Лютая охота

– Это вы убили моего сына! – вдруг взвыла мать. – Вы убийцы, душегубы!

Сервас без слов застыл на месте, словно ему дали пощечину. Впрочем, этот гнев был ему понятен. Разве он сам не впадал в ярость, когда кто-нибудь из коллег поддерживал взгляд на полицию как на структуру расистского толка, и тем самым бесчестил всю профессию? Он повернулся к журналистке:

– Это вы вселили в их головы такую мысль?

Эстер Копельман молча, с непроницаемым видом его разглядывала. Тогда он обратился к матери.

– Я хотел бы с вами поговорить без присутствия этих людей, – сказал он ей и Шарифу, указав подбородком на адвоката и репортершу.

– Я остаюсь, и никаких разговоров, – отрезал адвокат.

Сервас подавил вздох. Мать Мусы Сарра обернулась к Эстер Копельман. Та нагнула голову и поставила свою чашку на стол в углу столовой.

– Мадам Сарр, позвольте снова выразить вам мои соболезнования. Я вам действительно искренне сочувствую. Шариф, позаботьтесь о матери.

И она направилась к двери, на ходу попрощавшись с Сервасом.

* * *

– Когда вы видели сына в последний раз? – спросил он.

Мать бросила на него опасливый, враждебный взгляд и замялась.

– В пятницу… или в четверг… пожалуй, в четверг.

Они сидели в гостиной на диване и двух креслах.

– А когда он вам в последний раз звонил?

– Я не помню… На прошлой неделе… Он редко мне звонил.

– А в эти выходные звонил?

Она промокнула глаза платком:

– Нет.

– То есть с четверга у вас о нем не было никаких известий?

Мать заерзала на диване и помотала головой.

– И это вас не обеспокоило?

– Муса был уже совершеннолетний, – вмешался Шариф, сидевший в кресле справа от Серваса. – Он не всегда ночевал дома, то исчезал, то появлялся. И в этом не было ничего особенного.

– А где он ночевал, если не ночевал дома? – тихо спросила Самира.

Шариф Сарр ответил, глядя только на Мартена:

– У друзей… У женщин… Я мало об этом знаю… Повторяю еще раз: Муса был достаточно взрослый, чтобы распоряжаться собой.

– И все же вы были его попечителем, – заметил Сервас.

Шариф вздохнул. В воздухе повисла осязаемая недомолвка.

– Меня назначил судья… Это все идиотское правосудие с их дебильными правилами. Спрашивается, где они только все это берут…

– И вы помните, когда говорили с ним в последний раз?

Шариф снова испепелил его взглядом:

– К чему все эти вопросы? Я уже вам сказал: ищите прежде всего среди вас… Это вы его убили, – повторил он. – Вы или кто-нибудь из ваших… А теперь вы делаете вид, что расследуете … Но я знаю, что это все для проформы, чтобы сказать потом: «Видите, мы же провели расследование». Я знаю, что дело быстро закроют…

– Ответьте на вопрос.

– В четверг вечером. Он мне позвонил и сказал, что ночевать не придет, а останется у друзей. Сейчас каникулы, и занятий у него не было.

– У него были враги?

Зрачки у Шарифа сузились.

– Да мать вашу, сколько раз вам повторять? Вы, легавые! – снова выхаркнул он. – Только дети ваших легавых шлюх могли такое сотворить!

Мартен проигнорировал оскорбление.

– А кроме нас?

– Как насчет семьи той девчонки, что обвиняла его в изнасиловании, что скажете? – предположил парень совершенно хладнокровно.

«Нашел дурака», – подумал Сервас.

– Когда можно будет получить тело? – спросила мать. – Его уже пора похоронить…

– Скоро, – уклончиво ответил он и встал.

– Мне надо осмотреть его комнату, если позволите. Туда кто-нибудь заходил после четверга?

– Я, – слабым голосом ответила мать, – чтобы поменять белье и прибрать.

* * *

Постеры на стенах изображали рэперов с мускулистыми торсами, обвешанных золотом, как античные полубоги, только в бейсболках с прямым козырьком. Рядом висели афиши концертов, реклама мощных, сверкающих автомобилей, а напротив – фото девиц в бикини.

Вот он, полный каталог желанного и недостижимого: фантастическая вселенная, искусственная реальность, предназначенная маскировать настоящую. Ту, что из бетона и обмана, пригородную зону, отодвинутую подальше от центра, где поселяли таких парней, как Муса, в надежде, что их бешенство не дохлестнет до благополучных кварталов. Но, сколько ни огораживайся окружными путями и кусками «ничейной земли», поток гнева все равно вырвется наружу. Когда вы, поколение за поколением, ощущаете себя элементом маргинальным, обесцененным изгоем, который во всем виноват, как тут не взрастить в себе ненависть и желание поквитаться?

Сервас и Самира надели синие акриловые перчатки и принялись поднимать подушку и матрас, заглядывать под кровать, открывать ящики небольшого письменного стола, рыться в платяном шкафу, осматривать этажерки.

– Вот, смотри, – сказала Самира, разглядывая постер «GTA[12 - «Grand Theft Auto» – «Некислый угон»; серия компьютерных игр, где персонажи совершают различного рода противоправные действия, используя угнанные машины (англ.).] V». – Мальчик чуть ли не с пеленок играет в сверхжестокие компьютерные игры, где надо убивать, бить и воровать, чтобы заработать очки. Он слушает тех рэперов, что выдают себя за гангстеров и хвастают поступками, которых не совершали. К тому же он знает, что у него нет будущего и что гораздо легче зарабатывать себе на жизнь бизнесом, чем любой нормальной работой… И я спрашиваю себя, какова вероятность, что он пойдет по плохой дорожке, и какова – что по хорошей?