– Что? – ехидно рассмеялся Оптат. – Спал, что ли, очень крепко?
Его дружки продолжали посмеиваться, но выражения их лиц изменились. Теперь они походили на свору гончих, зажавших в углу дикого кабана. Ромул мысленно выругал себя последними словами. Разве может хоть кто-нибудь забыть, когда его ранили в бою?
Новий выставил левую ногу вперед и выразительно ткнул пальцем в казавшиеся совсем белыми отметины по обеим сторонам загорелой мускулистой икры. Судя по размеру, они были оставлены прошедшим насквозь копьем.
– Понятия не имею, кто это сделал! – крикнул он, ломаясь. – Даже удара острием не почувствовал.
Ответом ему был громкий многоголосый смех. За время службы в легионах все получили немало шрамов.
– Это было очень давно, – сказал Ромул, заранее зная, что эта попытка оправдаться окажется тщетной.
– Ты всего лишь щенок сопливый, – моментально отозвался Кай. – И не провел полжизни в легионах, не прошел через дюжину войн.
– Как мы, – добавил Оптат. – А мы все помним каждое прикосновение меча, как будто это случилось вчера.
Ромул залился краской. Увы, он не мог сказать того же о двух годах, на протяжении которых он был секутором и сражался на арене. Острую боль от ножа Лентула, вонзившегося ему в бедро, он ощущал и сейчас так же явственно, как в тот миг, когда все произошло. Но упоминать об этом нельзя было ни в коем случае. Почти все гладиаторы были рабами, преступниками или военнопленными и считались презреннейшими из презренных.
– Слыхал я, что есть люди, которые за хорошую цену отлично срежут клеймо и зашьют рану, – злобно бросил Кай.
– Потом и не подкопаешься, – хмуро добавил Новий.
– Признавайся, ты из этих! – потребовал, наливаясь гневом, Оптат.
– Нет, конечно! – воскликнул Ромул. – Рабы ведь не допускаются в армию.
– Под страхом смертной казни, – добавил Новий, искоса взглянув на него.
Кай переступил через порог.
– Ну-ка, напомни, откуда ты родом.
– Из Трансальпийской Галлии. – Ромулу ужасно не нравился тот оборот, который приобретали события. Он поднялся на ноги, подумав, что было бы очень неплохо, если бы сюда подошел Бренн.
– А вам-то что?
– Да просто мы же прослужили там три года, – отозвался Новий и прищурился так, что его глаза превратились в узкие щелки. – Было дело, а, парни?
Оптат ухмыльнулся.
Ромул почувствовал, что ему вот-вот станет дурно. Уроженцем той части Галлии был Бренн, сам же Ромул являлся чистокровным римлянином. Лгать понадобилось только для того, чтобы попасть в армию. И Бассий, их первый центурион, просто обрадовался, что к нему попала пара людей, которые прекрасно умели сражаться. И не стал задавать лишних вопросов. Для Бассия имели значение лишь доблесть и умение воинов. К тому же наемники в армии Красса начали общаться с римскими легионерами только в плену. Да и во время продолжительного похода на восток пленные почти не задавали вопросов друг другу. Куда важнее было уцелеть. Вплоть до сегодняшнего дня.
– Там побывала половина армии, – грубо бросил Ромул. – Коросту свою ты тоже там заработал?
Это было оскорблением, однако Новий будто не услышал его.
– Так где же ты жил?
Внимание остальной четверки было приковано к злобному недомерку, словно он сам намеревался ответить на свой вопрос.
– В деревне, высоко в горах, – уклончиво ответил Ромул. – Далеко.
Но его слова не удовлетворили доморощенных следователей. Новий и Оптат вслед за Каем вошли внутрь, а оставшиеся двое загородили дверь. Ромулу было некуда податься, кроме как в казарму, где было еще меньше места. Молодой солдат сглотнул слюну, борясь с настойчивым желанием вынуть кинжал. Если он в такой тесноте вступит в бой с тремя противниками, вооруженными мечами, у него не будет почти никаких шансов. Единственная защита состояла в том, чтобы дерзко отрицать все, в чем его обвиняли.
– Какой там был ближайший город?
Как Ромул ни ломал голову, ему никак не удавалось припомнить, упоминал ли вообще Бренн название своей родины. Не помогла даже молитва Митре, а за ним Юпитеру. Он открыл было рот, потом закрыл, не проронив ни слова.
Новий шагнул вперед, на ходу вынимая меч из ножен.
– Ты что, и этого не можешь вспомнить? – приторным голосом осведомился он.
– Мы жили неподалеку от Лугдунума, – громыхнул из-за двери голос Бренна.
Никогда еще Ромул не испытывал столь сильного чувства облегчения.
– Это территория аллоброгов, что ли? – глумливо спросил Новий.
– Да. – Бренн вошел в комнату, заставив Кая попятиться. – Была.
Оптат ухмыльнулся.
– Ту кампанию я отлично помню. Ваши деревни пылали, как хворост.
– И среди бабья, которое мы оттрахали, попадались очень смазливые девки, – добавил Новий и несколько раз вставил два пальца левой руки в кольцо, образованное указательным и большим пальцами правой.
Остальные вызывающе расхохотались, и Ромул почувствовал, что его распирает гнев за то, что Бренна подвергают такому унижению.
Галл и сам побагровел от ярости, но сдержался.
А Новий все не желал утихомириться.
– Тогда почему у вас с ним акценты разные? – Он ткнул пальцем в сторону Бренна.
Тот не давал Ромулу возможности что-либо сказать.
– Потому что его отец был таким же римским солдатом, как и вы, поганцы, – рявкнул он. – Потому у него и имя такое. Довольны?
Аммий, Примитив и Оптат злобно взглянули на него, но промолчали. Они были простыми громилами, а не заводилами.
– Так что же насчет отметины? – вновь пошел в наступление Новий.
– Это от гладиуса, – с деланой неохотой ответил галл. – Парень еще не мог толком поднять меч, но, когда ваши напали, тоже попытался сопротивляться. Неудивительно, что ему не хотелось говорить вам об этом.
В конце концов Новий все же растерялся и принялся прикидывать в уме, каким должен был быть Ромул во время восстания аллоброгов, случившегося девять лет назад.
Все сходилось.
– Мы бежали на юг. Работали где придется, – продолжал Бренн. – И прибились к армии Красса. Все наше племя погибло, так что нам было все равно, куда идти, хоть в Гадес.