Неспящие

Мысленно Тори осудил её за такую легкомысленность – неужели сложно проверить? Дело ведь касается здоровья её сына! Но, представив себя на её месте, он понял, что сам бы наверняка растерялся не меньше. В конце концов, не на все вопросы хочется знать ответы. Особенно на те, что ранят в самое сердце.

Виатор присел на край кровати, и пружины со скрипом прогнулись под его весом. Он аккуратно коснулся века Декси и приподнял его. Глаза мальчика подрагивали и метались, как бывает, когда человек видит яркий сон. Радужка, когда-то бывшая зелёной, как эврийские леса, теперь была абсолютно чёрной. Потеряв чёткие очертания, она слилась со зрачком, будто затянутая мрачным туманом. Люция не могла разглядеть этого с другого конца комнаты, но всё равно всхлипнула и закрыла лицо руками. Она уже знала правду, но слишком сильно боялась её принять.

Чайник засвистел, и, сняв его с печи дрожащими руками, Люция разлила кипяток в керамические чашки. Выдохшийся чай, затянутый мутной плёнкой, постепенно укрывал налёт на потрескавшемся донышке. Теперь, когда буря миновала, они наконец могли поговорить о том, что делать дальше.

– Должны же быть другие способы. – Люция смотрела в тонкий просвет между задёрнутыми шторами пустым взглядом. Она поднесла плотно скрученную сигарету к тонким губам, затянулась и стряхнула пепел мимо пепельницы. – Кроме этого острова. Он ведь будет там совсем один.

– Зато его смогут вылечить, – неуверенно возразил Тори.

– Чушь. Никто ещё не вылечился. И не вылечится. Они сами не знают, что делать. Так он хотя бы останется дома.

Тори не мог спорить о том, о чём не имел ни малейшего понятия. Если бы отец сейчас был здесь, он бы точно разрешил все сомнения, но – какая ирония! – Тэо Рэсис находился где угодно, но только не дома. Какое ему дело до Декси, Тори и других скучных обитателей провинциального Флюмена, когда можно лечить столичных шишек и крутиться под носом у самой Сиятельной?

Проведя ещё некоторое время с Люцией и убедившись, что она немного пришла в себя, Тори засобирался домой. Он пообещал связаться с отцом и убедить его приехать, но задачка была не из лёгких. Если отправить аурограмму, аурографистка узнает, что Декси болен. Стражи не будут церемониться: как только до них дойдут эти новости, Декси заберут на Храмовый Остров силой. Можно было отправить письмо с грифоньей ласточкой, но кто знает, не перехватит ли его кто-то до того, как она доберется до адресата. Вероятно, Тори оставалось только отправиться в столицу и встретиться с отцом лично, попросив его о помощи. Он совершенно не представлял, что ему сказать, но и бросать друга в беде не собирался. Идея сообщить о нём стражам действительно казалась бредом. Кто вообще дал им право забирать людей от их близких и закрывать на дурацком острове? От этого ему точно не станет лучше. Тори прикидывал, сколько будет стоить дорога до столицы и получится ли ему поменяться сменами в котельной, чтобы выбраться к отцу. От этих сложных мыслей и так разболелась голова, как вдруг с улицы донеслись голоса. Тори и Люция вздрогнули и прислушались так напряженно, будто они прямо в эту минуту совершали что-то запретное. Впрочем, укрывать эгера вполне попадало под категорию «нарушение закона». Кто знает, чем всё это обернётся…

– Люция! – В дверь оглушительно забарабанили.

Люция поднялась с места и по-кошачьи неслышно двинулась к дверям. Она знала этот голос и меньше всего на свете хотела видеть этого человека сейчас, но с женой эйра Брута шутить не стоило. Эта женщина и мёртвого из могилы могла достать, если ей что-то было нужно.

– Здравствуй, Роза. – Люция попыталась изобразить дружелюбную улыбку, но её губы невольно скривились. Она приоткрыла тяжёлую дверь так, что в узкую щель можно было разглядеть только треть её лица. Взбалмошная соседка сразу заподозрила неладное и, стараясь не подавать виду, принялась вытягивать шею в надежде заглянуть Люции за плечо и разглядеть, что она скрывает за спиной. К её несчастью, яркое солнце не оставляло ни единого шанса различить хоть что-то в мрачной гостиной.

– Виатор у тебя? – Неровно накрашенные красные губы Розы растянулись в лицемерной улыбке. Наверняка она уже сплела у себя в голове идиотский слушок о том, что Люция Рамио водит к себе мальчишку Рэсисов, и одни боги знают для чего.

– Да, – сухо ответила Люция, – они с Декси играют в Ловца Удачи.

– Вот как, – Роза помрачнела, не получив ни одной новой зацепки для своей отвратительной теории. – Тогда скажи ему, что у него гости.

– Гости? – вмешался Тори, выглянув из-за плеча Люции и скривившись от яркого света, ударившего в лицо.

Роза отступила, давая присутствующим разглядеть молодого человека лет двадцати пяти, всё это время стоявшего позади неё. Он был среднего роста, и всё в нём выдавало северные корни: бледная кожа, хрупкое телосложение, светлые волосы, достающие до плеч, и почти прозрачные голубые глаза, от которых даже становилось не по себе. Его шляпа напоминала скорее тюрбан, выполненный из дорогого фавийского шёлка с росписью. «Ну и пижон», – промелькнуло в голове у Тори.

– Да ведут вас небесные огни. Я ищу Виатора Рэсиса, – сдержанно пояснил гость. – Полагаю, это вы?

– Ага, я. – Тори вышел вперёд и прикрыл за собой дверь, чем окончательно лишил Розу возможности разжиться новыми сплетнями, заставив поспешно попрощаться и скрыться в дверях своего дома. Тем не менее он отлично знал, что через мгновение шторы на её кухне дрогнут и из-за них покажется любопытный нос, неустанно несущий свою вахту в мире соседских жизненных перипетий. Тори вновь окинул взглядом своего собеседника. – Но ко мне лучше «Тори» обращаться. А то много чести. Чем обязан?

– Меня зовут Абео Альбус. Я приехал поговорить о вашем отце.

Услышав это имя, Тори немедленно испытал жгучее желание выставить наглеца за ворота. Если бы при этом удалось хорошенько съездить ему по лбу, было бы вообще замечательно… Но Виатору пришлось взять себя в руки и настроиться на диалог. Он даже проводил незваного гостя к себе в дом и, миновав двор в неловком молчании, пригласил войти, чего сам от себя не ожидал. Однако Тори быстро удалось оправдаться в своих глазах, когда он, распахивая перед северянином дверь, сделал это настолько карикатурно галантным жестом, что движение наверняка заставило Абео почувствовать себя крайне неловко.

Да уж, только его здесь не хватало. И какая нелёгкая могла принести этого индюка? Неужели это следующая ступень отцовского равнодушия и теперь он будет посылать себе на замену хлипкого борейца? Абео неуклюже переступил через порог и остановился посреди комнаты, нервно потирая костяшки пальцев.

– Ну садись, – Тори кивнул в сторону дивана, а сам развалился в кресле, широко расставив ноги. Он собирался дать этому уроду понять, что хозяин здесь только один и выделываться перед каким-то учёным лбом он не собирается. Хотя, если бы в словаре было слово «выделываться», рядом с ним был бы изображён именно Тори, вальяжно раскинувшийся перед бедным северянином, всего лишь пришедшим поговорить.

– Спасибо, ты очень любезен, – сказал Абео и присел на край дивана. Интересно, он вообще улыбается? Даже при произнесении такой, казалось бы, нарочито вежливой фразы его губы не дрогнули в подобии улыбки.

– Так что там с отцом? – бросил Тори, стараясь не показывать своей заинтересованности.

– Ты человек дела, понимаю. Это хорошо. Ладно. Что ж, – Абео шумно выдохнул.

Кажется, эта речь давалась ему непросто, и Тори даже на мгновение стало жаль гостя. Но потом он вспомнил, сколько дифирамбов слышал в адрес этого человека от отца, который за всю жизнь сказал ему самому полтора добрых слова, и всё сразу встало на свои места.

– Эйра Тэо умер два дня назад.

Глава 3

Абео

Новость о смерти Тэо огорошила всё семейство Рэсисов подобно мешку с мукой, свалившемуся с верхней полки кухонного гарнитура. Не столько больно, сколько неожиданно. И вот ты стоишь, прибитый и лишённый способности трезво мыслить, и выглядишь как полный идиот. Попытаться отряхнуться или сразу бежать в ванную? А что, если мука слипнется в противные комочки в волосах? Так и после печального известия Тори совершенно потерялся, не понимая, что должен делать. Даже мама справлялась лучше: она целыми днями была занята приготовлениями к церемонии прощания и никому не позволяла себе помогать. Как будто возможность постоянно быть занятой облегчала её душу и не оставляла времени для тяжёлых мыслей. К слову, день прощания назначили на конец недели, что казалось Тори ироничным донельзя. Тело Тэо предали сожжению, как и любого умершего, имевшего дело с эгерумом. А раз тела нет, то и церемонию можно назначить тогда, когда всем будет удобно. Почему бы духу умершего не подождать денёк-другой, пока все друзья и родные не выберут удобное время между работой, походом в баню и традиционным вечером в кабаке?

Всё происходящее уже напоминало ночной кошмар, но у богов, видимо, чересчур жестокое чувство юмора, раз они решили не останавливаться на этом. Особенно Звёзднорождённым в этом помогла мама Тори, ведь именно она предложила Абео остаться у них до самой церемонии. Сердобольная женщина прониклась печалью несчастного борейца, потерявшего друга и наставника и, по её мнению, страдающего не меньше, чем от утраты родного отца. К тому же Абео ужасно ей понравился: он был учтив, превосходно воспитан, деятелен и во всём со всеми соглашался. Это особенно бесило Тори. Помимо людей и животных учёным следовало бы выделить отдельный вид живых существ – бесхребетные. Если бы Тори читал больше книг, он бы знал, что подобная классификация уже существует. Но в его мире пауки и скорпионы, относящиеся к ней, были воплощением ужаса и опасности. Абео же был воплощением скуки. Хотя и ужаса тоже, особенно в тот момент, когда оказалось, что их поселили в одну комнату. Северянин настаивал, что может спать на полу, лишь бы не причинять никому неудобств, но эйри Рэсис выгнала сына с его собственной кровати поганой метлой в надежде научить паршивца гостеприимству. Впрочем, Тори уже ничему не удивлялся: для него не было бы сюрпризом, если бы он однажды вернулся домой и узнал, что его заменили Абео Альбусом. Он ведь куда лучше справлялся с обязанностями примерного сыночка. Вставал в семь утра, носился как в зад ужаленный, помогая матери мыть посуду после ужина и мести двор, выслушивал её монологи о жизненных тяготах и кивал, как деревянный болванчик. Раньше утренние подъёмы были для Тори мучением. Он вставал ни свет ни заря со стоном, преисполненным страданий, чтобы отправиться на смену в котельную. Но теперь подрывался с удивительным энтузиазмом и, натянув штаны и быстро опустошив тарелку каши с комочками, пулей вылетал из дома. Даже тяжёлый труд, на который у Виатора была врождённая аллергия, становился не так страшен, как лишний час в компании мамы и отцовского подхалима.

Тори работал в банях эйра Тита, и они были, пожалуй, любимым местом всех флюменцев. Старое каменное здание раскинулось на добрую половину Квартала Сиятельной и ежедневно поглощало десятки жителей города через свои широко открытые, подобно пасти древнего кита, двери. Местные не были столь помешаны на чистоте, как могло бы показаться. Просто бани – это идеальный способ расслабиться после трудного дня, а также одно из немногих развлечений, доступное жителям провинциального города. Здешние посетители не только обмахивались косматыми лавровыми вениками и наслаждались нежными водяными потоками в бассейнах, усеянных чешуйками разноцветной мозаики. Они беседовали, обсуждали последние новости и сплетни, вели споры или хорошо проводили время в объятиях прекрасных юных массажистов и массажисток. Эйра Тит не брезговал лично навещать своих гостей: его часто можно было застать степенно прогуливающимся среди резных колонн и блаженно вдыхающим клубы густого пара с ароматом цветочных масел. Несмотря на годы, хозяин не прочь был пощеголять: он всегда облачался в расшитые всевозможными узорами халаты ярких цветов и небольшую, но искусно украшенную драгоценными камнями феску, непонятно как держащуюся на лысине, обрамлённой завитками серебристых кудрей. Даже здесь, в городке на отшибе, эйра Титу удавалось сохранять столичные манеры, словно он принимал у себя в банях по меньшей мере императорский совет. Потому он выглядел особенно забавно в интерьерах самих бань. Хоть они и были выполнены с претензией на ноттскую роскошь, дешёвая плитка со временем оказалась усеяна сколами и трещинами, плесень под потолком каждый раз одерживала победу над уборщиками, а мозаики и фрески на стенах явно были выполнены человеком, для которого слово «искусство» – ругательное.

Внизу же, под всем этим великолепием, находилось ещё более прозаичное место – котельная. Попав туда, рядовой аструмец мог бы подумать, что умер и ему открылись врата в саму Долину Тени. Пузатые трубы, подёрнутые ржавчиной, тянулись от пола до потолка, усеянные сотнями заплаток и вентилей всех форм и размеров. Духота стояла такая, что порой становилось невозможно вдохнуть, а перед глазами начинали плясать цветные пятна. В центральном котле, вокруг которого змеились трубы, бился золотистый свет – аура, – неиссякаемый источник тепла и света попадал сюда из преобразователей на крыше. Энергия небесных светил грела куда лучше огня, и её тёплые отсветы пробивались даже сквозь толстые железные стенки. Работа в котельной – трудная и опасная, а потому попадали туда лишь самые отчаянные ребята. Работяги, готовые на всё, лишь бы прокормить семью. Бывшие преступники, искупающие свою вину тяжёлым трудом. Или, например, мальчишка, не хватающий звёзд с неба, вопреки отцовскому желанию сделать из него великого человека. Тори всегда любил работать руками, и у него это отлично получалось. Разумеется, если позволить допустить кощунственное сочетание слов «любовь» и «работа». Едва ли Тори смог бы решить хоть одну простую задачу на вступительном экзамене в Университете Ищущей, зато ему с лёгкостью удалось бы сколотить из пары досок крепкий стул и выстругать на спинке узор невиданной красоты с помощью одного лишь туповатого карманного ножа. Тэо Рэсис часто, как никто, повторял фразу «Каждому своё» и в то же время не переставал мечтать об образованном ребёнке, который будет портить зрение в библиотеке, а не срывать спину на «грязной» работе. Но вышло как вышло.

Закончив смену, Тори возвращался домой и падал без сил на свою импровизированную лежанку из пары шерстяных одеял. Абео к этому моменту уже спал, аккуратно сложив идеально чистую одежду на стуле. Северянин не храпел и не ворочался, а на одеяле не было ни единой складочки, как будто он вообще не двигался. Иногда Тори даже начинал беспокоиться, жив ли его новоявленный сосед, но проверять не спешил. Не хотелось разочаровываться, если тот и вправду окажется просто спящим.

И только в те короткие моменты, когда дом смиренно затихал в ночной темноте, а скопившаяся за день усталость ещё не успевала полностью завладеть Тори, на несколько коротких мгновений он осознавал, что уже через пару дней ему придётся навсегда попрощаться с отцом. Иногда, когда кто-то резко исчезает из твоей жизни, ты вдруг понимаешь, что на самом деле потерял его гораздо раньше. Когда забываешь запах табака из его трубки. Когда он ошибается в письме и поздравляет тебя с восемнадцатилетием, а тебе уже девятнадцать. Когда мама наконец перестаёт по привычке ставить на стол три тарелки вместо двух. В последние два года папы почти не было в их жизни, и всё, что от него осталось, – это смазанные воспоминания о тех днях, когда они всей семьёй собирались у камина и читали вслух. Или и вовсе призрачные образы детских лет, когда небо казалось огромным, а отец приволок из столицы настоящий телескоп, в который можно было запросто разглядеть Путь Скитальцев. Теперь Тори нужно было смириться с мыслью, что того человека больше нет. Даже где-то там, за сотни миль отсюда, в городе с высокими потолками и золотыми звёздами в кронах деревьев. В эти минуты к горлу подступал противный ком, и Тори упрямо переворачивался на другой бок и встряхивал головой, отгоняя секундную слабость. К этому времени дрема уже нагоняла его, пробираясь под одеяло и хватая за холодные пятки, и он проваливался в забытье, не видя снов.

Люция Рамио несколько раз заходила проведать эйри Рэсис и по-дружески выразить свои глубочайшие соболезнования. Мать Тори удивлялась, насколько соседка тонко чувствует её боль и вовлекается в трагедию их семьи. Она и не подозревала, что в подавленности Люции виновата совсем не смерть Тэо Рэсиса, а состояние её собственного сына, так и не проснувшегося с того рокового дня.

– Дайте мне немного времени, – нахмурился Тори, позволяя Люции подлить кипятка в свою кружку. Им впервые удалось встретиться и снова поговорить о состоянии Декси за день до церемонии. Улучшений не было, а единственный человек, которого они могли попросить о помощи, обратился в прах. Люция с таким рвением плеснула себе в чашку ликёра с белым мёдом, что места для чая почти не осталось. Поймав на себе взгляд Тори, она проделала то же самое и с его напитком, после чего подпалила сигарету, сделав воздух в комнате ещё более вязким. Тори отчаянно старался придумать другой выход из ситуации, но из-за предпохоронной суеты голова совсем не варила.

– А что этот парень? Который у вас живёт. Разве он не работал с твоим отцом? – спросила Люция.

– Вроде того. Доставлял ему лекарства, – помрачнел Тори.

– Может, он сможет нам помочь?

– Я его не знаю. Не думаю, что ему можно доверять.

– Но что нам остаётся? – Голос Люции стал хриплым, а лицо осунулось. По ней легко можно было понять, что она часто и подолгу плачет. – Сколько он так протянет?

– Не знаю, – пожал плечами Тори.

– Так узнай! – вдруг сорвалась она, вскочив с места. – Пока его не нашли и не забрали!

– Эй, полегче! – Тори наморщил веснушчатый нос, и Люция притихла, устыдившись своего порыва.

– Прости, Виатор. – Она упала обратно на стул и принялась тереть пальцами виски. – Я просто… не знаю, что делать. Я боюсь за него. И мне не к кому больше пойти.

Тори не ответил и опустил взгляд в чашку. На поверхности образовалась белёсая плёнка, под которой виднелось отражение его лица. Глупая и растерянная мина смотрела на Тори со дна чайного моря. Может, где-то там есть чайный Храмовый Остров, куда забирают эгеров, разлученных с семьёй…

– Всё же попробуй поговорить с ним, хорошо? – Люция подняла на Тори усталые глаза, и тот едва заметно кивнул. Выходя, он небрежно снял с крючка затёртую бордовую кепку и натянул её по самые глаза, будто желая спрятаться от всего мира.

– Здравствуй! – Бореец слабо улыбнулся, оторвавшись от книги. Он сидел за столом и читал в свете аурного фонаря.

– Ага, – буркнул Тори и тут же нырнул в уже ставшую родной груду одеял. Он торопливо отвернулся к стенке, чтобы Абео даже и не думал с ним заговорить. Северянин немного смутился, но, уже привыкнув к неприветливости своего соседа, пожал плечами и вернулся к чтению. Тори смотрел в стену, где маленький жучок-короед прокладывал себе путь сквозь трещину в дереве. Виатор с трудом сдерживался, чтобы не скрипеть зубами от негодования. Меньше, чем болтать с этим напыщенным умником, ему хотелось просить его о чём-то. Но потом он вспоминал измождённое лицо Люции и Декси, с каждым днём всё больше начинающего походить на мраморную статую…