Майор сделал еще один шаг.
По обе стороны коридора были свалены стопки картонных коробок, просевших под весом древних абажуров, пыльных журналов, плетеных корзин со всяким хламом. Тяжелая громоздкая мебель оставляла проход для одного человека – двоим было не разойтись. Склад какой-то, а не квартира… Сервас добрался до двери и бросил взгляд налево. Увидел темные очертания шкафов и комодов, ночник на тумбочке в центре комнаты. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и он разглядел кровать и очертания человека. Болящая мамаша… Сервас не был к этому готов – а кто был бы?! – и непроизвольно сглотнул. Женщина полусидела-полулежала в подушках, нагроможденных у дубовой спинки кровати. В вырезе ветхой ночной рубашки виднелась костлявая грудь. Лицо с выступающими скулами, глубоко посаженные глаза и редкие седые волосы на висках делали ее похожей на героиню картины то ли Дюрера, то ли Гойи. На салфетке, покрывающей тумбочку, лежали упаковки лекарств, в вену узловатой руки была воткнута игла капельницы. Смерть в этой комнате почти вытеснила жизнь. Больше всего пугали слезящиеся глаза ведьмы: даже утомленные болезнью, они сочились ненавистью. Сервас вспомнил адрес дома – улица Паради [29 - Райская улица (фр.).] – и подумал, что ее стоило бы переименовать в улицу Анфер [30 - Адская улица (фр.).].
Довершал образ пожелтевший окурок в растрескавшихся губах – мумия курила, как пожарный, рядом стояла пепельница, над кроватью висело облако дыма.
Сервас перешел в гостиную, освещенную мерцанием телевизора и экранами нескольких компьютеров. «Да здесь целая анфилада комнатенок, соединенных низкими арками, деревянная лестница и куча закутков, хуже варианта не придумаешь…» – подумал он. Что-то коснулось его ног. Кошки, стая кошек, снующих туда-сюда поверху и понизу; десятки разноцветных усатых зверьков разного размера. Сервас разглядел блюдечки и миски с едой, свежей и засохшей, скукожившейся и почерневшей, и приказал себе: «Смотри, куда ставишь ногу, болван! Не хватает только вляпаться».
Вонь стояла невыносимая, но чуткий нос майора уловил запах жавелевой воды. Мартен поморщился.
– Свет можно зажечь? – спросил он. – А то темно, как… сам знаешь где.
Хозяин дома протянул руку, зажег чертежную лампу, высветив половину стола с компьютерами. Сервас успел заметить низкий диванчик и пузатый комод.
– Ну так что там у вас за вопросы?
Жансан слегка пришепетывал, и майор угадал за вызывающим тоном страх и неуверенность в себе.
– Вы гуляете рядом с тропой бегунов, проложенной вдоль реки? – спросил Эсперандье, и Жансан резко обернулся.
– Неа.
– Никогда?
– Я же сказал! – Уродец повысил голос.
– Слышали, что там случилось?
– Нет… но… Да вы что?! Видели, где мы с мамашей живем? Кто, по-вашему, придет сюда делиться слухами? Почтальон? Никто у нас не бывает.
– Разве что бегуны… – заметил Сервас.
– Ну-у-у… некоторые паркуются на гребаном пустыре.
– Мужчины? Женщины?
– И те и другие. Девки иногда берут с собой псов, Призрак нервничает, лает.
– А идут они мимо ваших окон.
– И что с того?
Под ларем что-то лежит. Сервас заметил, как только вошел.
Он сделал шаг, и Жансан занервничал.
– Куда это вы? Если собрались обыскивать…
– На трех женщин напали в двух километрах от вашего дома, – вмешался Венсан, вынуждая парня повернуть голову. – Все три дали одинаковое описание…
Сервас почувствовал, как напрягся хозяин дома, и незаметно переместился еще ближе к ларю.
– Они заявили, что на них напал мужчина в толстовке с капюшоном, ростом примерно метр семьдесят, худой – килограммов шестьдесят, не больше…
На самом деле художник по словесным описаниям сделал три разных портрета, обычно так оно и бывает. Но в одном жертвы сошлись: преступник был низкий и тщедушный, но очень сильный.
– Где вы были одиннадцатого, двадцать третьего и восьмого ноября между пятью и шестью часами вечера?
Жансан нахмурился, изобразив глубокую задумчивость, и Сервас почему-то вспомнил игру актеров в фильме «Семь самураев».
– Одиннадцатого мы с Анжелем и Роланом – это мои кореша – играли в карты у Анжеля. Двадцать третьего тоже. А восьмого мы с Анжелем ходили в кино.
– Какой фильм смотрели?
– Что-то про зомби и скаутов.
– Зомби и скауты? – переспросил Венсан. – «Скауты против зомби», – подтвердил он. – Вышел на экраны шестого ноября. Я тоже его видел.
Сервас смотрел на своего заместителя, как будто тот вдруг превратился в марсианина.
– Странно, – произнес он так тихо, что Жансану пришлось в очередной раз повернуть голову. – У меня, вообще-то, хорошая память, но я не сумел бы вот так, с ходу, сказать, где был и что делал вечером одиннадцатого или двадцать третьего октября. Двадцать пятого помню – коллега уходил в отставку, так что день был особый… Получается, для тебя игра в карты с дружками и поход в кино – особо запоминающиеся дела, так?
– Спросите у ребят, они всё подтвердят, – надулся Жансан.
– Не сомневаюсь. – Сервас кивнул. – Фамилии назовешь?
Как он и предполагал, парень поспешил дать требуемую информацию.
– Слушайте, я знаю, почему всё так хорошо запомнил.
– Неужели? Валяй.
– Когда я прочел в газете про ту девушку… ну, которую изнасиловали… решил обязательно запомнить, что делал в тот день…
– Ты вроде сказал, что не читаешь газет?
– Соврал.
– Зачем?
Жансан пожал плечами. Его бритый череп блестел в темноте. Он провел рукой в перстнях от лба к татуированному затылку.
– Да затем, что не собирался с вами долго разговаривать, неужели не ясно? Хотел, чтобы вы убрались побыстрее.
– Что, дел по горло?
– Может, и так.
– Ты каждый раз записывал, чем занимался?