Финансы спасут мир? Как заставить деньги служить общему благу

Первые 15 лет нового тысячелетия не оправдали наших ожиданий. Мир стал намного сложнее, и драматические события этих лет резко изменили ход развития. Мы до сих пор не знаем, куда именно приведут нас эти преобразования. Изменения, которые мы переживаем, многообразны и глубоки, и их влияние все еще ощущается.

Новая экономическая картография: подъем нового мира

Первое существенное изменение полностью перекроило экономическую карту планеты. Когда я паковал свои вещи, собираясь переезжать из Парижа в Вашингтон в начале 2013 г., мне на глаза попалась коробка с моими студенческими конспектами. В то время (1985–1986 гг.) мы все еще говорили о советском планировании и реформах Сталина и Брежнева. Сегодня эти темы кажутся очень странными! Тогда экономическими державами считались только четыре «азиатских тигра» (Южная Корея, Гонконг, Сингапур и Тайвань) и Япония. Китай оставался на заднем плане, Индия была безнадежно отсталой, а о Бразилии ходила шутка, что «потенциал»-то у нее есть, да нет энергии. Во всем мире доминировали страны G7 («Семерки»), а Европейский Союз только начинал создаваться. До 2000 г. мы двигались по проторенному пути. В те годы даже не было аббревиатуры БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай), которая появилась только в 2001 г., а в 2011 г. преобразовалась в БРИКС, когда к этой группе добавилась Южная Африка). Сегодня же мы считаем само собой разумеющимся появление мощных экономических конкурентов, соперничающих с крупными экономическими державами, но кто бы мог тогда и даже в 2000 г. подумать, что в обозримом будущем Китай, обогнав Соединенные Штаты, станет ведущей экономикой мира[24 - В соответствии с рейтингом величин валового внутреннего продукта, скорректированных с учетом паритета покупательной способности. Gross Domestic Product. World Bank, 2014.]? Кто бы мог вообразить, что Франция, к ее огорчению, откатится на девятое место, пропустив вперед помимо двух экономических гигантов еще и Индию, Японию, Россию, Германию, Бразилию и даже Индонезию[25 - Gross Domestic Product. World Bank, 2014.]? Кто бы мог поверить, что в 2012 г. ВВП Индии возрастет настолько, что совместно с ВВП Китая они превзойдут общий ВВП ведущих стран мира – «Семерки»[26 - United Nations. The Millennium Development Goals Report 2013 (United Nations, 2013), www.un.org/millenniumgoals/pdf/report-2013/mdg-report-2013-english.pdf (http://www.un.org/millenniumgoals/pdf/report-2013/mdg-report-2013-english.pdf).]? Эта трансформация мировой экономической карты, обусловленная растущей мощью стран с формирующейся рыночной экономикой, может иметь серьезные последствия для финансирования развития.

Вперед выходит демография

Вторым важным структурным изменением, тесно связанным с первым, чего мы зачастую недооцениваем, является нарушение баланса мировой демографии. Сегодня нас уже больше на 1 миллиард, чем в 2000 г., а к 2030 г. к нынешним почти 7 миллиардам жителей, по прогнозам, добавится еще один миллиард. Однако население распределено по планете неравномерно: в одних странах оно стареет, в других становится моложе; численность одних популяций снижается, других взрывообразно растет. Демографические изменения существенно влияют на отношения между глобальными экономическими державами, порой меняя их кардинальным образом. Старение населения приводит к уменьшению средних доходов и повышению расходов на здравоохранение, из-за чего возрастают нагрузки на ВНП, снижаются инновации и замедляется экономический рост страны, не говоря уже о сокращении армии, что ослабляет влияние таких стран в военной сфере.

Крупнейшим промышленно развитым странам, таким, как Япония, и некоторым государствам в Европе, а вскоре, возможно, и Соединенным Штатам придется сделать важнейший выбор между ограничением иммиграции и демографическим спадом, рискуя быть настигнутыми странами с более молодым населением, например, Индонезией, Бразилией, Мексикой или Турцией. Вполне вероятно, что в отдаленном будущем нынешних лидеров могут также обогнать и страны Африки, расположенные к югу от Сахары, где в настоящее время наблюдается бум роста населения (к 2100 г. на этом континенте окажется более четверти населения всего мира). В этом отношении интересна ситуация в Китае: сокращение численности его активного населения за последние годы из-за 35-летней политики одного ребенка (теперь официально закончившейся) может привести эту новую державу к возникновению возрастных проблем еще до того, как она станет богатой[27 - «Сегодня в Китае на каждого пенсионера приходится около пяти рабочих, и власти страны хвастаются этим показателем. Однако к 2040 г. это очень привлекательное соотношение рухнет примерно до 1,6 к 1». Howard W. French. China’s Twilight Years. The Atlantic, June, 2016.]. Иммиграционные ограничения оказывают влияние на Китай, но они меньше отражаются на положении дел в Соединенных Штатах и Европе. Смогут ли развивающиеся рынки обратить вспять эту тенденцию? Пока неясно. Китайцам для этого придется трансформировать свой демографический «вес» в демографические «дивиденды», то есть для поддержания своего экономического роста им нужно будет добиться того, чтобы взрослых трудоспособных людей было больше, чем детей. В данном случае несомненно одно: в рамках всего одного поколения эти демографические тенденции уже начали менять прежнюю глобальную иерархию.

Галопирующая урбанизация

Самым фундаментальным изменением, обусловленным демографическим взрывом, за последние 15 лет стали необузданная урбанизация и возникновение метрополий, что меняет границы суверенитета и в Соединенных Штатах, и за их пределами. «Кто знает этот город?», – спросили трех директоров McKinsey Global Institute[28 - Richard Dobbs, James Manyika, Jonathan Woetzel, No Ordinary Disruption: The Four Global Forces Breaking All the Trends (Public Affairs, 2016). Рецензия в Public Affairs. May, 2015.]. В данном случае речь шла о Кумаси, городе в Гане, о котором большинство людей никогда не слышали, хотя там живут почти 2 млн человек. Как и в Кумаси, в формирующихся регионах мира города с населением более миллиона человек растут как грибы, поэтому мы просто не успеваем хотя бы запомнить их названия. Только в Китае насчитывается более 40 городов, таких, как Лоян[29 - Лоян – одна из древних столиц Китая с 7-миллионным населением. Он расположен на берегу Желтой реки.], с населением свыше 2 млн человек. В настоящее время в Африке имеется более 50 крупных городов. Хотя более половины человечества уже давно живет в городах, сейчас в этих новоявленных мегаполисах, которые начинают бороться за власть с национальными правительствами, обитает значительная доля населения планеты. Специалисты McKinsey утверждают, что к 2025 г. ВНП китайского города Тяньцзиня сравняется с ВВП Швеции, а в последующие десятилетия половина мирового экономического роста будет обеспечиваться совокупностью 440 городов, таких, как Кумаси или Санта-Катарина, Бразилия. Этот бум «субсуверенных субъектов права», если воспользоваться определением из области международных отношений, имеет большое значение для общей архитектуры региональной и глобальной власти во всех сферах: экономической, политической и даже культурной. Моя жена убедилась в этом после выступления в совершенно новом гигантском университете в двух часах езды от Шанхая, который сотрудничает с университетом Дьюка (университет Дьюка в Куньшане), и поняла, что мир больше не вращается только вокруг Сорбонны, Оксфорда и Гарварда.

Еще одна важная особенность урбанизации – устойчивое развитие городов и их способность обеспечивать демографические бумы адекватной инфраструктурой, противодействуя неравенству. Скопление людей на ограниченном пространстве требует модернизации и рационализации. Другими словами, нужны огромные инвестиции, которые не все города могут себе позволить, даже при всем желании их руководителей начать действовать. Об этом я как-то беседовал с господином Навандишем, мэром Кабула, в котором сегодня живут 7 млн человек и где насчитывается 1 млн автомобилей (в 2002 г., когда США вошли в Афганистан, там было 600 000 жителей и несколько десятков автомобилей). Как город может справиться с таким ростом населения, если в нем практически нет асфальтированных дорог, вода и электричество поступают с перебоями, а на улицах небезопасно? Какие преобразования в этих условиях необходимы в первую очередь?

Примерно такое же впечатление у меня оставила поездка в Джакарту, открывшая мне «окно» в Индонезию с ее ошеломляющим экономическим ростом, но при сохранении поразительного неравенства населения: ужасные трущобы на окраине резко контрастируют с гигантским магазином розничной торговли компании Maserati и соседствующим с ним бутиком Bell&Ross, которые расположены в центре города. Подобные потрясения в значительной степени сказались и на моем отношении к ЦР: хотя формально мы достигли цели 7.2 («К 2020 г. добиться значительного улучшения жизни не менее 100 млн обитателей трущоб»), урбанизация в наши дни происходит настолько быстро, что улучшить условия жизни многих других людей мы не смогли.

Предвестник глобального финансового кризиса

Еще одним изменением, осложнившим ситуацию в последние годы, стал финансовый и экономический кризис 2007–2008 гг., масштабы которого в 2000 г. невозможно было представить. Мы рассмотрим его в главе 2. Этот кризис оказался, возможно, даже тяжелее того, который разразился в 1929 г. и породил «Великую депрессию» – самые мрачные времена в новейшей истории. Действительно, в 2007–2008 гг. возникли опасения, что мы оказались всего лишь в шаге от краха глобальной финансовой системы. Но как только мы увидели, что система все-таки не развалилась, «карты были снова перетасованы»: из системы на основе долга, в которой доминируют банки, мир превратился в систему, в которой все больше активизируются институциональные инвесторы и владельцы активов, такие, как пенсионные фонды. Это серьезное изменение, если рассматривать его с точки зрения последствий для финансирования экономики и развития, денежно-кредитной политики, инвестиционных технологий и т. п. Кризис также привел к созданию системы, которая кажется совершенно неразумной, так как одновременно до трети глобального государственного долга было оформлено контрактами с отрицательными процентными ставками, а «центральные банки» стали, как никогда раньше, оправдывать свои названия. Таким образом, финансовая фаза кризиса привела к длительной глобальной рецессии и поставила под угрозу многие цели развития, сформулированные в 2000 г. Например, в период с 2007–2008 гг. по 2013 г. дефицит рабочих мест, затронувший в основном молодежь, вырос во всем мире на 67 млн человек[30 - United Nations. The Millennium Development Goals Report, 2013.]. Замедлившийся рост ОППДОР уже длительное время остается таковым, что в первую очередь угрожает самым уязвимым странам.

Активизация частных инициатив

События первого десятилетия XXI века привели еще к одному важнейшему изменению, но, на мой взгляд, более позитивному, чем предыдущие, – к признанию значимости для развития не «конца истории», а роли частного сектора и рыночной экономики. Оно является, вероятно, наиболее значительным, хотя и не столь заметным среди всех изменений, произошедших после 2000 г. Хотя стратегия достижения ЦР в значительной степени определялась показателями роста ОППДОР, через 15 лет весомость этого фактора практически снизилась, особенно по сравнению с такими источниками финансирования, как прямые иностранные инвестиции и денежные переводы, а в более широком смысле – с потоками частных инвестиций в направлениях Север-Юг и Юг-Юг. Сравните: общий объем ОППДОР, который повышался год от года, составил в 2015 г. 135 млрд долларов, а денежные переводы мигрантов в 2014 г. – 435 млрд. Эта впечатляющая сумма, которая к тому же с каждым годом растет, неустойчива по своей природе: так, мигранты из Грузии, Казахстана и Средней Азии, работавшие в нефтяной промышленности в России, с падением цен на нефть лишились заработков и перестали отправлять деньги на родину. Мы должны внимательно отслеживать ситуацию с этими переводами, поскольку некоторые страны попадают в зависимость от этого источника финансирования: деньги мигрантов составляют 42 % ВНП Таджикистана, 32 % – ВНП Кыргызстана, 29 % – Непала и 25 % – Молдовы[31 - United Nations. The Millennium Development Goals Report, 2013.]. Подобная помощь требует учета: какую роль в этом могла сыграть ОППДОР? Как нужно было бы использовать эти драгоценные средства? Как можно трансформировать эти открытые трансферты в катализаторов роста?

Эти вопросы сами по себе очень важны, но еще важнее ответы на них, потому что теперь мы понимаем, что частный сектор (как и весь бизнес) вовсе не является порождением дьявола, как его порой представляют, а на самом деле двигатель роста. По оценкам Всемирного банка, для обеспечения занятости растущего населения в мире в ближайшие 15 лет должны быть созданы 600 млн рабочих мест, то есть по 3 млн ежемесячно. В сфере государственной службы, безусловно, это сделать невозможно, что подтверждают и мои впечатления от поездок в Африку. Основной проблемой для стран, расположенных к югу от Сахары, является создание достаточного числа рабочих мест для миллионов молодых людей. А для таких государств, как Кот-д'Ивуар, где после многолетней гражданской войны предстоит возвратить обществу тысячи малолетних солдат, этот вопрос еще важнее. Пройдя обучение по программам профессиональной подготовки каменщиков, столяров, парикмахеров и других подобных специалистов, организуемых Всемирным банком, молодые люди должны получить работу и интегрироваться в реальную экономику, чтобы вновь не браться за оружие. Следует отметить, что для этого потребуется решимость создать благоприятный климат для инвестиций, умелого управления и бизнеса.

Цифровая революция в действии

И наконец, давайте не забывать о том, что одним из великих глобальных преобразований, которые произошли с 2000 г., стала широкомасштабная цифровая революция со всеми ее возможностями и ловушками. На заре третьего тысячелетия мы, одержимые страхом из-за возможной ошибки 2000 г., задавались вопросом, чем для нас может стать интернет и не окажется ли он всего лишь еще одним блестящим гаджетом. Так что на самом деле случилось за последние 15 лет? Многие компании, такие, как Kodak, не смогли адаптироваться к новым реалиям, поскольку сегодня любой смартфон в 100 раз мощнее суперкомпьютера NASA 1969 г., позволившего нам достичь Луны. В течение жизни всего одного поколения произошло очень много изменений, а создание «нового человека», названного французским философом и писателем Мишелем Серром «Дюймовочкой», происходило очень динамично. Благодаря этому наши дети и внуки стали цифровыми аборигенами, которые «больше не имеют прежних органов, прежней продолжительности жизни или средств коммуникации; они больше не воспринимают мир так, как это делали мы; они больше не живут в прежней среде обитания, они больше не занимают в мире прежнее пространство»[32 - Данные Всемирного банка.]. У этого поколения «язык изменился, а труд подвергся мутации»[33 - Новые данные о развитии, которые демонстрируют успех этих приемов, хотя случаются и провалы, можно найти в отчете Doing Business (Занятие бизнесом), ежегодно публикуемом Всемирным банком.]. Этим переменам способствуют самые разные факторы. Так, всего за несколько лет количество проданных мобильных телефонов выросло более чем в шесть раз (более 6 млрд)[34 - Перевод работы Michel Serres. Petite Poucette (Le Pommier: Collection Manifestes, 2012).].

Эта революция породила много новых надежд, о которых 15 лет назад мы даже не мечтали. Сегодняшние информационные технологии и коммуникации, обеспечивая доступ к знаниям и глобальную взаимозависимость бизнеса, могут ускорить прогресс человечества, уменьшить неравенство и создать сообщества обучаемых. Они существенно стимулируют научно-технические инновации в таких областях, как медицина, энергетика, автомобилестроение и сельское хозяйство. В этот цифровой век нам, возможно, удастся решить мировую проблему голода, имея точную информацию о том, как улучшить почву, где провести мелиорацию и когда собирать урожай; но, что еще важнее, как лучше хранить и реализовывать производимые продукты. Никогда раньше люди не могли так легко и быстро взаимодействовать друг с другом, и никогда у нас не было такого широкого диапазона действий.

В то же время мы вступили в эпоху, когда компании впадают в панику от одной мысли о необходимости заняться «уберизацией» своего бизнеса и действовать так же, как это делают Google, Facebook, Amazon, Airbnb и, конечно, сама Uber. Такие «экспоненциальные организации» (ЭксОр), как их определяет Салим Исмаил[35 - Salim Ismail. Exponential Organizations: Why New Organizations Are Ten Times Better, Faster, and Cheaper Than Yours (and What to Do about It). Diversion Books, 2014. Салим Исмаил – соучредитель и исполнительный директор Университета сингулярности, курирующий множество академических программ и являющийся его глобальным послом. До этого он был вице-президентом Yahoo, где создал внутренний бизнес-инкубатор Brickhouse и управлял им. – Прим. пер.], смогли добиться конкурентного преимущества на основе имеющихся данных и сетевого эффекта, что позволило им создать прорывную модель в десять раз мощнее, чем у прежних линейных моделей, которыми пользуются многие другие виды бизнеса. Эти организации смогли лучше других использовать глобальные экономические сдвиги и перейти от парадигмы, основанной на изменении политики, к парадигме, базирующейся на потребительской свободе. Это еще одно последствие цифровой революции, которое должно учитываться при анализе как финансовых аспектов, так и действий органов власти, поскольку они тесно переплетаются друг с другом. Цифровые изменения, которые сильнее всего ощущались при появлении «финтехов» (финансовых технологий) и перемен, произошедших после появления блокчейна, угрожают и действующим финансовым субъектам. Пока слишком рано говорить об этом конкретно, но бизнес-модели, вероятно, будут трансформироваться, причем очень сильно и в невероятных масштабах.

Возникновение новых глобальных проблем

Смотреть на мир новыми глазами нас также заставляют возникновение новых глобальных проблем и появление всего того, что выходит за рамки привычных общественных благ. Например, проблемы, связанные с изменением климата и с беженцами. Если в 2000 г. изменение климата все еще было предметом дискуссии, то сегодня это уже свершившийся факт. Первыми подвергаются воздействию глобального потепления, причем длительному, люди, живущие в нищете. Дальше этот вопрос обсуждать нельзя – надо заниматься им на глобальном уровне в координации с местными, региональными и национальными властями, даже несмотря на выход Соединенных Штатов из Парижского соглашения об изменении климата, вызвавший новые дискуссии на эту тему. Точно так же нельзя решить проблему беженцев, затрагивающую все международное сообщество, возведением стен вдоль границ государств, за что ратуют самые откровенные демагоги. Эти проблемы, конечно, влияют на финансовую модель, которая сохраняется и по сей день.

Женщины и карьера: правильный подход

В 2000 г. я представлял Всемирный банк на мероприятии в честь Международного женского дня, которое проходило в Дакаре, Сенегал, и оставило у меня незабываемые впечатления. После совместного ужина, на котором присутствовали 50 женщин разных профессий, в том числе журналисты, юристы и госслужащие, нам показали сенегальский фильм, образно демонстрирующий продвижение по карьерной лестнице и выражающий надежду на то, что когда-нибудь женщины смогут подниматься на те же ступени, до которых в те дни добирались только мужчины. Моя реакция была понятна: «Как ужасно, что мы все еще находимся в таком положении!». Я мечтаю о мире, в котором женщины, твердо стоящие на такой лестнице, сами будут подтягивать мужчин до своего уровня. Разнообразие – неоценимое богатство. Я не могу представить себе мир, состоящий только из мужчин или только из женщин. Однако этот вопрос редко был предметом обсуждения в начале XXI века, несмотря на всю его важность для мира, но теперь постепенно начинает распространяться такой подход к финансированию, который учитывает гендерные аспекты. Об этом речь пойдет в главе 14.

Правильное управление: новое название игры

Прежде чем завершить обзор неисчерпаемой темы событий первых полутора десятка лет нового века, я хотел бы упомянуть об одном возникшем феномене – нарастающих ожиданиях, связанных с вопросами управления. В 2000 г. это слово обычно употреблялось применительно к органам власти, а сегодня оно предполагает радикально новый подход к управлению глобализацией.

Как указывалось в заявлении нашей группы, которая занималась вопросами воды в 2004 г., «…управление – это метод, а не система органов власти… Управление – это треугольная конструкция, сущность которой определяют государственные полномочия, частные интересы (по своей природе промышленные, сельскохозяйственные, коммерческие) и гражданское общество, образуемое потребителями и пользователями. Размер этого треугольника зависит от уровня, на котором он рассматривается, – муниципального, национального или международного… Такой подход свидетельствует о том, что… государственные органы перестали считать себя единственными выразителями общих интересов. Они… теперь представляют не только интересы государства и его бюджет и не только демонстрируют собственные суверенные полномочия[36 - Camdessus et al. Eau, р. 154.].

Другими словами, всего лишь за одно поколение мы перешли от модели жизни только в Вестфальском мире, где доминирует государственная власть, к существованию в более сложном мире, в котором в принятии решений также участвуют частный сектор и гражданское общество. Мы сейчас являемся частью мира, в котором странам удалось выработать общие цели, однако контролировать мир, в котором будут пересмотрены все наши прежние результаты, чтобы добиться эффективности, при этом не жертвуя легитимностью наших действий, гораздо труднее. Это, конечно, очевидно. Взаимодействие между органами власти и управлением, о чем пойдет речь в главах 9 и 10, часто оказывается болезненным и вызывает разногласия.

И что теперь?

В 2015 г. заканчивался срок, установленный мировым сообществом для достижения наших целей в области развития, сформулированных в «Декларации тысячелетия». Оказалось, что мы далеки от искоренения болезней всего мира, несмотря на значительный прогресс. К тому же возникли и новые проблемы. Все это сильно поколебало нашу уверенность в будущем глобализации.

Несмотря на радикальную трансформацию нашего мира, нам нельзя отказываться от совершенствования нашего глобального сообщества. Наши перспективы, возможно, оказались более отдаленными и пересмотренными, но это не значит, что мы должны пренебречь своими идеями. В 2012 г. на конференции ООН по устойчивому развитию в Рио-де-Жанейро мировые лидеры сформулировали новые общие цели на период до 2030 г., продемонстрировав тем самым общую картину сегодняшнего международного сотрудничества. Это стало для нас компасом, причем один из прежних приоритетов – преодоление крайней нищеты на нашей планете – остался неизменным. Одних благих намерений для решения этих сложнейших задач недостаточно, но есть необходимые средства и готовность это сделать. Как и Кеннеди, задумавший в 1960 г. отправить человека на Луну, я мечтаю добиться решения не менее трудной задачи – искоренения крайней нищеты.

Конечно, нельзя игнорировать недавние потрясения, которые пережил мир, и не замечать возникновения новых ожиданий. Начать заново планировать поддержку развития, как в 2000 г., чтобы этой проблемой согласованно занимался весь мир, вряд ли возможно. Вот что по этому поводу говорит рабочая группа по структуризации знаний, созданная ООН.

«Мы считаем, что для содействия устойчивому развитию необходимо выйти за рамки ЦР, поскольку они в полной мере не охватывают проблемы самых бедных людей, выброшенных из общей жизни, и не учитывают разрушительных последствий конфликтов и насилия. Эти цели не затрагивают и такие важные задачи, как управление и формирование институтов, гарантирующих верховенство права, свободу слова и подотчетность открытого правительства, а также обеспечение всестороннего роста, без которого невозможно создать достаточное количество рабочих мест. Но самый серьезный недостаток ЦР заключается в том, что в них не были предусмотрены экономические, социальные и экологические составляющие устойчивого развития, хотя они и упоминаются в «Декларации тысячелетия», а также не учитывалась необходимость продвижения моделей устойчивости в сфере потребления и производства. Это обусловило отсутствие необходимой стыковки между окружающей средой и развитием, которой так и не удалось достичь. При подготовке ЦР специалисты работали очень усердно над взаимосвязанными проблемами, но отдельно друг от друга[37 - United Nations. A New Global Partnership: Eradicate Poverty and Transform Economies through Sustainable Development (United Nations, 2013), https://sustainabledevelopment.un.org/content/documents/8932013–05%20-%20HLP%20Report%20-%20A%20New%20Global%20Partnership.pdf.].

Как вернуть мир к жизнеспособному плану действий? Как получить средства для реализации наших целей, в первую очередь финансовые, при той зависимости от системы международного сотрудничества с ее ограничениями, которая досталась нам в наследство от XX века и чуть было не привела нас к краху? Придется ли нам полностью переделывать эту систему? Сможем ли мы безболезненно пережить переход к новой схеме? Очевидно, что прежняя организация финансовой деятельности не только не спасла мир, но и способствовала возникновению тех катаклизмов, через которые он прошел. При создании новой финансовой системы следует учесть все масштабные перемены, которые рассматриваются в главе 3: роль новых держав, цифровую революцию изменения, а также новые потребности и новых участников.

Для того чтобы избежать повторения, нужно иметь возможность проанализировать сущность финансовой системы. Это поможет нам получить ответ на злободневный вопрос, который созвучен стихотворению Уильяма Батлера Йейтса «Второе пришествие»: «Сохранится ли центр»? Но нас интересует и другой вопрос: сможет ли этот «центр» переделать себя?

Глава 2

Финансовый кризис 2007–2008 гг.

Современная экономическая история четко разделилась на две части: период до появления субстандартных, то есть низкокачественных кредитов и период после начала их выдачи. В 2007–2008 гг. мир пережил самый тяжелый финансовый кризис со времен Второй мировой войны, а может быть, даже с 1930-х годов. Мы все еще не преодолели всех его последствий и не уверены в том, удастся ли нам заставить систему работать по-прежнему, по крайней мере в ее нынешнем виде. Как могла финансовая система, столь прочная на первый взгляд, оказаться на грани краха? Нам нужно понять последовательность произошедших событий, чтобы в ходе наших рассуждений учесть и общее благо. Вавилонская башня была такой прекрасной, почему бы не построить ее еще выше? Мы можем извлечь множество уроков из этого крупного кризиса, выбирая четко обоснованный путь для нашего мира и нашей экономики. Поэтому они заслуживают самого серьезного изучения.

Чудо 1944 года: Бреттон-Вудская система

Все начиналось летом 1944 г., после подписания в Соединенных Штатах Бреттон-Вудского соглашения, обусловленного необходимостью восстановления Западного мира после страшной, разрушительной войны, которое было призвано обеспечить финансовую стабильность для осуществления международной торговли. Уроки 1930-х годов были усвоены: ведущие страны с развитой экономикой согласились ввести систему фиксированных обменных курсов на основе золотого стандарта и доллара США, который тогда был единственной валютой, конвертируемой в золото. Центральные банки должны были поддерживать фиксированный паритет между национальными валютами и базовой валютой. В то же время обменный курс мог быть при необходимости скорректирован под строгим контролем международного сообщества. На фоне сильного экономического роста созданная система, благодаря регулированию (путем установления предельных значений для потоков капитала между странами и введения ограничений на внутренний кредит, исключающих возможность международных спекуляций и возникновения внутреннего долга) в 1950-е и 1960-е годы, работала почти без сбоев.

Нарушение сбалансированности счета текущих операций у США, вызванное главным образом финансированием войны во Вьетнаме, покончило с этим хорошо регулируемым механизмом. Поскольку функционирование всей системы обеспечивалось американским золотым запасом, его истощение подорвало доверие партнеров. Вы, может быть, помните, что в то время Шарль де Голль вознамерился обменять франки Франции на золото. В 1971 г., видя, что весь золотой запас США отправляется в основные страны-экспортеры, президент Никсон решил приостановить конвертируемость доллара США в золото. Это стало поворотным моментом в международных финансовых отношениях: от системы с фиксированным обменным курсом мы перешли к системе гибкого обмена, «официально» принятой в 1976 г. и закрепленной Ямайским соглашением, которое узаконило режим «плавающих» валютных курсов. Обязательство по стабилизации обменных курсов и, следовательно, по накоплению достаточных для обмена резервов, возложенное на центральные банки, было отменено.

Демонтаж системы и скрытые пороки хорошо смазанной системы

Выборы Маргарет Тэтчер в 1979 г. в Великобритании, а затем Рональда Рейгана в 1980 г. в Соединенных Штатах совсем похоронили Бреттон-Вудское соглашение, так как после этого началось широкомасштабное наступление финансового либерализма. В странах с развитой экономикой, а также в ряде развивающихся стран, которых становилось все больше, отменили контроль над трансграничными потоками капитала, и все более значимую роль стали играть международные коммерческие банки. Одновременно подавляющее большинство стран сняли ограничения на внутренний кредит, что привело к необузданному увеличению масштабов финансирования сделок с недвижимостью. Задолженность существенно выросла, увеличились в номинальном исчислении и финансовые потоки, что объяснялось значительным ростом «реальных» потоков (например, в торговле и инвестициях), которые лежали в их основе.

Эта либерализация финансовых рынков, произошедшая в 1980-е и 1990-е годы, привела к дерегулированию и массовой задолженности. С точки зрения свободной конкуренции, финансовые рынки с каждым днем становились все более взаимосвязанными и, по словам Адайра Тернера[38 - Адайр Тернер – бывший вице-президент европейского отделения банка Merrill Lynch и экс-руководитель британского Управления по финансовому регулированию и надзору. – Прим. пер.], «такими же рынками, как и все остальные», а кредит оказался «продуктом, похожим на любой другой», который должен предоставляться «по самой низкой цене и в оптимальном количестве»[39 - Adair Turner. Between Debt and the Devil: Money, Credit, and Fixing Global Finance (Princeton University Press, 2015), p. 93.]. Долги домохозяйств теперь финансировали не новые капиталовложения, а скорее уже существующие активы, особенно имущество.

У созданного механизма были свои преимущества. За 30 лет финансового либерализма и упомянутой выше международной финансовой революции нищета в глобальных масштабах сократилась больше, чем когда-либо в истории человечества: в 1980 г. в бедности жили около 50 % населения планеты, а сегодня их осталось 10 %[40 - Процент нищего населения приведен по результатам расчетов Всемирного банка. По мнению многих специалистов, в частности Амартии Сена, индийского экономиста, разрабатывавшего формулировку концептуальной структуры ежегодных отчетов ООН о развитии человечества и индекса человеческого развития, степень нищеты не следует сводить только к денежному показателю. Однако снижение уровня бедности уже является реальным фактом, несмотря на спорность его измерения.]. В этом случае себя проявляет та же самая динамика, которая позволила ООН совершенно серьезно заявить, что мы можем полностью избавиться от нищеты к 2030 г. Одной из важнейших составляющих, которые позволили нам повысить благосостояние, оптимально распределить ресурсы и добиться роста, не сопровождающегося инфляцией, являются финансы, помогающие добиваться выгодных компромиссов.

Однако при этом в западных экономиках резко возросла задолженность. Сейчас человечество живет в кредит. В каждой такой стране в этой опасной игре участвуют в той или иной степени и органы власти, и банки, и компании, и домохозяйства. В каждой сфере финансы стали важнее «реальной экономики». По словам того же Адайра Тернера, за период 1950–2000 гг. доля финансов в экономике США и Великобритании утроилась, а за 1950–2006 гг. долг частного сектора в развитых странах увеличился с 50 до 170 % национального дохода. Одновременно с этим потоки капитала между странами росли намного быстрее, чем фактические долгосрочные инвестиции[41 - Turner. Between Debt and the Devil, p. 1.]. Активность финансовой деятельности, если измерять ее в процентах от ВВП, дважды достигла пиковых значений – в 1929 г. и 2007 г. Трудно поверить, что это простое совпадение. В те годы банкоматы работали, можно сказать, на форсаже, что резко контрастировало с пустующими зданиями в Испании и Китае или с фабриками, работающими не на полную мощность.

Когда Икар приблизился к солнцу: слепая доверчивость

Сигналы тревоги раздавались не раз и до кризиса, но никто не хотел слышать о возможности «появления волка», считая это всего лишь напрасной паникой. И это при том, что азиатский финансовый кризис 1997–1998 гг. стал уже пятым всего за 20 лет, когда в мире возникали очень серьезные денежно-финансовые проблемы. Тем не менее большинство экономистов, а также финансовые регуляторы и центральные банки хотели верить в позитивность цикла создания свободных долгов и увеличения таких финансовых инноваций, как секьюритизация, полагая, что это способствует экономическому росту[42 - Секьюритизация – финансовый метод, заключающийся в преобразовании менее ликвидных активов (займов, дебиторской задолженности и т. п.) в финансовые ценные бумаги, выпущенные на рынках капитала (например, облигации), путем их передачи инвесторам.]. Пока система казалась рациональной, приносящей прибыль и социально полезной, а центральные банки, возглавляемые лучшими специалистами, как утверждалось, все контролировали, зачем было беспокоиться[43 - Даже тогда, несмотря на усиление признаков «иррационального изобилия», Алан Гринспен, в то время президент Федерального резерва США, воспринимался как всемогущий дирижер. См. Bob Woodward. Maestro: Greenspan’s Fed and the American Boom (Simon&Schuster, 2001).]?

И действительно, благодаря усложнению системы и применению самых совершенных механизмов контроля и распределения рисков стабильность в какой-то мере удавалось обеспечивать: чем больше мы распределяли риски и долги, как бы «размазывая» их, тем больше полагались на самокоррекцию системы. Адайр Тернер отмечает, что накануне кризиса субстандартного кредитования сложность безопасной кредитной системы и теневых банковских операций была «ошеломляющей»[44 - Подробнее о теневом банковском обслуживании см. главу 8.].

Федеральный резервный банк Нью-Йорка попытался показать все возможные цепочки операций и их взаимосвязи на одной схеме, которые уместились на листе бумаги размером 90х120 см. Его специалисты порекомендовали всем, кто хочет понять эту систему, сделать то же самое, хотя, конечно, полного представления о ней это не дает, поскольку даже трудно прочитать все сопровождавшие цифры пояснения[45 - Turner. Between Debt and the Devil, p. 26.].

В то же время такой изощренный подход обнадеживал, поддерживая иллюзию «Великого успокоения».