Не гаси свет

Прочь! Пошли вон! УБИРАЙТЕСЬ, МЕРЗКИЕ ТВАРИ! Он произнес это вслух, или его мозг исторг безмолвный вопль?

Беги! Не медли! Для нее все кончено. Беги!

На этот раз мужчина подчинился своему внутреннему голосу. Он «поставил» Марианну на снег, сунул руку в ее рану, нащупал сердце – все еще теплое, упругое, вытащил его и сунул себе за пазуху, туда, где билось его собственное, живое, сердце. Свитер был мокрым от крови. Он уронил бледное голое тело, и снежный саван с тихим вздохом принял его в свои объятия. Сервас медленно отступил на три шага, а волки набросились на труп. В мгновение ока человек оказался рядом с машиной. Дверцу он не запирал, но боялся, что она примерзла. Из последних сил Мартен потянул за ручку окровавленными пальцами и едва не опрокинулся на спину, когда она заскрежетала и внезапно открылась.

Сервас рухнул на сиденье. Рука в липкой от крови перчатке так сильно дрожала, что он с трудом вытащил ключ из кармана и чуть не уронил его, пытаясь вставить в зажигание. Но Мартен справился с ключами, после чего бросил взгляд в зеркало и вдруг понял, что сзади него кто-то есть. Ему стало ясно, что он сходит с ума. Нет, этого не может быть!

А она открыла рот и произнесла молящим тоном:

– Мартен…

– Мартен! Мартен!

Сервас вздрогнул и открыл глаза.

Он сидел в старом кожаном кресле, уронив правую руку с подлокотника, а Рекс лизал ему ладонь.

– Прекрати немедленно! – произнес чей-то голос. – Давай, давай! Пойди поищи себе другую игрушку! Как ты, Мартен?

Пес удалился, виляя хвостом. Он был настоящим хозяином здешнего заведения, он принадлежал всем и никому персонально, и играть с ним стало частью терапии. Полицейский встряхнулся – в точности как овчарка в его сне – и уставился в телевизор. Показывали репортаж о французской космической программе. На экране мелькали кадры съемки Космического городка[1 - Космический городок – тематический парк развлечений, посвященный освоению космоса и истории Солнечной системы. Был открыт в июне 1997 г. по инициативе мэрии Тулузы. За первые десять лет существования этого парка развлечений его посетило более трех миллионов человек. (Здесь и далее примечания переводчика.)], расположенного на восточной окраине Тулузы, и корпуса Высшего института аэронавтики и космоса, выстроенного на склоне холма в центре города, неподалеку от Обсерватории Жолимон.

Кроме Серваса и Элизы, в общей гостиной никого не было. Мартен понял, что задремал перед телевизором, разомлев от жары в этот бесконечно долгий и нудный зимний день (в здании сильно топили). Сыщик повернул голову в сторону балконной двери. Солнце все утро сияло над заснеженным пейзажем, в коридорах витал аромат кофе – там смеялись и переговаривались сотрудники, – и огромная, украшенная кем-то из пансионеров елка радовала взгляд каждого, кто видел ее. Снег сверкал и переливался, и душа проснувшегося мужчины ненадолго обрела безмятежный, почти детский покой.

Но сразу после обеда («постояльцы» ели в общей столовой) холодный ветер загнал солнце за тучи. Голые ветки деревьев застучали в стекла, температура упала до – 1 °C. Одолеваемый мрачными мыслями майор устроился в кресле перед телевизором. Убавив звук, он погрузился в забытье и увидел кошмар.

– Вы кричали, – сказала Элиза. – Плохой сон?

Мартен посмотрел на нее мутным взглядом и внутренне содрогнулся, вспомнив заснеженный лес, хижину, волков… и Марианну… Кошмарный сон, навеянный ужасной реальностью. Осталась ли у него надежда? Ответ ясен: никакой.

– Вы уверены, что все хорошо? – допытывалась Элиза.

Эта пухленькая сорокалетняя женщина со смеющимися глазами была единственной сотрудницей центра, которая нравилась Сервасу, и единственной, кто мог выносить его. Все остальные сотрудники раньше работали в полиции. Сначала они сами были пациентами центра, потом стали его хозяевами: их называли общественными медицинскими помощниками. Они проявляли к другим пансионерам братское участие, которое Сервас воспринимал как нечто навязчиво-липкое.

Они его не любили. Он отказывался соблюдать правила игры. Не желал смириться, не собирался жалеть себя и сотрудничать…

А вот Элиза ничего от него не ждала.

И никогда не работала в полиции. Ее много лет унижал и третировал муж, и она в конце концов ушла от него. Чаша терпения этой женщины переполнилась после одного вопиющего случая: супруги поехали гулять за город, она что-то «не так сказала», и мерзавец сел в машину и уехал, бросив Элизу с маленьким сыном в незнакомом месте среди ночи. После развода бывший муж день и ночь донимал ее телефонными звонками, поджидал после работы, подкарауливал в супермаркете, молил о прощении, грозился похитить сына или убить их обоих, а потом покончить с собой… Однажды он так сильно толкнул ее на парковке, что она ударилась головой о бампер собственной машины и потеряла сознание. Все это произошло на глазах у ребенка. Судья выдал запретительный ордер, но бывший супруг Элизы не утихомирился: у него и раньше бывали неприятности с полицией, и он знал, что ему ничего не грозит. А Элиза нашла работу в доме отдыха для вышедших в тираж полицейских и быстро стала всеобщей любимицей. Через какое-то время она поделилась своими проблемами кое с кем из пансионеров, и в один далеко не прекрасный день у экс-мужа началось «тесное общение» с полицейскими. Они наносили ему визиты по самым ничтожным поводам, звонили утром, днем и вечером на работу, заезжали, чтобы дружески поприветствовать, как минимум два раза в неделю парковались у его дома, подходили на улице, «тыкали» ему при соседях, а иногда «случайно» толкали – о, конечно, не так сильно, как он толкнул свою жену! Бывший обещал подать жалобу за преследование, но ничего подобного, естественно, не сделал, а вот жену с малышом доставать перестал. Как только негодяй исчез из жизни Элизы, она как будто помолодела и снова стала энергичной, полной сил, веселой женщиной с заразительным смехом.

– Звонила ваша дочь, – сказала она Сервасу.

Тот приподнял бровь.

– Я сказала, что вы спите, и она не велела будить вас, но просила передать, что скоро заедет, – добавила женщина.

Мартен взял пульт и выключил телевизор. Поднявшись, он посмотрел на свой изношенный свитер, замахрившийся на локтях и манжетах, и внезапно вспомнил, что завтра Рождество.

– Может, хоть по случаю праздника побреетесь? – подколола его Элиза.

Пациент ответил не сразу.

– А что будет, если не побреюсь? – поинтересовался он наконец после долгой паузы.

– Подтвердите то, что думают о вас почти все, кто тут живет.

Сервас снова вздернул бровь:

– А что они думают?

– Что вы бирюк и бука.

– И вы с ними согласны?

Женщина пожала плечами:

– Что и говорить, характерец у вас тот еще…

Мартен рассмеялся, а она улыбнулась, покачала головой и вышла. Когда дверь за Элизой закрылась, Сервас задумался. Его не волновало, что думают о нем другие, но Марго не должна видеть его таким. Последний раз дочь навещала его три месяца назад, и он до сих пор не забыл, с какой печалью и укоризной она тогда на него смотрела.

Сервас прошел через холл и начал подниматься по лестнице. Его комната находилась под самой крышей и была очень маленькой – едва ли больше девяти метров. Обставлена она была по-спартански: кровать, узкая, как ложе тайно вернувшегося на Итаку Одиссея, шкаф, письменный стол, несколько полок с книгами – Платон, Цицерон, Тит Ливий, Овидий, Сенека… Размеры временного пристанища и отсутствие уюта не волновали Серваса, зато вид из окна на лес и поля был хорош даже зимой.

Он сменил старый свитер и майку на рубашку и чистый пуловер, надел любимую стеганую куртку, шарф и перчатки, спустился на первый этаж и покинул дом через заднюю дверь. Дойдя по засыпанной снегом равнине до ближайшего перелеска, вдохнул полной грудью холодный влажный воздух. Его окружала вселенская тишина, а на снегу не было ни одного следа – здесь никто не гулял.

Мартен очистил каменную скамью, уютно устроившуюся под двумя вековыми деревьями, и сел. «Черт, как же холодно!»

В небе, белом под стать окружающему пейзажу, летали вороны, и мысли в голове у сыщика были такими же мрачными, как оперение этих птиц. Он запрокинул голову и сделал глубокий вдох. В памяти, как посмертный отпечаток портрета убийцы на сетчатке жертвы, всплыла улыбка того человека. В прошлом месяце он перестал принимать антидепрессанты, не поинтересовавшись мнением лечащего врача, и сейчас вдруг испугался, что тьма снова поглотит его.

Возможно, он поторопился…

Полицейский понимал, что недуг может убить его. Он сражается с тяжелой депрессией, его мозг бьется в конвульсиях, как попавший в капкан зверь, и никто не знает, надолго ли его хватит.

Жестокое страдание опустошает душу.

Полгода назад ему домой пришла посылка, доставленная UPS[2 - United Parcel Service, Inc., или UPS – американская компания, специализирующаяся на экспресс-доставке и логистике.]. Отправитель, некий М. Особа, жил в Пржевлоке, на востоке Польши, в лесистой местности на границе с Белоруссией. Внутри картонной коробки находился термобокс. Сердце едва не выскочило у Серваса из груди, когда он поддел кухонным ножом сургучную печать. Сыщик не помнил, что именно ожидал найти внутри. Отрезанный палец? А может, даже кисть руки (учитывая размеры упаковки)? Но увиденное оказалось во сто крат хуже. Предмет в форме большой груши красного – нет, алого, как сырое мясо, – цвета. Сердце… Определенно человеческое. Приложенная записка была не на польском, ее написали по-французски:

Она разбила твое, Мартен. Думаю, теперь ты наконец почувствуешь себя свободным. Сначала будешь страдать, но потом успокоишься – нет смысла искать, не на что надеяться. Подумай об этом.

    С дружескими чувствами,
    Ю. Г.

Последняя надежда – мизерная, призрачная: это жестокая дурная шутка и сердце не ее…

Сотрудники лаборатории сделали генетический анализ, сравнив ДНК «подарка» с ДНК сына Марианны Юго, вынесли вердикт, и разум Серваса дрогнул. По указанному на посылке адресу находился отдельно стоящий дом в глубине векового леса. Беловежская Пуща была одним из последних первозданных лесных массивов Европы. Единственным нерукотворным памятником необъятного леса эпохи герцинской складчатости[3 - Герцинская складчатость (по названию горной группы Центра Европы, известной у древних римлян как Герцинский лес) – совокупность процессов интенсивного горообразования, завершившихся возникновением во второй половине палеозойской эры складчатых горных систем.], который в начале христианской эры покрывал весь север континента. Взятые на месте анализы подтвердили, что Гиртман жил там – как и многие женщины, похищенные в последние годы в разных европейских странах. В том числе и Марианна… Сыщик выяснил, что фамилия «Особа» переводится с польского как «человек»: Гиртман тоже читал Гомера.

Разумеется, след на этом обрывался…

Месяц спустя Мартена признали временно негодным к службе и направили в центр, где впавших в депрессию полицейских заставляли заниматься спортом по два часа в день и выполнять мелкие бытовые поручения – например, сгребать опавшие листья в парке. Он беспрекословно подчинялся, когда ему давали эти задания, но вот от групповой терапии отказался наотрез. Уклонялся сыщик и от общения с другими пансионерами: почти все они были алкоголиками – то ли в силу природной склонности, то ли из-за «трудовой биографии». Люди годами купались в нечистотах, имея дело с отбросами общества, и неизбежно срывались. Даже самый бесчувственный и твердолобый человек ломается, когда его в глаза называют легавой сукой, мусором, сволотой, когда его детей задирают во время перемены на школьном дворе только за то, что их отец – полицейский, когда жена уходит, заявив, что «ей все обрыдло». Тех, кто стоит на страже безопасности граждан, эти самые граждане ненавидят и презирают, а подонки общества прохлаждаются в это время на террасах кафе или в постели с девками… Большинству постояльцев центра хоть раз да приходила в голову мысль о самоубийстве.

У депрессии много пагубных последствий. Одно из них – невозможность сконцентрироваться и заниматься своим делом. Патрон Серваса комиссар Стелен быстро понял, что майор совершенно выбит из колеи и неработоспособен. Да Мартен и сам это осознавал. Ему было плевать на убийц, насильников и грабителей всех мастей. Он утратил вкус не только к работе, но и к еде, к происходящим в мире событиям и к своим любимым латинским авторам.