Орион и завоеватель

– Мы потеряли шестерых, но взамен приобрели шестерых.

– Я доверяю только Бату, – буркнул Гаркан.

– Но у тебя теперь на одного человека больше, чем было, когда я встретился с вами.

Он взглянул на меня. Я сидел на корточках под полотняным пологом, сквозь него редкими каплями сочилась вода.

– Ты уходишь?

– Мы у озера Ван. До Арарата несколько дней пути.

– Паломник, ты не одолеешь эту дорогу в несколько дней.

– Я должен попытаться.

Гаркан фыркнул, а потом вздохнул:

– Если бы я мог сейчас стоять, то попытался бы остановить тебя, ты ценный человек.

– Только пока согласен тебе помогать. Сейчас мне пора уходить, и остановить меня можно, только убив. Но я прихвачу с собой на тот свет многих из вас, если ты попытаешься воспрепятствовать мне.

Гаркан хмуро кивнул:

– Ладно, ступай с миром, паломник. Иди своим путем.

– Я возьму четырех коней.

– Четырех?

– У тебя их больше, чем нужно.

– Я могу продать их в ближайшем городе.

– Мне нужно четыре коня, – повторил я.

– Пусть будет четыре, – недовольно согласился он. Но когда я вышел под проливной дождь, он кивнул. – Удачи тебе, паломник. Надеюсь, что твоя богиня будет ждать тебя.

– Я тоже, – ответил я.

23

Ливень кончился, и засияло яркое солнце, через несколько дней снова пошел дождь, но я мчался не останавливаясь, подгоняя своих лошадей. Я часто менял их, но все же кони начинали хромать и сдавать.

Две лошади пали прежде, чем я добрался до первой деревни. Там я украл еще двух и в отчаянной схватке убил шестерых мужчин, чтобы вырваться на свободу. Раны мои кровоточили, я был голоден, но теперь я опять имел четырех лошадей и они несли меня к горе Арарат.

Дождь сначала смешивался с мокрым снегом, а потом превратился в снег. Я упорно поднимался по склону и опять загнал коней до смерти, не жалея о них, зная только, что должен вовремя добраться до вершины горы.

Честно говоря, я удивлялся, зачем творец, который способен манипулировать временем столь же легко, как я пересекаю пространство, потребовал, чтобы я оказался на горе Арарат в определенное время. Почему не может Аня подождать меня там сколько потребуется, а потом вернуться в то место и время, из которого пришла. Я не понимал этого, но по-прежнему мчался вперед. Последний конь пал бездыханным уже у подножия горы. Оставив его, я зашагал к увенчанной снегом вершине, возвышавшейся передо мной. Когда расступались тучи, белоснежная шапка вспыхивала мириадами сверкающих бриллиантов.

Полумертвым я добрался до вершины, пробиваясь сквозь высокие – по грудь – заносы снега. Я не ел уже несколько дней. Свежие раны, полученные мной, затянулись, но я потратил на это слишком много энергии… Слабым, словно новорожденный младенец, я поднялся на вершину Арарата. Из двух пиков я выбрал самый высокий. Ведь, как я рассудил, вершиной считается самая высокая точка горы. Старый, остывший вулканический кратер засыпало снегом.

Вокруг меня клубился туман, было холодно и бело. Я ощущал, как тепло жизни оставляет меня, как все глубже и глубже становится холодный снег, обдуваемый белым дыханием ледяного ветра. Шли часы и, может быть, дни, а я бродил, проваливаясь в снег… Один, совершенно один. Неужели я опоздал? Или пришел слишком рано? Впрочем, это не важно: я встречу здесь Аню или умру.

Наконец я не смог более оставаться на ногах. Готовясь умереть, я погрузился в сугроб. Я замерзал, ощущая, что тело мое пытается защититься от мороза, но без успеха. Леденела плоть, оставляемая последними искрами жизни.

Я вспомнил другое место и время, когда почти весь мир был покрыт снегом и ледяные горы в милю толщиной ползли от полюсов к экватору. Я жил и умер тогда среди бесконечных снегов вечной зимы. Умер за нее… за Аню, богиню, которую любил. А сейчас я не мог даже сориентироваться в плотном тумане. Наконец где-то вдалеке мигнул огонек, быть может, блеснул кристалл, уловивший случайный солнечный луч, пробившийся сквозь ледяной туман. Быть может…

Я с трудом поднялся на колени, потом встал на онемевшие, замерзшие ноги. Я рвался к искорке света, словно гибнущее животное, и наконец сумел различить в ледяном тумане сверкавшую серебристую сферу размером не более моего кулака.

Я снова чуть не упал в обморок, но наконец добрался до мерцавшего круглого огонька. Я попытался заглянуть в него, словно в магический шар…

– Орион, – услышал я слабый голос Ани. – Орион, ты здесь? Я не могу долго говорить.

– Я… здесь, – выдавил я. Мое охрипшее, горящее горло саднило, а голос звучал глухо, будто исходил из ада.

– Орион! Я едва вижу тебя. Мой бедный, как ты страдаешь!

– Здесь, – повторил я. И, как мне показалось, разглядел ее силуэт в крошечной сфере; Аня, одетая в обычный серебристый костюм, держала в руке нечто похожее на серебристый же шлем.

– Как я хочу помочь тебе! Как я хочу быть возле тебя!

– Просто знать… что ты… – с трудом произнес я. – С меня и этого довольно.

– На нас обрушилась беда, Орион. Мы нуждаемся в твоей помощи.

Будь у меня силы, я бы расхохотался: я умираю, а им нужна моя помощь!

– Ты должен вернуться в Пеллу! Ты должен повиноваться Гере! Это важно, жизненно важно!

– Нет. Я презираю ее.

– Я ничего не могу сделать, пока ты не покоришься ей. Что бы тебе ни казалось, я люблю тебя, но ты должен выполнять приказы Геры, если хочешь, чтобы я тебе помогла.

– Она… убьет… Филиппа.

– Так и должно быть. Пусть исполнится ее желание. Иначе развяжется целый узел – существующего ныне континуума. Этого нельзя допустить, Орион! Кризис слишком глубок. Нам не остается ничего другого.

– Она… ненавидит… тебя.

– Это не имеет значения. Все не имеет значения. Существенно лишь то, что кризис нужно разрешить. Прекрати сопротивляться ей, Орион! Сделай так, как велит Гера.

Собрав все силы, я покачал головой:

– Это невозможно. Я… умираю.

– Нет! Ты не должен умереть! Мы не сможем оживить тебя. Призови все свои силы. Ты должен вернуться назад в Пеллу и помочь Гере.

Я закрыл глаза… должно быть, не более чем на миг. А когда открыл их, серебристая сфера исчезла и взволнованный голос Ани остался лишь в моей памяти. Я не слышал ничего, кроме завывания ветра, и ощущал, что мое сердце вот-вот остановится.