих слов Прохор чуть не утонул в улыбке. Он был буквально счастлив в эту секунду. Ему, как человеку искренне жаждущему власти, всегда мало физических страданий тех, кто был совсем неугоден. Прохор хотел видеть принятие условий и, не такое покорное. Нужно было, чтобы все лицо униженного отображало ненависть к самому себе, соглашающемуся с новым хозяином жизни. Он хотел видеть беспомощность соперника и свой абсолютный триумф. Но я все испортил и добавил: – Только не тридцать, а двадцать и деньги отдайте Акиму.

– Что? – Прохор явно был удивлен. Он абсолютно не понял, в чем подвох. Не любил этот человек неожиданные повороты в своей игре.

– Двадцать тысяч Михаил Палыч задолжал Акиму, – я указал на учителя. – Он такой же отец, как и вы. У него сын снаружи. Человек уже взрослый и сердце может не выдержать. Дайте ему увидеть сына!

– А взамен? – спросил Прохор. Это было необычно для него – понять новую правду. Он сидит в условиях полной безнаказанности и его заставили задуматься о сути происходящего.

– То, что вы просили.