Приходит дядя Коля к министру и говорит:
– Купите мне трактор. Хоть китайский. Я хочу картошку делать. До самой смерти людям буду картошку на тракторе делать. С утра до вечера. Нахуй мне Турция. Нахуй мне Венеция. Я буду целое лето дома баклажаны делать. И лук, и свинину. Ей-богу.
– Знаешь, сколько трактор стоит в наше время? Шесть тысяч восемьсот долларов! А ты шо думал? Если ко мне тут все начнут за тракторами ходить – страна к чертям разорится. Хрен тебе, а не трактор. Сам себе купи. Продай картошку, продай свинью и купи.
Танки генералу с увеличенной печенью покупают – а трактор дяде Коле не покупают.
Увеличенная печень у дяди Коли или нет – всё равно не покупают. Даже с камнем в жёлчном пузыре не покупают.
Но ведь как это так? Неужели только потому, что лампасы генерала красивее, чем спортивка дяди Коли? Неужели потому, что дизайнеры здесь тоже затупили? Да когда ж это кончится?
Смелая девушка Клава, вышедшая гулять в майке Агсл Ьу, подразумевает – так сказать, «по умолчанию» – что, чувак, разгадавший секрет майки, достоин того, чтоб эту девушку, извините, агсл. Типа игра такая. «Взрослая», без непоняток, лишних подружек, смеха над листочками. T-shirt blind date что ли.
Девушка, конечно же, должна быть очень храброй, практически безрассудной – неизвестно же, чем игра закончится. Тем более, что никто пока об этой игре не подозревает. Но кто не рискует, тот вщуытёе вкштл срфьзфшпту, так сказать.
По такому принципу можно делать майки и попроще. Скажем, Лшыы Ьу. Или Рун Рщ Дуеёы Пщ! Или ФИИФ. Или Шь Пфн.
Потным поздним июльским вечером мы с Марселем пили в центре города водку. Просто так пили, жарко типа.
Напротив нашей лавочки шла стройка, обнесённая временным забором из досок и синей полиэтиленовой мешковины высотой в человеческий рост. И в заборе том была дыра.
После очередного глоточка «зелёной марки» мне захотелось глянуть, что и как строят на главной площади города. Водка активизирует любопытство. Я подошёл и сунул голову в дыру с пыльными рваными краями. Стройка стройкой – бетономешалка, лопаты, кирпичи и вёдра.
Но – прямо перед моей сунутой в дыру головой, буквально в двух метрах стоял сторож. Седой грязноватый дядя – обветренное лицо, тяжёлый полусонный взгляд, сторожевая самоуверенность. Он не курил, не ходил, не работал – он просто стоял и смотрел перед собой. То есть прямо на меня.
И когда наши глаза встретились, сторож сказал:
– Я вас слушаю.
Серьёзным, медленным голосом.
Как врач. Целитель. Психиатр. Волонтёр Красного Креста.
Я улыбнулся ему. И пожал плечами.
– Ну шо там? – спросил Марсель, когда я вернулся.
Мне стало смешно. Представил, как сторож спрашивает: на что жалуетесь?
Но Марселю сказал правду. Стараюсь не врать.
Если б сторож спросил «на что жалуетесь?», я, как истинный ипохондрик, залез бы в дыру, чтоб обнять его.
И получил бы лопатой. Прямо по обнимающим миролюбивым рукам.
Нет, не надо лазить в дыры. Сторожа отдельно, ипохондрики отдельно.
Мы допили водку и… не помню, что было дальше. Рфззн утв, короче. Сори, клава переключилась. В смысле, хеппи энд. Проснуться утром дома – уже хеппи энд.
– Слушай, кофе есть? Свари кофе, я тебе щас всё объясню.
– Хорошо.
Чистый кофе варить неинтересно. В четырнадцать лет, когда в гормональной истерике я выбросил через окно игру «Юный химик», во мне надломилось что-то алхимическое. И с тех пор экспериментирую. В кофе подмешиваю корицу, тмин, базилик, розмарин, какао, мускатный орех, чёрный перец и ванильный сахар. Ну не всё сразу, конечно, а так, импровизирую.
Во время одной из юношеских пьянок, когда родители уехали, нехватку кофе я компенсировал кокосовой стружкой. Мать потом чуть не пытала меня, обвиняя в том, что варил наркотики.
А чтоб взбодрить полуночную компанию, бодяжу в кофеварке смесь: треть чёрного чая плюс плотно кофе. Пьяными рецепторами никто не выкупает, что кофе не чистый, а эффект – энергетики спрячутся, проверено на друзьях. Если позарез нужно встретить рассвет – самое то.
На мне была майка «The My Englisch Is Bed».
Я сделал её лет пять назад, текстильными фломастерами. Она уже поблекла и перешла в разряд ночнушек.
– Хорошо, расскажи тогда дураку про бабло чистой воды.
– А что, думаешь, такую майку нельзя продать?
– Продать всё можно. Сколько дашь?
– Да ладно, чувак, надо открыть магазин, понимаешь? Твои майки будем продавать.
– Кому?
– Как кому? Всем!
– Всем можно продавать водку, пиво и адидас с пумой. А на футболках навара не будет. Ну разве ещё травой приторговывать.
– Ну да, и плюс трава, почему нет? Так что, мутим бизняк?
– Бля, я же пошутил.
Футболочка и для мужчин, и для женщин.
В наше не всегда гетеросексуальное время прохожим придётся поморщить лобик, угадывая, что ты имеешь в виду.
При желании можно увеличить количество морщин на лбах прохожих. Добавив на спину ещё одну надись. Imagine Im not a girl.
Сигареты в некотором смысле объединяют.
Но только если куришь с друзьями, коллегами, попутчиками. Если же просят сигарету долбаки – разъединяют. Особенно если некрасивые долбаки.
Одной лишь никотиновой зависимости маловато для общности взглядов и вкусов. Мужчин наличие яиц тоже не всегда объединяет. Наличие в организме яиц объединяет скорее с теми, у кого яичники.
А вот трава в кармане – другое дело. Потому что объединяющий secret. Хотя вот опять-таки – secretорная функция желудка не объединяет. Потому что есть у всех.
Сближают людей те штучки, в которых присутствует подобие тайны, избранности и «врублённости». Ну, Harley Davidson там, виниловые диски, вегетарианство, ноябрьская водка в подъезде, лампасы, золотые зубы и доходы выше миллиона долларов.
Нет, миллионы тоже не сильно объединяют. Но тут уж я не знаток. Не сексолог.