Абу Нувас

Один из них только что сказал что-то, и все рассмеялись. Увидев мальчика, Валиба обрадованно крикнул:

– Пришел мой маленький виночерпий! Возьми займись делом! Хасан уже знал, что вино надо смешать с водой и подавать чаши гостям, но он обиженно воскликнул:

– Ты звал меня заниматься стихами, а не вином!

Ответ Хасана вызвал всеобщее веселье. Но Валиба жестом успокоил гостей и сказал:

– Мы и занимаемся стихами, лучше всего они запоминаются за полным кубком. Займись же своим делом, и ты увидишь, как я даю уроки.

Когда Хасан нехотя взял кувшин и стал смешивать вино, Валиба обратился к одному из гостей, худощавому юноше в полосатом парчовом кафтане, и спросил его:

– Какие ты знаешь стихи о вине, которые можно считать образцом? Юноша ответил:

– «Встань утром и напои нас,
Не жалей вина из Андарина!»*

– Клянусь Аллахом, ты прав, а кто из новых поэтов лучше всего прославил вино?

– Лучше всего его прославил Абу Муаз, когда сказал:

«Когда смешанное с водой вино наливают из кувшина в кубок,
Не знаешь, смеется ли оно над нами или ворчит,
предостерегая нас,

Кувшин склоняется перед пустым кубком, наполняя его,
Как тот, кто читает в мечети молитвы, склоняясь ниц…»

И из той же касыды я могу привести его слова:

«Как часто я говорил: “Запасемся вином,
Запретное слаще всего, дай же мне вкусить запретного!”»

Собравшиеся одобрительно зашумели, а Валиба крикнул:

– Спойте нам песню на стихи Фараздака* «Кувшин, в котором сладкое свежее питье».

Где-то за галереей зазвенели струны лютни, и певица начала песню:

– Кувшин, в котором сладкое холодное вино,
Похож, когда в него вливают содержимое бутыли, на звезду.

Оно запечатано со дня Хосроя*, сына Хурмуза,
И мы принялись за него с утра, едва запели петухи.

Я опережу смерть, когда она явится, и выпью вина,
Ведь все равно не вернешь юность после того, как появилась
седина – предвестница Страшного суда.

Хасан застыл с кувшином в руке. Вот она, настоящая поэзия! Несмотря на то, что голос у певицы был хрипловатый, непохожий на свежий голос Ясмин, – она, наверное, была немолода, – стихи захватили его. Ему стало стыдно за свою самонадеянность. Как он читал свои неловкие строки перед Валибой? Но Хасан утешил себя – ведь он еще молод, он станет учиться и напишет стихи не хуже, ведь все говорят, что у него хорошие способности!

Когда песня кончилась, Валиба обратился к Яхье и сказал:

– Мы слышали сейчас одну из прекрасных касыд, воспевающих вино. Что ты можешь сравнить с этим?

Яхья немного подумал, а потом ответил:

– Я могу сравнить с этим только стихи аль-Ахталя:

«У вина две одежды – паутина, которой покрыта бутыль,
И поверх нее другая одежда – обмазка из смолы.

Это золотистая красавица, которая долго томилась взаперти
В укрытии, среди садов и ручейков.

Вино подобно мускусу, рассыпаемому перед нами,
От тех брызг, что падают мимо чаши».

– Да, – согласился хозяин. – Но все же наш Абу Муаз превосходит их всех: жаль, что ему приходится быть настороже, ведь только срочные дела мешают халифу заняться доносами, которые поступают на него! Я знаю это от самого аль-Махди, а он любит стихи Абу Муаза и обеспокоен теми слухами, которые доходят до него из Басры, – у него тоже нет недостатка в доносчиках.

– Да, – подхватил один из гостей. – Мне довелось провести несколько дней с Абу Муазом, и я ни разу не видел, чтобы он молился дома или в мечети. А когда один из его учеников спросил, почему он не молится, Абу Муаз ответил: «Я объединил все молитвы в одну и слил ее в свой кувшин. Когда осушу его, исполню все положенные мне молитвы». Кто может поручиться, что у него в доме не было завистника и доносчика, который бы не сообщил обо всем услышанном наместнику? И к тому же Башшар сложил насмешливые стихи о повелителе правоверных.

Валиба помолчал, потом отпустил шутку, непонятную Хасану, и веселье продолжалось. Мальчик хотел уйти, но хозяин не отпустил его.

– Утром я пойду с тобой к твоей матери и попрошу отпустить тебя со мной в Куфу, – объявил он. – Я беру тебя в ученики, чтобы ты заучивал мои стихи и читал их перед людьми, а жить будешь в моем доме. У меня весело, еды всегда вдоволь, а работы почти никакой – тебе легко будет запоминать, раз ты сочиняешь сам. Сегодня у меня гости, а завтра я буду заниматься с тобой серьезно. Я отведу тебя в дом нашего великого Халиля*. Правда, он уже немолод и не дает уроков, но у него собираются его уче ники и ведут споры о грамматике и о том, какие слова употребительнее. Несколько недель, проведенных у Халиля, дадут тебе больше, чем десять лет уроков.

Пирушка продолжалась до утра. Хасан был так утомлен, что еле держался на ногах и один раз чуть не упал, когда ему пришлось подавать чашу одному из гостей. Наконец все уснули прямо на циновках. У мальчика болела голова, спать больше не хотелось. Он вышел во двор и услышал негромкий разговор:

– Когда же им надоест пить и горланить?

– Эй, Абдаллах, когда люди днем не работают, им остается только пить ночью, ведь другого дела у них нет!

– Проклятые безбожники, да обрушит Аллах свой гнев на их головы! Что можно сказать о них, если сам наследник престола, аль-Махди, все ночи проводит с певцами и музыкантами, за вином, которое запретил Посланник Аллаха!

– Им нет дела до того, что народ в Басре обнищал после незаконного налога халифа, а сотни детей остались сиротами!

Тут кто-то прикрикнул:

– А вам какое дело до всего этого, живите и будьте довольны, что живы и что у вас есть на обед ваша доля хлеба, ведь сейчас многим свободным приходится хуже!

Рабы замолчали, а Хасан улегся прямо на земле у стены, чтобы утром на него падало хоть немного тени, и уснул.

VI

– Мир вам!

– И вам мир!

– Давно ты не был у нас в доме, мастер!