Месть Ориона

– Что ж, теперь ты одет получше, чем во время нашей последней встречи.

Я слегка поклонился. Самодельная туника и кожаный жилет были все же лучше тех лохмотьев, которые мне пришлось носить в Илионе.

– Ты опять жаждешь моей крови? – спросил я.

Ее улыбка сделалась шире.

– Наоборот. Быть может, я смогу спасти тебя. Наш Золотой Аполлон обезумел, как ты знаешь.

– Он больше не называет себя так.

Она пожала плечами:

– Имена не имеют значения. Я говорю лишь то, что может понять твой прискорбно ограниченный ум.

– Спасибо за доброту, – поблагодарил я. – Он отыскал племя, которое поклоняется ему и видит в нем единственного бога.

– Да. И он хочет устранить всех нас. Но кроме того, – добавила она, подняв брови, – он хочет, чтобы ты помог ему.

Я молча обдумывал услышанные новости.

– Разве не так? – потребовала она ответа.

– Я помогаю израильтянам захватить Иерихон, – признался я. – Во всяком случае, пытаюсь…

– Это часть его замысла, не сомневаюсь.

– Но я не знал, что он стремится, – я попытался припомнить ее словцо, – устранить остальных.

– Теперь знаешь.

– Значит ли это, что он намеревается убить тебя?

Она злобно усмехнулась:

– Он охотно бы пошел на это, если б только сумел, но я не доставлю ему подобного удовольствия. Мы сокрушим его – и тебя тоже, если ты осмелишься помогать ему каким-либо способом.

– Но…

– Нейтралитета не может быть, Орион. Или ты перестанешь помогать ему, или ты – наш враг. Понятно?

– Да, – ответил я.

– Тебе придется хорошенько поразмыслить над последствиями своих поступков.

– Ты помнишь богиню, которую вы звали Афиной? Он обещал мне, что…

– Не следует верить его обещаниям. Ты и сам это знаешь.

– Я хочу, чтобы она ожила, – отвечал я.

– Значит, он предложил тебе ее жизнь в обмен на покорность. – Гера гневно тряхнула головой. – Оставь свою мертвую богиню нам, Орион: она тебе не ровня.

– Можно ее оживить?

– Это не…

– Можно ли ее оживить? – вскричал я.

Глаза ее расширились от страха, гнева или от чего-то еще.

– Я не знаю. – Гера глубоко вздохнула, а потом ответила спокойно: – Подобное возможно, но сопряжено с огромными трудностями. И не тебе мечтать об этом.

– А я мечтаю и не могу мечтать ни о чем другом.

– Орион, жалкий червяк… Даже если ее действительно можно оживить, она не захочет иметь с тобой ничего общего. Она богиня и настолько выше тебя, что…

– Я люблю ее, – отвечал я. – Другого преимущества перед тобой и подобными тебе у меня нет. Я умею любить. И она тоже умела, а вам неведомо, что это такое. И ты, и Золотой… да и любой другой бог. Она умела и потому любила меня. И умерла из-за этого.

– Ты безнадежен, – отрезала Гера. Сверкнув золотыми одеждами, она отвернулась и исчезла в светившейся дымке.

Я не сразу вспомнил, зачем явился сюда. Я должен найти Аримана. Того самого, которого ахейцы называли Посейдоном, сотрясателем Земли.

Закрыв глаза, я вызвал в памяти его громадный темный силуэт, тяжелое серое лицо, горящие красным огнем глаза. Я позвал его разумом, понимая, что, если он сам не сможет или не захочет явиться ко мне, мне придется искать его и найти.

Я смутно помнил заросли гигантских деревьев, в которых обитал Ариман со своим народом; лес этот остался в континууме, теперь не существовавшем. Как мне отыскать своего бывшего врага?

Темная тень опустилась на меня. Я ощутил ее даже с зажмуренными глазами. А когда открыл их, оказался в густом и мрачном лесу. Ни одного солнечного луча не проникало сквозь полог черных листьев. Серые стволы исполинских деревьев вздымались вокруг меня мраморными колоннами и исчезали в бесконечности над головой. Почву между стволами устилала ровная трава, короткая, как в английском саду.

– Что тебе здесь надо?

Из тьмы передо мной возник Ариман – крепкий, могучий, облаченный в цвета своего леса… Лишь глаза его светились красными угольками.

– Я искал тебя, – ответил я.

Он шагнул ко мне и отрывисто, с усилием прошептал:

– Почему же ты ищешь меня?

– Мне нужна твоя помощь.

Он, казалось, напоминал вулкан, готовый извергнуть потоки лавы.

– Я не буду сотрясать стены Иерихона ради тебя, Орион. Я не хочу помогать золотоволосому безумцу.

– Это не для него, – с трудом вымолвил я.

– Все равно. С меня довольно своих соплеменников и своего континуума. Я не хочу участвовать в сварах самонадеянных творцов. Меня-то никто из них не создавал, и моих людей тоже. Я ничего им не должен.