Гадкая ночь

* * *

Он опять проснулся. Открыл глаза. Увидел лицо Марго. Она плакала, но это были слезы счастья.

– Ох, папа… наконец-то! Ты меня слышишь?

– Конечно.

Он взял дочь за руку. Ее ладонь была горячая и сухая, его – холодная и влажная.

– Господи, папа, как же я рада!

– Я тоже, я… – Он попробовал откашляться, и ему показалось, что в горло напихали стекловаты. – Я… очень… рад, что ты здесь…

Ему удалось произнести эту фразу почти на едином дыхании. Он потянулся к стакану.

Марго поднесла воду к запекшимся губам отца, сдерживаясь, чтобы не заплакать. Сервас посмотрел на дочь.

– Ты… давно ты здесь?

– В этой палате или в Тулузе? Несколько дней…

– А как же твоя работа в Квебеке? – спросил Сервас.

За несколько последних лет Марго пробовала себя тут и там и наконец осела в одном небольшом издательстве. Ей поручили зарубежный сектор. Сервас дважды навещал дочь в Канаде, и каждый раз с трудом переносил полет.

– Взяла отпуск за свой счет. Не волнуйся. Все улажено. Гениально, что ты очнулся, папа…

Гениально. То же слово использовал интерн. Моя жизнь гениальна. Это гениальный фильм. Все гениально, повсюду и всегда.

– Я тебя люблю, детка. Это ты у меня гений.

Почему он так сказал? Марго изумилась. Покраснела.

– Я тоже тебя люблю… Помнишь наш разговор в больнице, куда ты попал после лавины?

– Нет.

– Я сказала: «Никогда больше так со мной не поступай».

И Сервас вспомнил. Зима 2008/2009-го. Погоня в горах на снегокатах и лавина. Марго у его изголовья.

Он улыбкой попросил у дочери прощения.

* * *

– Черт, патрон, ну и напугали же вы нас!

Он завтракал – ужасный кофе, тосты, клубничный конфитюр плюс лекарства – и читал газету, сидя в подушках, когда примчалась Самира, а следом за ней Венсан. Пришлось бросить на середине статью о том, что Тулуза каждый год принимает 19 000 новых жителей и через десять лет обгонит Лион, что в городе учатся 95 789 студентов, работают 12 000 исследователей и что он связан рейсами из своего аэропорта с 43 европейскими городами, а в Париж самолеты вылетают 30 раз в день. Но – ложка дегтя в бочке меда – между 2005-м и 2011-м численность тулузской и национальной полиции постоянно уменьшалась по сугубо бюджетным причинам, и эта драматичная ситуация так и не выровнялась. В 2014-м пришлось даже отказаться от технического переобучения некоторого числа полицейских, служащих в уголовной полиции. События 13 ноября 2015 года в Париже радикально изменили расклад. Полиция и судебная система неожиданно стали приоритетно значимыми, процедуры упростились, а ночные обыски снова были «в законе» (Сервас никогда не мог понять, почему нельзя задерживать опасного субъекта до 6 утра, – это же не война, когда обе стороны каждую ночь объявляют перемирие и ни одна сторона его не нарушает.) Дебаты об ограничении гражданских свобод и уместности их отсрочки, конечно же, оживились, но в демократической стране так и должно быть.

Сервас раздраженно отбросил газету. Самира в черной косухе с молниями и пряжками безостановочно моталась вокруг кровати. Венсан был в тельняшке, джинсах и серой суконной куртке. Внешне оба напоминали кого угодно, только не полицейских. Эсперандье достал телефон, приготовился снимать, и Сервас грозно произнес по слогам:

– Ни-ка-ких фо-то-гра-фий!

Он бросил взгляд на лекарства на тумбочке: два болеутоляющих препарата, один противовоспалительный. «Маленькие пилюли самые опасные», – решил он.

– Даже карточку на память не разрешишь сделать?

– Ммммм…

– Когда выписываетесь, патрон? – спросила Самира.

– Хватит называть меня патроном, это просто смешно.

– Ладно.

– Насчет выписки не знаю… Зависит от анализов и обследований.

– А потом что? Предпишут отдых и восстановление?

– Ответ тот же.

– Вы нужны в бригаде, патрон.

Мартен вздохнул. Помолчал. Потом его лицо просветлело, и он сказал с железной уверенностью в голосе:

– Знаешь что, Самира? Вы прекрасно справитесь без меня.

Затем открыл газету и углубился в чтение.

– Может, и так… Но все равно… патрон… я… схожу за кока-колой… – Она выскочила за дверь, и пятнадцатисантиметровые каблуки зацокали по коридору.

– Она не выносит больницы, – объяснил Венсан извиняющимся тоном. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Нормально – или на самом деле нормально?

– Я готов действовать.

– То есть готов к работе?

– К чему же еще?

Эсперандье вздохнул и упрямо насупился; вечно непослушная прядь волос упала ему на лоб, придав сходство с лицеистом.

– Прекрати, Мартен, это не шутки. Еще несколько дней назад ты валялся в коме и никак не можешь быть в форме! Да ты из кровати-то не вылез! И перенес операцию на сердце…

Кто-то деликатно постучал в дверь, Сервас повернул голову, и у него перехватило дыхание: на пороге стояла Шарлен, красавица-жена его заместителя. Длинные рыжие, как осенняя листва, волосы падали на белый мех широкого воротника, молочно-белая кожа сияла, зеленые глаза сулили райское блаженство каждому мужчине.