
До конца своих дней
– Легки на помине, – усмехнулась Гинни. – Всегда мне не везет. Увидев вас, они ни за что не поверят, что я сама почистила рыбу.
– Хотите, я вернусь в пирогу и сделаю вид, что только что приехал?
– Ой, пожалуйста!
Давно у Рафа не было так легко на душе.
– Считайте, что я исчез.
Он сделал ей насмешливый поклон.
– А вы не уедете? – спросила Гинни почти со слезой в голосе. – Поужинаете с нами?
Глядя на наваленные на столе куски рыбы, Раф засмеялся.
– Ну разумеется. Разве можно отказаться от такого пиршества?
Гинни молча убирала со стола, слушая, как Раф с детьми зубоскалят по поводу приготовленного ею ужина. Еще совсем недавно она бы сердито огрызнулась, но теперь она знала, что они подтрунивают над ней без зла. В хороших семьях все подшучивают друг над другом, и она была рада, что ее считают членом семьи.
Гинни улыбнулась, вспомнив, как приятно прошло время за столом, несмотря на насмешки над бедной раскромсанной рыбой. Их разговор с Рафом как бы разогнал грозовые облака. Между ними уже не было этого жуткого напряжения, этой поминутной готовности вспылить. Вдруг стало казаться, что они способны найти общий язык.
Когда он рассказывал ей о своих деде и бабке, она поняла, почему его так раздражало ее поведение. Надо его убедить, что она изменилась, что она совсем не похожа на этих бесчувственных снобов.
А зачем тебе его убеждать? – спросил осторожный внутренний голос. Но один взгляд на разговаривающего с детьми Рафа – и она знала ответ. Хотя бы для того, чтобы иногда видеть его улыбку.
Наверно, по этой же причине она тщательнее обычного оделась к ужину, аккуратно заколола волосы и надела мамин медальон. Она хотела, чтобы Раф увидел в ней очаровательную леди, хозяйку дома, а не только распустеху, покрытую болотной грязью и рыбьей чешуей. Пусть это называют тщеславием, но ей хотелось предстать перед Рафом привлекательной женщиной.
– Вы уже все дела переделали? Почитаете нам? Гинни вернулась на землю. Рядом стоял Кристофер и протягивал ей растрепанный том «Айвенго».
– Что? Почитать? – с деланным удивлением сказала Гинни. – Ну это зависит от того, долго ли вы еще будете насмехаться над приготовленным мной ужином.
– Я не насмехался. – У Кристофера сделалось такое виноватое выражение лица, что Гинни не могла его больше поддразнивать. Вместо этого она повернулась к его братьям.
– Ну жалоб больше нет?
Все энергично затрясли головами.
– И воображаемых костей больше не будете выплевывать?
Все опять затрясли головами. Гинни вздохнула.
– Ну ладно, только подождите, пока я приберусь на кухне. А может, вы попросите дядю Рафа почитать вам вместо меня?
Дети уставились на Рафа, такая мысль им самим никогда не пришла бы в голову.
– Не беспокойтесь, я умею читать, – сказал он и добавил, кивнув в сторону Гинни: – И читаю я лучше, чем она чистит рыбу.
– Отдай ему книгу, – сказала Гинни Кристоферу. – Все вы хороши, вот что я скажу.
И тут она получила то, чего так долго ждала, – улыбку Рафа. Я вас насквозь вижу, говорила эта улыбка, и благодарен вам за то, что вы даете мне возможность побыть с детьми.
Раф растянулся всем своим могучим телом на половике и оперся на локти. Дети расселись вокруг него, болтая наперебой, объясняя ему, на какой странице они кончили читать и что произошло до этого места в романе. Когда Раф начал читать, Гинни стало ясно, что он и сам очень любит этот роман: он читал с увлечением, меняя голос и интонацию для каждого персонажа, живо рисуя сцены рыцарских забав и сражений.
Гинни не могла отвести от него глаз. Как чудесно он ладит с детьми! Они слушали его как завороженные и смотрели на него с таким обожанием, словно он сам был ожившим героем романа.
Да и не одни они! Гинни и сама невольно сравнивала Рафа с романтическим рыцарем. Со своими отливающими синевой черными волосами, аристократическими чертами лица и атлетическим сложением он был не менее красив, чем Айвенго. Но его доброе отношение к детям, его утомленные вздохи в конце трудного дня – это говорило о мужестве совсем иного рода. Миссис Тиббс обвинила Гинни, что она за внешностью не различает внутренней сущности людей, но сегодня у Гинни словно открылись глаза и она поняла, что Раф Латур красив не только внешне, но и внутренне.
Средневековые дамы отдавали свои сердца не за глупую рисовку на турнирном поле, но за благородные устремления. Короля Артура сделали героем его убеждения и его свершения, и Ланцелот ему в подметки не годился.
Да, трудно их не сравнивать – Рафа и Ланса.
В эту минуту Раф поднял голову и перехватил ее задумчивый взгляд. Гинни смущенно отвернулась. Раф закрыл книгу.
– На сегодня хватит, – сказал он детям. – Вам пора спать, а мне пора ехать.
– Дети шумно запротестовали. Захваченная врасплох, Гинни бросила на него умоляющий взгляд. Неужели он уже уезжает? А что, если согласие, которого они с таким трудом достигли, окажется слишком хрупким и не вынесет разлуки?
Но Раф был тверд. Он решительно отослал детей спать, а сам направился к двери. Гинни вышла вслед за ним на крыльцо, пытаясь убедить себя, что делает это для детей. На самом же деле она с трудом сдерживалась, чтобы не повиснуть у него на шее и не умолять остаться. Она заставила себя остановиться на верхней ступеньке, а Раф задержался на нижней.
– Спасибо за сегодняшний вечер, моя прекрасная дама, – с улыбкой сказал он. – Ужин был превосходный.
– А завтра ставить для вас прибор? – спросила Гинни нарочито шутливым тоном. – Обещаю, что в меню будет не только раскромсанная рыба.
Раф улыбнулся, но улыбка тут же сошла у него с лица.
– Боюсь, что мне придется уехать на несколько дней.
– Опять? – не сдержалась Гинни. Но по крайней мере она не топнула ногой, как сделала бы раньше. – Без вас нам будет скучно.
– Я и сам бы рад остаться, но...
Гинни спустилась по ступенькам и прижала палец к его губам.
– Не надо ничего объяснять. Просто нам будет вас не хватать.
Раф впился в нее взглядом, и Гинни даже забыла, что по-прежнему прижимает палец к его губам. При воспоминании о том, как ее целовали эти губы, ее словно ударил электрический разряд, и она отдернула руку.
– Вы и вправду хотите остаться здесь с детьми? – спросил Раф.
Она кивнула, не в силах отвести взгляд от его губ.
– Меня может не быть неделю, даже две. Я целиком полагаюсь на вас. Детям нужно ощущение прочности. Мне надо знать, что вы никуда не денетесь.
Гинни вспомнила свой первый день на острове и свое блуждание по болоту.
– Да куда я денусь?
– Мне не следовало привозить вас сюда силой. С нынешнего дня, моя прекрасная дама, вы вольны здесь остаться и вольны уехать.
Неделю назад перспектива обрести свободу привела бы ее в восторг, но за это время как-то получилось, что ее мир сузился до размеров этого острова, что главным в ее жизни стали этот человек и его дети, эти глубокие глаза.
– У детей есть пирога, – продолжал Раф. – Они ее где-то прячут, наверно, около своей крепости. Вам стоит только попросить, и они отвезут вас, куда вы захотите.
– Я хочу остаться.
Лицо Рафа посветлело и вдруг стало гораздо моложе.
– Во всяком случае, я вас прошу побыть здесь еще месяц.
– Три месяца. И ни дня меньше. Раф засмеялся и покачал головой.
– Так и будете повторять мои слова? – Он опять посерьезнел. – А то, что вы говорили о перемирии и о том, чтобы начать все сначала, – вы это тоже серьезно? Думаете, мы сможем забыть прошлое?
В его голосе звучало сомнение – казалось, он не верил, что она на это способна. Гинни сделала еще шаг вниз по ступенькам, как же его убедить? Теперь их глаза были на одном уровне.
– Не знаю, смогу ли я забыть, но, по-моему, забывать и не надо. Вот уже много лет я убегаю от прошлого и все никак не убегу. Прошлое – это рана, которой надо дать зажить, иначе она будет без конца гноиться. Мы оба вели себя не лучшим образом, но, может быть, нам лучше не касаться ран, а вместо этого признать свои ошибки и постараться впредь их не повторять?
Раф слушал ее затаив дыхание.
– Я был к вам несправедлив, – сказал он, приподняв у нее с груди медальон. – Вы гораздо больше похожи на мать, чем я думал.
«Да, похожа», – подумала Гинни, и эта мысль ее впервые порадовала.
– Возможно, – сказала она. – Но полагаю, что вы обо мне не все знаете.
– Я в этом не сомневаюсь. – Он отпустил медальон, легонько коснувшись ее горла.
Глаза Гинни потемнели, и она вся замерла. Раф, видимо, почувствовал, как она жаждет поцелуя. Он и сам его жаждал. Но он не схватил ее в объятия, а, наоборот, опустил руку и сказал отстраненным тоном:
– Уже поздно. Надо ехать. Постараюсь вас навестить при первой же возможности.
Как ей не хотелось его отпускать! Чтобы задержать его хотя бы на несколько минут, она схватила его за руку и сказала первое, что пришло ей на ум:
– Но в субботу-то вы приедете – на турнир?
– Не могу обещать, моя прекрасная дама. У меня куча дел.
Гинни остро ощутила тепло его руки.
– Я знаю, что вы очень заняты. Но для детей это очень важно. Без вас будет совсем не то.
Он улыбнулся, короткой ослепительной улыбкой и поднес ее руку к губам. У Гинни бешено колотилось сердце. «Если он меня не поцелует, я умру», – подумала она.
– Я ваш вассал, – Раф, целуя кончики ее пальцев. – Я живу, чтобы служить вам, леди Гиневра.
Это были слова, которыми они начинали игру, это был волшебный ключ к воротам Камелота. «Кажется, мы начинаем все заново», – подумала Гинни. И на этот раз Раф будет ее королем Артуром.
Прежде чем выпустить ее руку, Раф крепко ее сжал. Этим он как бы признался без слов, что ему тоже не хочется с ней расставаться. Глядя ему вслед, уже скучая по нему, Гинни убеждала себя, что так даже лучше. У нее будет время подготовиться. Надо постараться, чтобы этот день рождения стал самым счастливым в жизни Рафа.
А когда праздник кончится, когда они съедят торт и отдадут ему подарки, тогда она, Гинни, сделает так, чтобы ему никогда больше не хотелось Их покидать.
Когда Раф уехал, Джуди выскользнула из закоулка, откуда она подглядывала за ним и Гинни, и поспешила в спальню, где ее нетерпеливо поджидали братья.
– Она его уговорила, – сказала им Джуди. – Мы остаемся, здесь.
– Все? – обеспокоено спросил. Кристофер, – Гинни тоже?
– Гинни тоже – ответила Джуди со вздохом который, как она с изучением для нее, выражал облегчение. – Она теперь вроде бы как член нашей семьи.
Глава 15
– Тащите! Клюет! Опять вы ее упустили, Гинни!
Питер безнадежно покачал головой. Гинни протянула ему удочку. С тех пор как Раф привез ее в дельту, она многому научилась, но ловля рыбы ей упорно не давалась. Даже когда Питер насаживал ей червяка, она все равно ухитрялась упустить клюнувшую рыбу.
Глядя, как Питер опять насаживает червяка, Гинни в который раз удивилась, что они с Патриком взяли ее с собой. Она их об этом не просила. Неужели они заметили по ее глазам, как ей хочется принять участие в их приключениях? Какие же они славные мальчики, если они это поняли и потому пригласили ее с собой.
Гинни не знала точно, что побудило детей изменить к ней свое отношение, но с того вечера, как она почистила рыбу, они все меньше отгораживались от нее. Они все еще опасливо приглядывались к ней, все еще раздражались, когда видели, что она не умеет делать самых простых, как им казалось, вещей, но постепенно начинали к ней относиться как к своей. Сегодня утром они прямо-таки торжественно, словно исполняя ритуал, привезли ее в пироге к потайной заводи. Никто не знает про это место, шепотом сказали они ей, снимая укрытие из веток с ялика, даже Раф не знает. Он не разрешает им уезжать далеко от дома, но рыба-то лучше ловится не в протоках, а на самой реке.
– Ну-ка попробуйте еще раз.
Гинни взяла у Питера удочку и забросила наживку в воду. Чтобы доставить удовольствие Питеру, она внимательно глядела на поплавок, хотя была уверена, что все равно ничего не поймает. Потом стала оглядываться по сторонам и вдруг узнала окрестности.
– Я знаю, где мы, – вслух подумала она. – Это плантация Аллентонов.
По крайней мере раньше здесь была плантация Аллентонов. Гинни вспомнила слова Мисси о том, что Аллентоны продали плантацию и уехали и что теперь здесь новый хозяин.
Гинни внимательно вгляделась – может быть, удастся увидеть этого нового хозяина? Но ей был виден только строящийся дом. Собственно, дома еще не было, но фундамент уже был заложен, и на нем стоял деревянный каркас дома. Сейчас там никто не работал, видимо, строительство на время приостановили.
Вглядевшись, Гинни поняла, почему рабочих сняли со стройки. После вчерашнего ливня у них прорвало дамбу, и все работники занимались ее починкой. Нельзя же допустить, чтобы поля затопило и сахарный тростник погиб перед самым сбором урожая.
Гинни с удовольствием вспомнила, какое это всегда было радостное время в Розленде и какое беспокойное. Если урожай выдастся обильным, будут новые платья, будут пикники и праздники. От хорошего урожая зависит благосостояние всех – от хозяина плантации до самого убогого раба, и все изо всех сил старались сберечь поспевающий сахарный тростник.
Но все-таки случалось, что урожай погибал. Ранние заморозки, гроза не вовремя или просто слишком раннее или запоздалое сжигание стерни – любой просчет грозил хозяевам разорением. Гинни смотрела на копошившихся на дамбе людей. Издалека они были плохо различимы, но один выделялся из всех. Он жестами рассылал людей в разных направлениях, и, хотя одежда на нем была бедной, у него была хозяйская повадка. Видимо, это надсмотрщик, решила Гинни, человек, который отвечает за урожай. Ее не удивило, что он и сам работал не покладая рук, копал ямки, таскал мешки с песком. Она понимала, что сейчас дорога каждая минута и каждая пара рук. Если он сбережет урожай, его должности останется за ним. Если урожай погибнет, ему останется только уложить свои вещи. Гинни вспомнила, сколько надсмотрщиков в свое время уволил ее отец. Нет, этой работе не позавидуешь. Она по опыту знала, что бедного надсмотрщика редко хвалят за, успех» но, всегда винят за неудачи.
Удивительно, как слушаются его рабы, буквально на лету подхватывая его приказания. Ему не требуется подгонять, их плеткой. Глядя на его уверенную манеру держаться, Гинни подумала, что в этом человеке есть что-то знакомое.
– Ох! – вдруг сообразила она и дернула Патрика за рукав. – Слушай, вон тот надсмотрщик Я поле, – это не Раф?
Патрик посмотрел, куда она указывала, и его глаза расширились от удивления, которое тут же сменилось паникой, – Питер, вытаскивай шест! – крикнул он хватаясь за весла, – Надо сматываться, пока Раф нас не заметил.
Их бегство было таким стремительным, что Гинни едва у спела вытащить свой шест. Патрик греб как шальной, не говоря ни слова. Питер тоже не пытался нарушить неловкое молчание.
Гинни задумалась. Так Раф работает надсмотрщиком на бывшей плантации Аллентонов? Тогда неудивительно, что он всегда приезжает такой усталый и озабоченный. Эти поля не обрабатывались уже несколько лет. Ему, видимо, пришлось начать все сначала, заново вспахать землю, купить и посадить новые черенки тростника. Неудивительно, что он так легко выходит из себя, после трудного дня ему нужно тепло, нужна приветливая улыбка, а не бесконечные, споры и жалобы.
Гинни вспомнила, с какой тоской он говорил о том, что хочет иметь собственную землю, иметь дом, который у него никто не сможет отнять. Это несправедливо, чтобы человек так много и упорно работал и не имел за это никакого вознаграждения. Как ей хочется как-то помочь Рафу! У нее нет своих денег, но у нее есть друзья, а у папы все еще остались связи. Неужели среди всех этих богатых людей не найдется ни одного, который согласится недорого продать пару акров земли? Гинни прикусила губу, вспомнив, что Рафу не удалось получить в банке заем.
Она все еще размышляла на эту тему, когда ялик зашел в потайную заводь и Патрик причалил его к берегу рядом с вытащенной на сушу пирогой. Оба мальчика выскочили вместе со снастью на берег раньше, чем Гинни очнулась от своих мыслей.
– Куда это вы так спешите? – спросила она, вылезая из ялика. – Может, кто-нибудь мне объяснит, по какому поводу вся эта паника?
Но никто ей не стал ничего объяснять. Мальчики укладывали вещи в пирогу, притворяясь, что не слышали ее вопроса.
– Почему вы так испугались, увидев Рафа? – продолжала расспрашивать их Гинни, подойдя к пироге. – Он что, запретил вам показываться на реке?
На этот раз ей не понадобилось ответа: по виноватым физиономиям она поняла, что угадала правильно.
– Почему он вам это запретил?
Питер посмотрел на Патрика, а тот произнес только одно слово:
– Папа.
Но этого слова было достаточно, Гинни все поняла. Ей стало страшно, когда она вспомнила, что за человек Жак Морто. Родная дочь была вынуждена выстрелить в него. Последнее время они жили так мирно и безмятежно, что она совсем забыла слова Гемпи о том, что Раф прячет детей в болоте. Когда она представила себе, что Морто их найдет, ей стало дурно от страха.
– Ваш дядя поручил мне заботиться о вас, – с укором сказала она. – Что я ему скажу, если с вами что-нибудь случится?
– Ничего с нами не случится.
– Ваш отец – опасный человек. Даже если бы я умела стрелять – а я не умею, – то из чего бы я отстреливалась? Из удочки?
– Не волнуйтесь, Гинни, – успокоил ее Патрик. – У нас есть мечи.
И он достал из мешка деревянный меч.
– О Патрик, но это же...
– У них волшебная сила, – с блеском в глазах продолжал Патрик. – Их заколдовал великий Мерлин.
Гинни кивнула и залезла в пирогу: она не хотела разрушать веру детей в волшебство. Пусть радуются своим фантазиям.
Но и успокоиться на этом она тоже не могла.
– А что, если вы забудете мечи дома? Или если ваш отец застанет вас врасплох?
– На этот случай у нас разработан план, – серьезно проговорил Патрик, работая шестом.
– Может, показать ей?
– Показать что?
Мальчики переглянулись, но ничего не сказали. Патрик старательно налегал на шест и скоро загнал пирогу в другую скрытую заводь. Они вытащили ее на берег, по-прежнему отказываясь отвечать на вопросы Гинни. Потом повели ее по едва заметной тропинке. Когда тропинка привела их на поляну, Гинни поняла, почему они ей ничего не говорили. Они хотели, чтобы она увидела сама.
Под деревьями, почти укрытое лианами и завесой бородатого мха, высилось трехметровое сооружение из досок и листов ржавого железа. Это и была их крепость.
– Осторожней, тут зыбучий песок, – сказал Патрик, показывая на поросший болотной травой участок земли. – А вон там, под папоротниками, – глубокая яма. А с другой стороны – ямы, которые мы вырыли сами. Но они не такие глубокие. Если кто-нибудь попадет в нашу яму, он из нее сумеет выбраться, но если в ту... В общем, ступайте осторожнее.
– Это здесь вы играете? – спросила Гинни, с ужасом думая, что они сами легко могут упасть в яму или ступить в зыбучий песок.
Они серьезно покачали головами.
– Здесь мы спрячемся, если на остров заявится папа, – терпеливо объяснил ей Патрик. – Все мы, даже Кристофер, знаем, что при первой тревоге надо бежать в крепость.
– У нас тут много еще разных западней, – с восторгом сказал Питер. – Между деревьями натянуты бечевки, привязанные к мешкам с землей, которые спрятаны в ветвях. Если папа заденет за бечевку, ему на голову свалится мешок.
Гинни была вынуждена признать, что они действительно неплохо подготовились на случай неожиданного появления Жака Морто. Все основательно продумано. Интересно, кто разработал этот план?
Как бы в ответ на этот вопрос в щели над листом железа показалась Джуди. В руке она сжимала камень. Позади нее виднелись Поль и Кристофер.
– Кто идет? – раздался суровый оклик.
– Это мы. Открывай.
Повернувшись к Гинни, Патрик показал на то место, откуда выглянула Джуди.
– Там у нас деревянный помост. Оттуда можно вести наблюдение. Идемте, посмотрите сами.
Они подвели ее к стене крепости, раздвинули лианы, и она увидела деревянную дверь. Изнутри слышалась возня: Джуди отодвигала засов. Наконец дверь открылась, скрипя на ржавых петлях. Гинни вслед за мальчиками вошла внутрь крепости и прямо-таки раскрыла рот, увидев, как там просторно. Крепость была как бы вписана в группу могучих дубов, но у детей, несомненно, ушло много труда на то, чтобы заполнить отверстия между стволами. Гинни не очень хорошо умела определять размеры на глаз, но она прикинула, что изнутри крепость была добрых девяти метров в ширину и около двенадцати в длину.
– Потрясающе! – честно признала она.
– Гемпи помогал нам ее строить, – сказала сияющая гордостью Джуди. – Он навесил дверь и привез все это железо.
– А Раф это видел?
Все пятеро покачали головами.
– Хватит ему других забот, – как всегда, за всех высказалась Джуди. – Мы сами можем о себе позаботиться.
– Патрик сделал нам мечи, – сказал Кристофер, размахивая маленьким деревянным мечом. – Он вчера закончил мой, и теперь я тоже солдат армии Джуди.
Дети стояли тесной группой, такие маленькие и такие отважные. Гинни вдруг захотелось схватить их всех в охапку и увезти далеко отсюда, туда, где им не смогут причинить зла люди, подобные Жаку Морто.
Джуди кивнула в сторону Гинни.
– Может, ты и ей сделаешь меч, Патрик? Она теперь с нами заодно.
С нами заодно. Эти слова пронзили Гинни, и она поняла, что она действительно солдат этой маленькой армии и будет сражаться за этих детей до последнего вздоха.
– Пусть будет нашей королевой, – с широкой улыбкой сказал Питер. – Добро пожаловать в Камелот, королева Гиневра.
Поль кивнул.
– Теперь нам не хватает только короля.
Эти слова подали Гинни мысль, теперь она знала, как отпраздновать день рождения Рафа так, чтобы даже Джуди была довольна.
– Послушайте, что мне пришло в голову, – с улыбкой сказала она детям.
Понадобится немного выдумки и много труда, но зато Раф поймет, как много он для них значит.
И тогда... может быть, тогда им удастся убедить его проводить на острове больше времени.
Поздно вечером Раф поднялся по ступеням крыльца – с таким трудом, словно ему было по крайней мере восемьдесят лет. Какая же выдалась долгая и трудная неделя! Дамбу они починили, поля практически осушили, но из-за того, что на них свалилось столько непредвиденной работы, они опаздывали с приготовлениями к уборке урожая, до которой оставалось всего две недели. Раф опасался, что они не успеют сделать все, что нужно, даже если будут работать днем и ночью.
В доме слышались голоса. Раф остановился, бессильно сгорбившись. Господи, за работой он совсем забыл про их турнир! И как набраться духу и сказать им, что он не сможет на нем присутствовать?
Ничего не поделаешь! Дни становятся все короче, ночи длиннее, а ему надо еще привести в порядок мачете, научить нужным навыкам рабов, запустить сахароварню. Судя по стоявшей в последние дни погоде, заморозков можно не опасаться, но зато, если дать стеблям слишком разрастись в высоту, содержание сахара в тростнике может понизиться. Раф не нуждался в напоминаниях, как важно для него собрать хороший урожай.
Он стоял перед дверью, не решаясь ее открыть. С тех пор как его пригласили на турнир, он смог только три раза ненадолго наведаться домой, и при каждом посещении чувствовал атмосферу напряженных приготовлений. Ну как им объяснить? Турнир можно устроить и после, а сахарный тростник не станет ждать.
Из-за двери доносился запах свежеиспеченных булочек, напомнивший Рафу, что он не ел весь день. Он толкнул дверь и увидел, что вся его семья собралась на кухне. На душе у него вдруг стало легко, и он забыл и про сбор урожая, и про турнир. Он ощущал одно: как хорошо вернуться домой!
Дети стояли в затылок, по очереди показывая Гинни вымытые руки. Осмотрев руки четырех старших детей, она кивнула, и они кинулись усаживаться за столом. Но Кристофер огорченно поплелся к тазику. К удивлению Рафа, остальные четверо терпеливо ждали, когда их братишка как следует вымоет руки.
Они все одновременно увидели Рафа и радостно закричали: «Раф приехал!» – но тот видел только Гинни. На ней было зеленое платье Жаннет, поверх которого она повязала фартук. Фартук был весь в муке, но Рафу она показалась невыразимо прекрасной. А когда она ему улыбнулась, у Рафа от счастья зашелся дух.
– Мы с Джуди нажарили рыбы, – сказала она, показывая на стол. – Поужинаете с нами?
Раф сам не понимал, что с ним происходит. Все смешалось: вкусные запахи, смех детей, атмосфера предчувствия праздника и главное – обуревавшее его влечение к этой женщине.
Не верь ей, предупреждал его едва слышный внутренний голос. Может быть, она и в самом деле изменилась, а может быть, ему хочется в это верить, потому что его так сильно к ней тянет. Нельзя забывать, что это Гиневра Маклауд, женщина, которая в совершенстве владеет искусством притворства. Сколько раз она доводила его до крайней черты возбуждения и в последнюю минуту отказывала ему! И он чувствовал себя дураком, и душу заполняло ощущение пустоты и ненужности.