Чудовище и чудовища

– Вообще-то я не собирался, – горько улыбнулся Ри, – но мне нужна твоя помощь.

– Я догадался, судя по внесённой предоплате…

– Другая помощь, тейна матэ. – Он сделал небольшую паузу, а затем продолжил, глядя куда-то в небо: – По городу ходят слухи о твоих… «способностях». – Капитан всеми силами старался не подать виду, что сам наводил справки о странном пришельце с востока. – И мне они нужны.

– Ну прекрасно, – огрызнулся Такута, – к сожалению или к счастью, но поделиться я ими не могу. Поэтому полагаю, что разговор окончен.

– Я щедро заплачу. Мне нужно, чтобы ты заглянул в её прошлое…

Такута усмехнулся. Его посетило ощущение, что он уже где-то слышал точь-в-точь похожий разговор. Ему даже хотелось съязвить на эту тему, но он всё ещё пытался не терять образ приличного человека. Хотя и сам не понимал, для чего именно.

– Послушай, капитан. Если бы я хотел подсматривать за жизнью мертвецов, я бы не носил этих перчаток. Я не пользовался своими способностями уже много лет и не планирую. Свою основную работу я делаю исправно и обещаюсь сделать её в срок. В остальном вынужден отказать тебе. Без обид.

Капитан поднялся на ноги и присел на корточки перед Такутой, которому стало не по себе от пристального взгляда почти что на уровне лица. Широкие мощные скулы капитана, поросшие короткой бородой, чуть заметно подрагивали, а полные губы побелели от напряжения. Затем Такута увидел, как на землю опустился кожаный мешочек, плотно набитый золотом.

– Это предоплата. Ни к чему не обязывающая. Но я прошу тебя подумать. Нет, я молю тебя подумать, тейна матэ. – Он снова замолчал, будто сдерживая ком, подступавший к горлу, и одновременно пытаясь сохранить хладнокровный вид и не показывать, в каком уязвимом положении находится и как его это злит. Затем он поднялся на ноги и, остро взглянув на Такуту, проговорил на прощание: – Она правда была особенной. Ты бы это сразу понял. И если вдруг решишься… вот адрес таверны, где я остановился.

Такуту распирал удивительно сильный коктейль из чувств и эмоций, как будто Ри задел в нём что-то очень важное. Вокруг этой девчонки действительно витало много вопросов. Почему она пошла на это? Почему Ри это допустил? Как такая молодая и хрупкая особа умудрилась вообще оказаться среди Охотников? А самое главное – она видела Рэйру своими глазами. Смотрела на неё в свои последние секунды. Такута впервые был так близок к человеку, который знал о чудовище больше, чем он мог себе представить.

Тейна матэ поймал себя на мысли, что ощущает это ранее неведомое желание – он хотел прикоснуться к этой девушке, почувствовать её кожу под своими пальцами, увидеть то, что видела она. Понять, что привело её туда, и заглянуть в лицо смерти, не отпускающей этот несчастный город из своих когтистых лап. Сейчас перед ним открывалась возможность взглянуть на столь манящую тайну – пройти путь Охотника, оценить Рэйру, смотря на него в упор. Сколько ответов могло бы родиться из одного лишь взгляда! Проблема была лишь в том, что задержи он этот взгляд на секунду дольше положенного, и его неминуемо ждёт смерть, равно как и его «пациентку», которая уже никому не расскажет, что она видела.

– Тэко! – выругался Такута. Он затушил сигарету, влетел в дом и, накинув сумку на плечо, окликнул Сэма. Попрощавшись, он выбежал на дорогу и быстрым шагом двинулся в сторону Академии.

Сейчас ему было просто жизненно необходимо поговорить с Тэми.

– О, тейна Такута, – улыбнулась женщина, подняв голову над письменным столом с кипой бумаг, когда Такута переступил порог её кабинета.

– Хинэ Тэми, – намеренно галантно парировал он, – и вам доброго дня.

Тэми была старше его примерно на пять лет и не принадлежала к тем женщинам, которые сразу бросаются в глаза, приковывая к себе взгляд окружающих. Слегка сутулая, с широкими бёдрами, жёсткими чертами лица и колюче честным взглядом. На фоне молодых стройных студенток, вечно крутившихся вокруг неё, она порой совсем терялась. Но те, кто проводил с ней хотя бы полчаса, понимали, сколько внутренней силы скрывается за невзрачной внешностью. Впрочем, Такута с самого начала разглядел в ней особый шарм и красоту. Когда он впервые сидел в гостиной профессорского крыла в Академии, он то и дело ловил себя на том, что не может оторвать глаз от этой остроумной женщины, взахлёб спорящей с профессором Анэ о строении мышц и время от времени взрывающейся чрезмерно звонким чеканным смехом. Улыбка искажала её лицо, добавляя ему неровностей и морщинок, но в тот момент она казалась прекраснее и живее, чем кто-либо находившийся в комнате.

Несмотря на то что с Тэми Такута нашёл общий язык довольно быстро, общение их было… странным. Оно было похоже на замысловатую игру, и иногда Такута задавался вопросом – понимает ли он её правила или каждый раз выставляет себя дураком. Они провели несчётное количество вечеров в библиотеках и лабораториях, споря и соглашаясь, приходя к выводам, которых даже и вообразить себе не могли, смеясь взахлёб и не разговаривая по несколько дней из-за очередного спора о том, в каких пропорциях лучше смешивать реагенты. И время от времени Такута говорил себе, что прямо перед ним находится восхитительная женщина, близкий друг и талантливейший учёный, и протяни он руку, она бы, может быть, взяла бы её с присущей ей сдержанной, но искренней улыбкой. Но потом он вспоминал о своём недуге, и все эти мысли моментально рассеивались. Такута вообще не воспринимал себя как объект, который может понравиться женщине, не говоря уже о том, что кто-то мог бы полюбить его. Изуродованное ожогами лицо, потрёпанный халат поверх свободной рубахи, вечный запах сигарет и формалина, вечно небритое сонное лицо и другие издержки напряжённой работы… Не самая приятная глазу картина. Ну и ко всему прочему – абсолютное неумение сближаться с людьми. Порой из-за неуверенности в себе, а порой из-за отсутствия интереса. Ведь он так и не увидел ни в ком из своих знакомых ту живость ума, жажду знаний, искру, делающую человека по-настоящему живым. Тэми не казалась ему одной из тех серых людей, что он встречал ранее, и в каком-то смысле он видел в ней отражение своих немногих хороших черт.

– Найдётся время поговорить? – спросил Такута слегка подрагивающим голосом, пытаясь не выдать своего взвинченного состояния.

– Я собиралась поработать, – Тэми кивнула головой в сторону самой внушительной стопки бумаг на столе, – завтра у студентов экзамен по костям.

– Экзамен по костям… Ты можешь подбирать ещё более мрачные выражения?

– Не придирайся, – фыркнула она, заправив за ухо короткую прядь тёмных волос, выбившуюся из растрёпанного пучка на затылке, – но мне осталось только чертежи проверить. Думала засесть на ночь, так что компания мне как раз не помешает.

Тэми любила работать в библиотеке, даже если все нужные материалы у неё были при себе. Умиротворённая атмосфера тишины и неярко мерцающих ламп действительно лучше настраивала на рабочий лад. Поэтому Такута часто составлял ей компанию, занимаясь своими отчётами. Ему нравилось такое времяпрепровождение – ты можешь быть рядом с другим человеком, но не говорить с ним на протяжении трёх часов подряд, погружаясь в работу и лишь чувствуя его едва уловимое присутствие. Есть в этом какое-то очарование. И такие моменты ты можешь разделить только с особенными людьми.

– Так о чём ты хотел поговорить? – спросила Тэми, усаживаясь за стол в читальном зале и раскладывая перед собой небрежные студенческие зарисовки человеческого скелета, напоминающие скорее иллюстрации к книге о мифических тёмных ужасах, нежели анатомические материалы.

– Как думаешь, – неуверенно начал Такута, – ты бы согласилась узнать что-то очень важное, зная, что это может стоить тебе жизни?

– Важное? – вскинула бровь Тэми, отрывисто чиркнув пером по бедренному суставу несчастного нарисованного скелета.

– Что-то, что сделает мир понятнее. Для тебя… и не только.

– Думаю, согласилась бы, – сосредоточенно пробормотала Тэми, – ведь в этом и есть призвание учёного, разве нет?

– И тебя не испугала бы угроза твоей жизни?

– Такута, – она подняла на него глаза, – сколько раз ты оказывался на расстоянии вытянутой руки от чумного, заражённого какой-то другой неведомой дрянью или умершего от Двенадцать знают чего? По-твоему, у нас безопасная работа?

– Нет, – задумался он, – хотя я свою выбирал в надежде, что она принесёт куда меньше бед, чем могла бы.

– Твой случай уникален, – Тэми на секунду задумалась, – или ты его и имел в виду? Тейна Такута, ты чего задумал?

– Один человек попросил меня… скажем так, снять перчатки.

Тэми – одна из немногих, кто узнал о недуге Такуты из первых уст. Они редко обсуждали это, и Такута толком не знал, что Тэми думает на эту тему. Иногда он чувствовал себя чудовищем в её глазах и боялся, что может пугать её одним своим существованием, но старался подавлять эти мысли, пока не встретится с прямым их подтверждением.

– И что, ты и вправду их снимешь?

– Я… я не знаю. Почему-то впервые в жизни мне очень хочется это сделать.

– Неужто о такой большой сумме идёт речь? – скептически фыркнула Тэми. Она никогда не питала особой любви к деньгам и даже относилась к ним с некоторым пренебрежением.

– Дело не в деньгах, – опустил глаза Такута, – я могу взглянуть на Рэйру чужими глазами! Всего на мгновение, но… это уже невероятно много для его изучения!

– Ого, – задумалась Тэми, – звучит, конечно, заманчиво. Только не слишком правдоподобно. Как часто ты вообще… делал это?

– Три раза в жизни, – не задумываясь ответил Такута. Такие опыты не забываются, и все увиденные чужими глазами события навсегда отпечатались в его памяти.

– И сколько из них обошлось без жертв?

– Ни одного, – тихо ответил Такута, – после этого, – он указал на обожжённую часть лица, – я едва не лишился руки, коснувшись мальчика, выкапывавшего младшего брата из-под снежного завала. Но и это казалось нелепым совпадением, пока… – он легко прикоснулся рукой к длинному шраму, тянущемуся к грудной клетке из-под рёбер. Даже сквозь одежду он до сих пор будто бы отдавался глухой болью, – пока жизнь не убедила меня в обратном.

– Тогда, думаю, не мне тебе объяснять нелепость твоей затеи, – озабоченно ответила Тэми, – как, впрочем, не мне отговаривать тебя от неё. Могу представить, как тебя влечёт эта история и как важно для тебя приоткрыть завесу этой тайны… Что уж там, каждый учёный мечтает о подобном. Даже я. Ты знаешь, что и меня это никогда не оставляло равнодушной. У тебя есть шанс, тейна Такута. А уж использовать его или нет – решай сам, – устало улыбнулась она, закопавшись в ворох пахнущих пылью и чернилами чертежей.

Решать нужно было быстро. Помимо душевных терзаний Такуты в игру вступал такой немаловажный фактор, как старое доброе трупное разложение. Если не решить вовремя, то природа всё решит за тебя. И через пару дней тело начнёт терять человеческие очертания. Чтобы сохранить его в состоянии, пригодном для изучения, нужно было провести особенно кропотливое бальзамирование, требующее куда больше раствора и работы, чем это бывает в повседневных ситуациях. С одной стороны, Такута уже почти решил, что вся эта затея того не стоит, но почему-то в глубине души его терзала тревога. Он чувствовал, что сейчас у него всё ещё есть выбор, но чуть менее суток спустя его уже не будет. А вдруг такого шанса не представится уже никогда?

– Я на это не пойду, – бормотал он себе под нос, разводя один из бальзамирующих растворов в подвале лаборатории.

Сам не зная почему, он заготовил едва ли не вдвое больше, чем обычно, убеждая себя, что причина лишь в том, что из-за сильных повреждений трупа что-то может пойти не так. Сэм нервно поглядывал на наставника, но не решался что-либо говорить, терпеливо помешивая растворы в ваннах. Начав стерилизовать инструменты, Такута со звоном уронил скальпель на каменный пол.

– Я скоро вернусь, – неожиданно бросил он Сэму и, зажав сигарету в зубах, вскоре исчез в дверях.

– Ри, – сдержанный хрипловатый голос донёсся до капитана из темноты дверного проёма, – я бы хотел обсудить твоё предложение.

Капитан вскочил с продавленного дивана в пустующей таверне, будто бы весь день просидел тут в ожидании гостя. Стараясь не показывать волнения, он сопроводил Такуту в едва освещённый холл с липкими столами.

– Мне нужна вся её жизнь, – капитан явно нервничал, сжимая кружку с элем в побелевших от напряжения пальцах, – всё, что ты сможешь увидеть.

– И что, мне потом придётся пересказывать тебе её холодными зимними вечерами?